Виктор ЧАНОВ: «Современный футбол – это уже бизнес»

В это слово укладывалось много черт, начиная от такого прагматичного понятия как надежность и заканчивая яркой виртуозностью. То, чем, собственно, и отмечался на поле вратарь киевского «Динамо» Виктор Чанов. Немало специалистов до сих пор убеждены, что в 80-х он был самым сильным голкипером в СССР, а в тени спартаковца Рината Дасаева оставался несправедливо.

21 июля Чанов отпразднует пятидесятилетний юбилей. После годового труда в ранге тренера вратарей, казалось бы, родного «Динамо», его больше не тянет к тренерской работе. Более того, от украинского футбола он «отворачивается».

— Видите, в гостиной у нас стоит плазменный телевизор? — говорит Виктор. — Смотрю по нему футбол. Но не наш, а исключительно поединки Лиги чемпионов, чемпионатов мира и Европы. Когда почувствовал, что такое украинский футбол изнутри, смотреть на него желание отпало надолго. Ну, разве матчи лидеров могу пересмотреть. К слову, моя жена была категорически против того, чтобы я возвращался в футбол. У нас из-за этого даже до скандалов доходило. Галя сразу говорила, что современный футбол не для меня. Потому, что это уже не футбол, а бизнес.

Я убедился, что это действительно так. Сразу попросил, чтобы мне набрали молодых украинских ребят, хотя бы десять человек. Отобрал бы из них пять или четырех, но сделал бы из них вратарей высокого класса. Но мне кого только не предлагали — бразильца, черногорца, болгарина — лишь бы не наших. «Зачем они мне в киевском «Динамо»? — спрашиваю. Меня удивляет, зачем искать таланты так далеко, когда их спокойно можно найти дома? Здесь никому ничего не нужно. Получается, гораздо легче привезти Бог знает откуда, чем готовить самим.

— Два года тому назад вы говорили, что постоянно мечтали о возвращении в футбол. Теперь, выходит, изменили мнение?

— Кардинально. Вот вам эпизод из нынешней динамовской жизни. Подходит ко мне человек абсолютно далекий от футбола, а особенно от вратарской школы, совсем не руководитель, а банальный «денщик» и говорит: «Тренер вратарей не может проводить тренировки, не надев бутсы». И что ты в этом понимаешь? И возмутительнее всего — кому ты это рассказываешь? Возьми почитай, сколько я сыграл, что я выиграл. Да и за примерами далеко ходить не нужно. Мой старший брат Вячеслав тренирует вратарей московского ЦСКА. Почему-то не в бутсах. При этом вратарь национальной сборной России Акинфеев, первые вратари молодежной, юношеской и юниорской сборных — его воспитанники.

— После долгой разлуки с профессиональным футболом нынешняя атмосфера в команде, по-видимому, стала для вас откровением?

— Все было откровением. Взять, скажем, современную динамовскую базу. Да, в сравнении с ней наша двухэтажная казалась бы сараем. Но и скромное здание было уютнее, более футбольным. Там мы всегда были вместе. Поэтому и коллектив у нас был в полном понимании слова. Теперь же ребята приехали, взяли ключи от номеров и замкнулись в себе. Видятся они лишь на тренировках и во время матчей. Все. Такую атмосферу здоровой не назовешь.

Да отношения между тренерами и игроками изменились. Футболист подписал контракт и при любой надобности может его тыкнуть наставнику. Это раньше Валерий Васильевич волевым решениям мог отправить недисциплинированного подопечного, куда подальше из «Динамо». Теперь же на претензии тренера есть один ответ: «Вот условия моего контракта. Будьте добры их выполняйте». Вот недавно держал в руках журнал Viva. На обложке — Шовковский с голым торсом, с бокалом вина в руке. Жена меня спросила, что было бы, появись я на страницах прессы в таком виде лет 30 назад. По-видимому, поднимал бы из низов одну из команд далекой Сибири (смеется). Но была дисциплина, было взаимоуважение, была и команда.

— Вам, человеку со старой закалкой, по-видимому, хотелось дать нахалам «по шеи»?

— Ну, надавать — нет, а штрафовать приходилось. И штрафовал существенно, особенно Рыбку. Что поделаешь, когда человек не понимает, когда с ним спокойно разговариваешь? Говорю Саше, что у него лишний вес, а он как будто не замечает. Отвечает, что, дескать, у него «такая конституция тела». Да, я знаю, что у него родители, скажем так, далеко не миниатюрные. Но у меня старший брат Вячеслав тоже всегда был склонным к полноте. Но он знал, когда и что ему можно есть. После семи вечера — ни крошки в рот. Иногда брат задыхался, так хотел пить, но не позволял себе стакан воды — знал, что на утро будет сто лишних граммов. Поэтому Слава и играл на высоком уровне, в основном составе до возраста 41год.

