Ровно 35 лет назад началась тренерская карьера одного из лучших украинских футболистов, нынешнего главного тренера сборной Украины Михаила Фоменко. К этой дате бывший игрок киевского «Динамо» дал обстоятельное интервью изданию «Бульвар».
— Михаил Иванович, признайтесь: детство часто вы вспоминаете?
— Ну, разве что если случай выпадает какой-то, который оглянуться назад заставляет.
— Оно у вас тяжелое было, послевоенное?
— Да, потому что... даже не время тому причиной, а то, что родители разошлись. Судьба так распорядилась, что родился я в 48-м году, а брат мой, родной по отцу, — в 51-м: между этими датами и произошел развод — мать со мной на руках осталась, а отец другую семью завел, и так продолжалось, пока лет восемь мне не исполнилось (в этом возрасте Миша потерял мать, которая умерла молодой, и отец забрал его к себе в Сумы. — Д. Г.).
— Пацаном вы о чем-то мечтали?
— Естественно — этот возраст, наверное, для того человеку и дается.
— До какого же предела ваши самые смелые фантазии простирались?
— Ну, как обычно... Сначала летчиком стать решил, как тогда модно и престижно было, потому что наш дом неподалеку от гражданского аэропорта находился. Впрочем, в то время сугубо цивильным он не был — его и военные использовали. Естественно, очень много различных самолетов вокруг пролетало, и это подстегивало.
— Ну, «летчиком» вы стали — налетали много...
— Да, только без диплома (смеется). Летчиком-любителем, в общем-то...
— В начале 70-х в Ворошиловграде, ныне Луганске, футбольная команда «Заря» громко о себе заявила, которая под руководством Германа Зонина в 72-м году чемпионом Советского Союза стала, — для провинциального коллектива в то время случай уникальный! Сегодня уже можно сказать, что такого успеха достичь удалось благодаря тому, что первый секретарь обкома партии Владимир Васильевич Шевченко очень любил футбол и игроков дополнительно стимулировали, хотя, по большому счету, это уже большого значения не имеет — исторический факт важен. Вы из «Зари» перед триумфальным 72-м годом ушли, поэтому чемпионом СССР тогда так и не стали — сожалели об этом?
— Нет — наоборот, рад за ребят был, с которыми мы вместе трудились, и мне, кстати, как-то в этом плане везло, потому что в хорошие клубы всегда попадал. В «Заре» два года мы проработали — на третий команда чемпионом СССР стала, а в киевское «Динамо» я в декабре 71-го (считайте, в 72-м) пришел, и через год мы также первыми финишировали.
— Золотые медали «Зари» вы заслуженными считаете?
— Это хорошая команда была, игроков по человеческим и профессиональным качествам тщательно отбирали, и футболом мы жили.
— Народная любовь к «Заре» большая была и искренняя, а вы геройским парнем себя чувствовали?
— Ну, поскольку я только из сумского «Спартака» туда перешел, то поменьше: как вновь прибывший глаза местным болельщикам еще не намозолил. Наоборот, это они ко мне привыкали, а так, естественно, где бы мы ни появлялись, болельщики от души приветствовали нас, благодарили.
— Многие футболисты из провинции, которые, как и вы, выдающимися мастерами в киевском «Динамо» стали, признавались мне, что идти сюда боялись, робели — понимали, что уровень здесь высочайший и они могут на вторых, а то и третьих ролях оказаться, тогда как дома первыми парнями на деревне были. У вас, когда в «Динамо» вы шли, коленки, простите, не тряслись?
— Нет, и я свои слова проиллюстрирую. Вы же представляете, чем были тогда Коммунистическая партия, первый секретарь обкома, секретарь ЦК?
— Конечно...
— Ну так вот, когда в Ворошиловграде узнали, что в «Динамо» меня приглашают, с местным руководством разговор состоялся. Мне сказали: «Решение только от тебя будет зависеть, и если не хочешь, не поедешь, а если хочешь — удерживать не станем». — «Хорошо, — я ответил, — тогда остаюсь», но недели две спустя в сопровождении одного из секретарей обкома я был в Киев доставлен и секретарю ЦК сдан...
— ...из рук в руки...
— Именно.