А Рыбка не хочет себя дисциплинировать. Когда терял деньги, то дулся на меня. «Ты на себя дуйся, — говорю. — Я же тебе все несколько раз объяснял, перед тем, как штрафовать. Я же тебе помочь хочу. Хочу, чтобы ты заиграл, чтобы зарабатывал деньги, пока молодой. Но ты не хочешь. Пойми, пока ты не приведешь себя в порядок, никто тебя в ворота не поставит». Пять-семь лишних килограммов! Такое впечатление, что человек стоит в воротах с рюкзаком. Бывало такое, что Саша сыграл вечером игру, а на утро взвешивается — плюс пять килограммов! «Ты что ночью гвозди ел?!» — спрашиваю.

— Должен заметить, что ваше сегодняшнее телосложение почти такое же, как лет 20 назад, на футбольном поле…

— Дело в том, что брат своим строением тела пошел по отцовской линией, а я — по маминой. У Вячеслав структура более мощная, нежели у меня. Но он это всегда учитывал. Я же, открою вам тайну, в последние годы выступлений за «Динамо» почти не взвешивался. Врачам было просто не интересно. Один день у меня плюс 100 граммов, на следующий — минус 100. Даже теперь, через 17 лет после завершения карьеры, у меня по сравнению с игровым весом добавились всего полтора килограмма. Это при том, что ем я очень хорошо. Конечно, форму поддерживаю. Дважды в неделю играю в футбол, еще один день занимаюсь в центре фитнеса. Мне этого достаточно.

— В футбол играете с азартом или так, чтобы побегать?

— Но что вы? Дерусь за каждый мяч. Дело в том, что я очень не люблю проигрывать. Причем не в воротах стою, а играю нападающим. У нас есть такой закрытый спортивный клуб «Фортуна». Туда ходят народные депутаты и бизнесмены. Конечно, там люди не владеют высоким мастерством, поэтому часто не успевают… Вместо того, чтобы выбить у меня мяч, бьют по ногам — желание же много. Жена говорит, что столько травм как в сегодня, у меня не было все время спортивной карьеры.

— Вы в настоящий момент опять бизнесмен?

— Да. Когда вернулся в футбол, то поручил свою компанию на год компаньонам. Теперь опять ее возглавил. Причем по возвращении начал заниматься бизнесом с особенным рвением.

— Вы много раз публично клялись, что бросите курить…

— Это я, скорее, сам себя утешаю. Может, после 50-ти удастся, наконец, избавиться от этой губительной привычки. Вообще, курю более 30 лет. Хотя, вообще-то, начал я поздно. Ведь обычно папиросу к рту подносят еще в школе. Я впервые попробовал, когда в составе молодежной сборной СССР поехал в Италию. Помните, тогда были такие продолговатые коричневые сигареты «More»? Попробовал их — и так на всю жизнь. Потом приходилось от тренеров прятаться. У нас же в «Динамо» самые дорогие в мире папиросы были. Увидит Васильевич (Лобановский — Авт.), что кто-то курит — штраф 200 рублей. Правда, на глаза тренеру почти никто не попадался. Лобановский знал, что курят почти все, но делал вид, что не замечает.

— Это, конечно, шутка. Не курили Евтушенко, Балтача, Беланов, Рац, Яремчук, Буряк.

— А к спиртному как относились?

— Не поверите, но к водке, виски или коньяку у нас в команде почти все были безразличными. Что действительно любили, так это шампанское. Его пили на все праздники. Но как пили? Не так, чтобы упиться, а умеренно, как говорится, для хорошего настроения. Учтите также, что тогда и ресторанов по Киеву было чрезвычайно мало.

— Да и те, наверное, были под контролем Михаила Комана (помощника Лобановского — прим.ред.)...

— (Смеется). О, Михаил Михайлович у нас был еще тот чекист! Он на меня постоянно обижался: «Йольки-пальки, почему я тебя ни разу не поймаль? Я всех льовил, а тебя — нет. Я знаю, что ты куришь, а ни разу не видел». «Не знаю, — отвечаю. — Я не курю, и все». Другие ребята действительно погорели. На утро все стояли «под козырек» у Лобановского. Особенно беспощадно Михаил Михайлович боролся с холостяками. Им всем дали квартиры на улице Урицкого. Так Коман мог в одиннадцать вечера проехаться по их жилищам — проверял, чем они занимаются. Конечно, по молодости ребята обижались.