— Ваш первый динамовский наставник Александр Севидов хорошим тренером был?
— Вопрос некорректный, потому что, как коллега о коллеге, говорить о нем ни что-то плохое, ни слишком хорошее я не могу. Отвечу так: как тренер и как человек мне он нравился.
— В 73-м году за три тура до окончания чемпионата СССР его сняли — он поплатился за то, что в финальном матче Кубка Союза с ереванским «Араратом» с заменами не угадал? Напомню: вместо активных Блохина и Буряка на поле Севидов защитников Зуева и Кондратова выпустил, в результате чего, выигрывая за две минуты до конца матча со счетом 1:0, киевляне со счетом 1:2 проиграли...
— Если честно, мне и тогда о таких вещах сложно было судить, и сейчас, потому что детали мне неизвестны, а людей, тренеров в ту пору менявших, в живых уже нет. Ну смотрите: 72-й год, вы же прекрасно понимаете: если «Заря» чемпионом стала, значит, мы и Кубок могли взять. Не взяли... Нет, не Севидов был виноват, и я, например, в одном из эпизодов, приведших к голу в наши ворота, маху дал, а в результате... Тогда, как и сейчас, впрочем, особо не разбирались — обвинили прежде всего тренера, команда которого надежд в борьбе за Кубок Союза не оправдала. Плюс золотые медали упустили.
— «Арарат» и то, и другое выиграл, то есть все было логично?
— Да, тем более на сцене появился тогда (о нем много уже говорили) Валерий Васильевич Лобановский — наверное, какие-то предварительные разговоры с ним руководством на эту тему уже велись.
— Ровно 40 лет назад, в 74-м году, два новых наставника в Киев пришли — Валерий Лобановский и Олег Базилевич: один из «Днепра», второй из «Шахтера», причем оба — и это для советского футбола было в новинку — позиционировали себя как главные или, по терминологии того времени, старшие тренеры. Они по так называемой модели Зеленцова работать начали, и сразу команде супервысокие нагрузки предложили, которых советские футболисты тогда, в принципе, не испытывали. У ребят, у вас, в частности, протест это вызвало?
— Поначалу нет — напротив, тренировались мы с удовольствием, потому что нам объяснили, для чего это все нужно: все-таки одно дело заставлять футболиста что-то выполнять, а другое — убедить его в том, что это необходимо. Естественно, процесс пошел — тем более команда уже была готова, как следует укомплектована...
— Севидовым?
— И им в том числе. Что-то еще до него Виктором Масловым было заложено, но это, как говорится, сработало вовремя, плюс тренеры — они же не рядовые были, а именитые. Более того, после установочки, перед выходом на матч мы искали себе местечко, чтобы уединиться, и друг друга настраивали, уточняли, кто что должен на поле делать.
— Ваши товарищи, однако, мне признавались, что эти нагрузки многих просто загоняли: одних выворачивало наизнанку, другие не могли дальше бежать, — и подспудное недовольство какое-то назревало...
— Ну, это уже потом случилось, а поначалу к требованиям тренеров все с пониманием относились. Тяжело было, не скрою, но мы втянулись, адаптировались, ведь чувствовали: это большую приносит пользу.
— Кто-то из тандема тренеров немножко главнее был или они действительно были во всем равны?
— Валерий Васильевич все-таки выделялся, да вы же и сами прекрасно понимаете: когда со своим другом общаетесь, кто-то из вас на первом месте, а кто-то на втором — это жизнь.
— В киевском «Динамо» вы стали трехкратным чемпионом Советского Союза, двукратным обладателем Кубка СССР, обладателем Кубка кубков и Суперкубка УЕФА — карьера блестящая! — но 75-й, год выдающихся динамовских побед, стоит, конечно, особняком. Вы одним из 11-ти основных игроков являлись, и, кстати, сейчас трудно представить, что тогда не то что скамейки запасных не было — всего два-три человека без ущерба для общекомандных действий выходить на замену могли...
— Да, вы правы.
— Удивительная для нынешнего футбола история, а вы чувствовали, что это ваш и ваших партнеров триумф, вершина, которую не то что превзойти, а даже еще раз покорить будет трудно?
— Дело в том, что мы о таких вещах даже не задумывались — это сейчас можно назад оглянуться, посидеть, проанализировать что-то, а тогда мчались вперед и только вперед. Лишь когда с проблемами в 76-м столкнулись (наверное, у вас будет на эту тему вопрос), поняли, что работа работой, но отдыхать, восстанавливаться тоже надо, а мы же, по большому счету, две, максимум три недели отдыха в год имели...
— Вы же не только за клуб — и за сборную СССР играть успевали...
— Да-да-да, плюс и с семьями же побыть хотелось, в моральном плане чуток отойти, а на руки получали путевки, по которым, учитывая проблемы свои со здоровьем, ехали восстанавливаться...
— А проблемы уже начинались?
— Да ну — куда же без них?.. Это причем не то что болезни, а профессиональные издержки: у одного со спиной нелады, у другого суставы, третий операцию перенес, четвертый в связи с большими нагрузками различные хвори, такие, как насморк, простуда, подхватывал... Мы поняли, что действительно отдыхаем мало, и когда подготовку к сезону-76 начали, уже разговоры между футболистами пошли. Мы впечатлениями обменивались, каждый свое мнение высказывал, и сходились в том, что это неправильно.
— Я со многими динамовцами из того «золотого» состава говорил — по их словам, бунт в команде зашел настолько далеко, что руководству ЦК чуть ли не ультиматум поставили: или они (тренеры Лобановский и Базилевич), или мы — так и было?
— Да, потому что накопилась усталость, и только вдумайтесь: в 76-м году если я, допустим, в состав не попадал, был очень доволен. Помню, на сборы в Болгарию мы поехали — там среднегорье. За неделю до возвращения оттуда у меня проблемы возникли, и хорошо, врачей было много, потому что не только мы к Олимпийским играм готовились, но и немцы, болгары, румыны. Собрался консилиум, потому что вроде ничего, ничего, а потом раз — аппендицит.
Спустили меня вниз, прооперировали, и когда домой приехали, я думал: «Ну, сейчас ребята на сборы отправятся, а я с семьей побуду, отдохну, восстановлюсь как-то», а Валерий Васильевич головой покачал: «Ни в коем случае. Как это так? Раз команда там будет, твое место с ней. Не-не-не, поехали», и через неделю я уже в общей группе тренировался. Вдумайтесь: две недели спустя после удаления аппендицита! — через три я уже на поле играть вышел.
— Кому теперь об этом расскажешь?
— Если обычному человеку месяц сейчас после операции подобной дают, то сколько нужно было мне восстанавливаться...
— ...при тех сумасшедших нагрузках...
— Представляете?
— Несколько лет спустя, когда вы с Валерием Васильевичем уже как тренер в «Динамо» работали и вас наверняка какие-то если не дружественные, то уж партнерские наверняка отношения связывали, в разговорах с ним темы 76-го года касались?
— Нет.
— Никогда?
— Нет, потому что ушло все... Вы правильно сказали: то бунт был, и мне приятно отметить, что действовал наш коллектив открыто: мы не прятались, не шептались, не жаловались кому-то, а на тренировочной базе в Конче-Заспе засели (туда люди из ЦК партии приезжали, и по этому поводу свое мнение мы им высказывали). Ну о чем говорить, если я, например, имея тогда, в 28 лет, игровой вес 76 килограммов, в этих матчах на поле с 72-мя выходил. Минус четыре кагэ — это явление ненормальное.
— Хорошо, что не пять...
— Ну да (улыбается). Высказали, в общем, друг другу наболевшее — и все, и Лобановский, между прочим, изменился.
— Что-то понял?
— Ну, естественно — он же человеком был, причем весьма эрудированным, и как личность, как специалист выводов не сделать, не извлечь из такой ситуации пользу не мог...
— «Хорошо, — сказало тогда якобы руководство, — тренеры от работы пока отстраняются, избирайте из числа футболистов совет и к матчу с „Днепром“ готовьтесь самостоятельно», и вот дома вы выходите на поле против «Днепра», поначалу в счете 1:0 ведете, но в итоге проигрываете 1:3. Некоторые динамовцы, ваши партнеры, мне говорили: по их мнению, некоторые игроки по договоренности с Лобановским и Базилевичем этот матч соперникам сдали, чтобы показать: без тренеров никуда. Так это, на ваш взгляд, или нет?