— Вы до сих пор считаете вратарей «существами, проклятыми Богом»?

— Это я не сам выдумал, а процитировал знаменитого чешского вратаря Иво Виктора. Он сказал, что там, где мы стоим, не растет трава и все друзья поворачиваются к нему спиной.

— В прямом понимании — да. А в переносном бывало?

— Нет. У нас к ошибкам относились с пониманием. Кто бы как не ошибся, у нас проигрывала всегда команда в целом, а не какой-то отдельно взятый игрок. Так нас приучил Лобановский. Он и сам говорил: «Мы проиграли». Да, потом, при закрытых дверях, на базе тренер мог указать на ошибки. Но публично — в любом случае. Даже после того курьезного случая в 87-ом, когда я в матче с шотландским «Рейнджерсом» бросил мяч в спину Балтаче и соперники забили нам гол, никто не упрекнул. Такое иногда с каждым бывает. Лобановский мне вспомнил тот эпизод дня через три. Да и то, вызвав к себе в кабинет, спросил, как я себя чувствую психологически. Там без каких-либо объяснений было видно, что виноват  я. «Ну, все, давай забудем. Не было!» — сказал тогда Васильевич.

Если не ошибаюсь, это вообще был единственный курьезный эпизод в моей карьере. Поэтому его до сих пор все помнят. Правда, мог быть еще один курьез. Мы играли на выезде с минским «Динамо». Внешне «поляна» выглядела идеально. Но становишься на нее шипами — чувствуешь бугорки. Лобановский же все говорил защитникам, никогда не отдавать мяч вратарю в створку ворот. Олег Кузнецов в Минске так и отпасовал. Мяч перескочил мне через ногу и пролетел в сантиметрах от стойки.

— Вы тяжело переживали неудачи? Шовковский, например, после ляпсусов, такое впечатление, по полгода до себя приходит…

— Откровенно говоря, мне волноваться было просто никогда. Утром просыпался и, хочешь-не-хочешь, а на следующий матч переключаешься.

— (Почему же? Иногда бывало, что ночью заснуть не мог, — добавляет жена Виктора — Галина, которая слушала наш разговор со стороны.)

— Вы всю жизнь мечтали об открытии вратарской академии Чановых. В разное время говорили о том, что ее вам помогут открыть то в Москве, то в Киеве при «Динамо».

— Такая академия в нашей стране очень нужна. Не хочу быть категорическим, но сегодня действительно хороших вратарей в Украине очень мало. Тот же Рыбка в настоящий момент в таком возрасте, в котором я уже выступал за национальную сборную СССР. Если его кто-то до сих пор считает молодым и перспективным, то простите… Я свой первый матч в основном составе донецкого «Шахтера» сыграл в 19 лет. И где? В Тбилиси, в ситуации, когда «Шахтер» шел на втором месте, а грузины — на третьем. Проигрывать мы не могли. И ничего, выстоял.

Для того, чтобы у нас появлялись сильные вратари, нужная специализирована вратарская школа. Создать ее можно лишь на государственном уровне, разработав государственную программу. Или же найти людей, готовых вложить в это дело свои деньги. И потерпеть, потому что мгновенной прибыли здесь не будет. Лишь через пять-шесть лет школа может выпустить действительно классных вратарей.

Относительно обещаний, о какие вы вспоминали. Да, я разговаривал с Игорем Суркисом о создании академии перед тем, как стать тренером вратарей «Динамо». Он дал предыдущее согласие. И на этом все закончилось. В Москве все также ограничилось уровнем болтовни. Мы с братом обмолвились, что хотим создать академию своего имени. Только что сказали об этом, как Вячеслав через неделю говорит: «Позвонил по телефону человек из Владивостоку и спросила, когда привозить сына». Меня вообще удивляет, что с переходом футбола на коммерческую основу историю начали забывать. Как не как, а династия Чановщиков, как оказался, единственная в мире вратарская династия (отец Вячеслава и Виктора Виктор Гавриилович в 50-ые годы выступал за московский ЦДКА — прим.ред.).

— О чем говорить, если даже 60-летие покойного капитана «Динамо»-1975 Виктора Колотова прошло молча.