— Сложно сказать, во всяком случае, признаний ни от кого — имею в виду тех, кто в этом якобы был замешан, — я не слышал. Мое мнение таково: раз все это происходило, то не без причин — кстати, когда мы на собраниях претензии тренерам высказывали, некоторые футболисты молчали. Видя это, остальные начинали с ними на повышенных тонах разговаривать, горячо и нервно свою точку зрения отстаивать — и уже отсюда ответ на вопрос, почему проиграли мы, вытекает.
Да, футболисты у нас подобрались высокого класса, но командой (а нам много рассказывали и объясняли, что это такое) на то время мы не были и в этом убедились. Тогда мы заявления об увольнении написали и разошлись — я в больницу лег, другой уехал, третий еще куда-то подался, четвертый за дубль начал играть, но когда команда в сложное положение попала, с нами беседовать начали и просить: «Ребята, давайте-ка возвращайтесь». Так через 10 бесцветных игр снова мы собрались, сели, друг с другом поговорили и вперед полетели...
— ...как раньше летали...
— Да, и немножко нам не хватило, чтобы снова первое место занять.
— Вы сказали, что некоторые ребята друг друга не понимали: были в команде (я знаю это со слов и Леонида Буряка, и Олега Блохина, и Владимира Мунтяна) группы по интересам: кто-то с кем-то дружил, а единого коллектива не получилось. Виктор Звягинцев, например, утверждал в интервью «Бульвару Гордона», что даже до мордобоя дошло — из-за того, что решили все вместе заявление об уходе из команды подать, а Решко вдруг передумал, Онищенко ударил его по лицу...
— Может, вы в чем-то и правы, раз было такое, но когда на футбольное поле мы выходили, это действительно команда была. Попробуй кто-нибудь из соперников нашего игрока тронуть...
— ...защитники правила хорошего тона объяснят моментально...
— Да! В жизни один резко на все реагирует, другой более сдержан, но на тренировках мы себя не щадили, и по окончании их некоторых, как говорится, надо было с сеток снимать, потому что, если бы тренировались вполсилы, ничего бы не выиграли. Когда конфликт тот случился, мы понимали: это пережить надо, и как можно быстрее, и раз уж опять собрались, то какой смысл второе-третье, а тем более четвертое-пятое места занимать, если привыкли первыми быть? Мы жили тем, что только побеждать хотели — всегда!
— С 75-го года почти уже 40 лет прошло, а киевское «Динамо» того образца до сих пор в памяти тех, кто любит футбол, для кого он — религия. Уникальные ребята тогда подобрались: каждый был на своем месте лидером, ни в одной из линий слабых мест не было. Это действительно была команда выдающихся мастеров, людей с двумя сердцами, для которых тайн на футбольном поле не существовало?
— Ну, тайн, как вы понимаете, нет, если их соперник не создает...
— Это как тренер вы говорите?
— Да, и мы это понимали. Для нас ведь теоретические занятия проводились, мы видеозаписи игр соперников просматривали — у нас у первых видеомагнитофоны появились, сбор информации шел, выработка алгоритма...
— Этим Михаил Ошемков занимался?
— Да, материалы готовил. От этого же никуда не денешься: выходя на поле, чтобы определенного соперника обыграть, сильные стороны его «связать» надо и навязать игру, в которой можно свои преимущества проявить, так что сюрпризов хватало, но эти ребусы мы по мере поступления решать старались.
— Может, это прозвучит очень наивно, по-дилетантски, но мне почему-то кажется, что футболисты вашего поколения и следующего, которое в 85-86-м годах блистало, — были в отношении к своему делу, к профессии очень честны, любили футбол и лишь бы как, спустя рукава, подходить к нему не позволяли. У вас нет ощущения, что нынешние ребята этого лишены напрочь?
— Нынешние уже более-менее подтянулись, потому что многие понимать начинают: чудес не бывает. Чтобы на поле игрой удивлять, надо на тренировках ее отрабатывать, а до этого поколение... Да, целиком с вами согласен, и когда я в клубах работал...
— ...насмотрелись?