— А это в настоящий момент нормально, не удивляйтесь. Скажу вам даже больше. Я был ужасно поражен, когда недавно смотрел документальный фильм о киевском «Динамо». Так вот там вообще были забыты 80-е годы. Их как будто не было в истории клуба! Сначала рассказали о 1975 годе, а потом сразу перешли к 90-м. Но то же абсурд! Как бы то ни было, мы выиграли Кубок кубков 1986 года, в 1988-ом сформированная на базе «Динамо» сборная СССР стала серебряным призером чемпионата Европы. Как бы кто-то не пытался выбросить этот период из истории — людей не обманешь. А выбросить его желающих достаточно.

— Почему?

— Потому что в 80-х некоторых людей не было у руля клуба и они не причастны к его победам. 70-е еще, как будто, далеко, потому о них немного поговорить можно.

— Виктор, думаете, ваша карьера сложилась бы и без «Динамо»?

— Трудно сказать. Факт, что в «Динамо» я пришел уже готовым мастером. На то время я уже успел дебютировать в составе сборной СССР. Тогда меня московские «Спартак» и «Торпедо», ленинградский «Зенит» к себе звали. А из «Пахтакора» мне едва не чемоданы с деньгами возили, лишь бы я к ним в Ташкент переехал. Лобановский же за мной лет шесть гонялся. Он немногим столько раз предложения делал. В итоге я оказался в Киеве. И, признаться, быстро вошел в коллектив. Фактически изменилась только вывеска, потому что почти всех ребят я уже по молодежной сборной СССР знал. Из Балтачей, Балем, Бессоновим, Демьяненко, Евтушенко мы играли вместе, начиная с юношеских команд. Когда же мы выиграли молодежный чемпионат Европы 1978 года, то девять игроков сразу перевели в первую сборную Союза.

— Впрочем, там вы постоянно были в тени Рината Дасаева. При этом вас немало специалистов и до сих пор оценивают выше.

— Понимаете, в футболе также политика замешена. Кто-то был заинтересован, чтобы в составе сборной СССР не было одиннадцати киевлян. И Лобановскому, чтобы ему не мешали создавать такую сборную, которую он хотел, нужно было считаться с указаниями сверху.

— Правда, что в канун 1/8 финала чемпионата мира 1986 года было тайное голосование, где игроки высказались за то, чтобы в воротах был Чанов, а не Дасаев?

— Правда. Лобановский часто практиковал похожие голосования — и в «Динамо», и в сборной. Перед ответственными матчами каждому игроку после завтрака давали листочек и мы писали свой вариант состава. Валерий Васильевич часто прислушивался к мнению коллектива, однако в Мексике все равно поставил Дасаева. Потом, после матча Никита Павлович Симонян, который был помощником Лобановского, подошел ко мне и извинился. А такое бывало очень редко.

— А Валерий Васильевич не извинялся?

— Валерий Васильевич — специфический человек. Конечно, я немного пообижался, но со временем успокоился.

— На протяжении четырех лет вы играли за рубежом — в Израиле. Впрочем, кажется, был шанс выступить и в более сильном чемпионате.

— Первым предложили подписать контракт представители «Маккаби» из Хайфы. Тогда решил, что предложение неплохое. Подписал соглашение и, как оказалось, поспешил. Это как на базаре — выставили вещь, ее увидели и начинаются торги. Проблема лишь в том, что товар под названием «Чанов» был уже продан. Через три дня после подписания контракта из «Маккаби» мне предлагали перейти в «Манчестер Юнайтед». Также были предложения из Германии, от шотландского «Рейнджерса». Но я ни о чем не жалею. Признаться, когда ехал в Израиль, то думал, что буду там отдыхать. Тогда у нас же сложился стереотип, что футбола там, в сущности, нет. Но отдохнуть не удалось. Футбол там очень специфический. Если случается, что одна команда ловит кураж и давит соперника, то набить ему могут «полный мешок». Не раз приходилось спасать «Маккаби» от поражений. Впрочем, я не жалюсь. Да и семья осталась довольной.

— (Конечно! Четыре года — как у Бога за пазухой, — комментирует Галина Чанова)

— Странно. Там же в начале 90-х была война.

— Признаюсь, было очень страшно, когда впервые услышали сирену. До этого что-то похожее видели лишь по телевизору. Потом, когда возвращались домой в квартиру на Крещатике, ночью срывались от гуденья троллейбуса. Инстинкт усвоился…

— (В Израиле первых года два-три от этого звука сразу тряслись руки, а тело покрывалось холодным потом, — говорит Галина. — Тогда поняла фронтовиков, которые говорили, что звуки взрывов остаются в подсознании на всю жизнь.)

— Но хватало и смешных случаев, связанных именно с войной. В Израиле в день памяти в десять утра сирена на протяжении минуты звучит в одной тональности. При этом все люди должны остановиться, выйти из машин и молча постоять. Я об этом обычае как-то забыл и сказал сыну, чтобы выгулял собаку. Через несколько минут Вадим прибегает с поводком, а собаки нет. Я испугался: у нас же тогда ротвейлер был. Думаю, ну, в сейчас начнет бегать по Хайфе! Но через две минуты собака сама прибежала домой. Понимаете, человек так испугался, что прибежал на две минуты быстрее собаки!

Но и это еще не все. На время войны в каждой квартире была оборудована комната, где окна были загерметизированы, заклеенны полиэтиленом, скотчем — своеобразное бомбоубежище. Во время тревоги люди были обязаны забежать в эти комнаты и надеть именные противогазы. Сидели до тех пор, пока не дадут отбой. Так вот собака сразу со двора забежала в эту комнату. Оно и не удивительно, ведь был май, а война закончилась лишь два месяца тому назад.

Но хуже всего для иностранцев было то, что сигналы об отбое сначала давали лишь на иврите. Так иногда сидели там до семи утра, пока не позвонили по телефону переводчику и тот сообщил, что выходить можно было еще в 12 ночи. Андрей Баль рассказывал в этом контексте еще одну смешную историю. «Сижу в противогазе, — говорит. — А курить хочется. Так я ключ вытяну и в отверстие курю». Лишь спустя некоторое время сообщения начали передавать на разных языках, в частности, на русском.

Установки «Петри» у нас стояли в ста метрах от дома. Когда они действовали, в доме все гудело и звенело. Сначала было жутко. А затем привыкли. Со временем я оставлял противогаз у главного тренера. Тот звонит по телефону и говорит: «Витя, ты забыл противогаз». «Но, хрен с ним, пусть лежит» — отвечаю. «Как?!» — не понимал тот. Потом забросил себе тот противогаза в багажник машины и больше не вынимал. А вообще было очень опасно. Особенно потому, что в Хайфе находился самый большой нефтеперерабатывающий завод Израиля. А в него постоянно целились. Однажды ракета не долетела до завода 300 метров. Если бы попала — Хайфа была бы стерта с лица земли.

Также был случай, когда мы из Балем встречали жен после поездки в Грецию в аэропорту «Бен Гурион». И, вдруг, толпа, ни с того, ни с сего, начинает разбегаться в разные стороны. А мы с Андреем остаемся посреди огромной площади. «Что-то мне не нравятся эти пробежки» — говорю. «Да тут все машины пустые» — отвечает Баль. Вокруг — ни души. Все в убежищах. Мы стоим с сигаретами и спокойно наблюдаем за тем, как летит ракета, а «Петри» ее сбивает. Даже немного разочаровались, что все быстро закончилось (смеется).

— Что говорили об «авантюрной» поездке ваши родные?

— Звонили по телефону ежедневно, волновались. Даже из посольства нам предлагали посодействовать с переездом. Но мы оставались. Вот литовец Славик Сукристов решил не рисковать. Может, правильно, потому что у него тогда ребенку было всего полгода.

— Говорят, что вы были знакомые с тогдашним израильским премьером Ицхаком Рабином.

— Он со мной встречался во время предвыборной кампании. Там нонсенс был. Согласно последним опросам, самым популярным в Израиле был футболист Чанов, а премьер Рабин — на втором месте. Однажды приезжаю утром на тренировку, а тренер — Шлемо Шарф — говорит: «Ты сегодня свободен». «Как свободен?» — удивляюсь. «Езжай домой, надевай галстук, костюм. С тобой премьер хочет встретиться, — говорит Шарф. А после паузы добавляет: «А меня с собой возьмешь?» «Поехали» — говорю. Шлемо мне все время говорил, что он сибиряк. Дело в том, что его родители — репатрианты, их действительно когда-то выселили в Сибирь, ну и сын жил с ними там с трех лет. Так вот, мы с Рабином долго разговаривали, где-то полтора часов.

Все это транслировалось по телевидению. И Шлемо тоже, конечно, попал на телеэкраны (смеется). Вообще, Шарф очень интересный человек. Вспоминаю, в 91-ом году прилетели мы в немецкое местечко Руйт, где «Динамо» всегда проводило тренировочные сборы. Встретили там Шлемо, а он: «Вай, катастрофа, Виктор! Война!» «Где война?» — спрашиваю. Тот включает кадры московского путча. «Но это не война» — отвечаю.

— Нет, мы с пониманием относились друг к другу. Хотя, вспоминаю, в 1986-ом Володя Безсонов вел записную книжку, из которой мы узнали, что дома основные игроки «Динамо» на протяжении года были всего 38 дней! Жены динамовцев были настоящими хозяевами домов. Могли починить что угодно!

— Что правда, то правда, — подтверждает Виктор. — Однажды я пытался фильтр в кране починить. Так Галя смотрела-смотрела на мои потуги, а потом отогнала: «Давай. Я сама!» И быстро починила!

— В то время все семьи были крепкими, — продолжает Галина. — Мы много общались между собой, все понимали мужей, а те были верными своим половинкам. Парадокс в том, что распались много семей динамовцев 80-х уже после того, как мужья закончили играть.

— Меня как-то встретил знакомый и так осторожно спросил: «А ты еще с Галей», — дополняет Виктор. — «Да, — говорю. — А с кем я еще должен быть?» «Фух! Как там Галя? А то у вас уже многие развелись».

— Анатолий Демьяненко дополнил статистику 86-го суммарным часами пребывания динамовцев в воздухе. Вышло девять суток. И прибавил, что больше всего боялись летать Чанов и Михайличенко.

— Я вам расскажу о тех, кто не боится, одну интересную историю, — опережает мужа Галина. — Однажды Витя попросил Валерия Васильевича, чтобы тот взял меня с командой в самолет на Донецк. Я хотела родителей увидеть. Лобановский сделал исключение, ведь обычно «баба на корабле» — это для него было катастрофа. Да и то Васильевич согласился только потому, что Витя его заверил: «Галю вы увидите только в аэропорту. В самом самолете она исчезнет». «Ну, хорошо» — пробрюзжал тот. Воздушное же пространство перед Донецком имеет свои особенности. Из-за того, что там степная зона, там даже при безоблачном небе существует воздушный ветер. Он настолько сильный, что самолет двигается с большими трудностями. Так вот, когда мы подлетали в Донецк, начались такие колебания. Хорошо, что был опытный донецкий экипаж! И все, без исключения, динамовцы, в том числе, и те, кто якобы не боялся, крепко ухватились за сидение и застыли. А я спрашиваю: «А вы думаете, если будете так держаться, то поможет?» «Молчи, Галка» — только и выдал побелевший от страха Заваров.

— Понимаете, как оно есть? — говорит Виктор. — Чем больше ты летаешь, тем больше узнаешь о самолетах, тем больше боишься. Я больше всего боялся через океаны летать. Даже не знаю, почему. А Заваров же как летал? Мы смеялись, что он управление на себя брал — подлокотниками повторял каждое движение самолета. Но это все были пустяки. Вспоминаю Мишу Ана из Ташкента. Так тот боялся самолетов панически. Наши сидения — это были цветочки. Миша становился белым еще до того, как самолет поднимался. Однажды, когда мы вылетали в составе молодежной сборной, Ан сидел рядом со мной. Я его успокаивал, а сзади поднялся Федоров, уже, к сожалению, покойный. «Миша, — говорит. — Если тебе написано разбиться, то ты разобьешься. Если же должен жить, то будешь жить».

Кто бы мог подумать тогда, что самое страшное и произойдет. Миша Ан разбился вместе с «Пахтакором» в 79-ом под Днепродзержинском. Причем при драматичных обстоятельствах. Тогда он был травмирован и на очередной матч в Минск мог не лететь. Но тренер команды Олег Базилевич попросил Мишу, как капитана команды, поддержать партнеров. У Михаила же как раз жена должна была рожать. Ан спросил ее, можно ли полететь в Минск. Жена согласилась (но кто-либо на ее месте согласился бы!) Можете себе представить, что творилось у нее в душе, когда самолет с ее мужем разбился. Второй сын так никогда отца и не увидел.

— Виктор, когда-то вы говорили, что мечтаете построить дом, в котором бы вместе собрались ваши родители и родители жены, брат с семьей… Дом, в котором бы жил ваш сын Вадим.

— Мечта осуществилась. Такое жилье мы построили в Боярке. Точнее, не один дом, а для каждой семьи отдельно, но все рядом. Кроме брата, который живет в Москве. Поэтому теперь можем постоянно собираться вместе, отдыхать. Жаль, что моего отца уже два года с нами нет.

Иван Вербицкий