— Ой-ой-ой! Очень много таких нерадивых ребят попадалось, а то, что в другое время были мы рождены, вы и сами прекрасно знаете — мы же с этого разговор начали. Непростая была тогда жизнь, ничего с неба не падало — надо было самим пыхтеть, и даже дети — дети! — работали. Я в 16 лет уже на завод пошел, но разве по нынешним представлениям это жизнь?
— Вопрос, может, бестактный, но тем не менее... Из сегодняшнего состава киевского «Динамо» хоть кто-нибудь в «основе» 75-го года мог бы, на ваш взгляд, появиться?
— Без комментариев — отвечать на этот вопрос я некорректным считаю.
— У вас очень сильная линия защиты тогда была: вы, Решко, Трошкин, Матвиенко, Коньков — пройти этих ребят было невероятно трудно, а вы локоть друг друга чувствовали, понимали друг друга с полуслова?
— Да, потому что «Динамо» — это же фактически сборная СССР была. Вы понимаете ведь (мы на эту тему уже говорили), что тренер тогда только на игрока показывал — и ему того сразу же, моментально, привозили. Помните, как и откуда Колотова доставили?
— Из «Рубина» казанского...
— Да, причем на него там уже очень многие клубы глаз положили, но...
— Особенно Москва хотела его заполучить...
— Однако...
— Ваше поколение отличалось еще тем, что умело играть с травмами, через боль, тем более что зачастую замен-то и не было. Болельщики вас очень смелым считали, а сами вы физической боли боялись? Травм вообще много было?
— Бессчетно, потому что много было борьбы, и если ее мы навязывали, значит, не трусили... Здесь, в Союзе, еще более-менее складывалось, а когда в Европу приезжали, там тоже бойцы были.
— Неслабые ребята, да?
— Помню, на первую игру с «Баварией» в Суперкубке прибыли, и когда вышли накануне на тренировку, знаете, сколько человек в общей группе было? Семеро, а завтра играть.
— Лазарет...
— На следующий день перевязали ребят, накололи... Тяжелый был матч, но выиграли, однако это не единственная такая игра — до нее финал Кубка кубков был с «Ференцварошем»...
— После матча с «Араратом» в Ереване, где соперники киевлян не щадили — будто специально выводили из строя...
— Да, а у меня же со спиной проблема была. Первую боль лет в 18 еще в сумском «Спартаке» почувствовал — из-за перегрузок межпозвоночные диски съехали, и по этой причине последние два года в «Динамо» много травм получал. Ситуацию усугубили неприятности с задней поверхностью бедра: надрыв мышцы, микронадрыв (почему и закончил рано, в 30 лет), и вот за день до «Ференцвароша» по мячу ударил — и опять острейшая боль. Ну потерпели, потом накололись опять же, и все — пошли дальше играть.
Боли много было, но без нее как? Если ты к ней не приноровишься, она все время будет тебя донимать, а надо терпеть, и мы сейчас уже со своими подопечными опытом делимся, рассказываем, как ее пересилить. Они тоже понимают прекрасно: без этого никуда.
— Как же вы себя играть заставляли, что перед выходом на поле себе говорили? «Надо!»?
— А там, по-моему, и говорить ничего не нужно было, потому что сами все чувствовали. Ну как? Если на игру мой приятель не выйдет — защитник, да еще и полузащитник, — сложновато команде придется, и все это понимали. Только если уже невмоготу было, матч пропускали...
— Говоря с вашими партнерами о том, какие характерные черты были присущи вам как защитнику, слышал от них: смелый, тактически грамотный, умевший читать игру, — но они еще добавляли, что вы отличались умением концентрации не терять, не расслабляться, чего очень многим даже выдающимся мастерам не хватает. Это врожденное качество или вы его тренировали?
— Даже если врожденное, без тренировки пропадет все быстро, а так, естественно, ты на футбольное поле выходишь и знаешь: свисток — это начало игры, свисток — конец, тем более что такого отношения от нас требовали. Голы на первых секундах добавленного времени забиваются из-за чего? Из-за...
— ...потери концентрации...
— Вот представляете, команда столько сил отдала, но один кто-то расслабился — и получили. Это уже, как говорится, не есть хорошо, так что все об этом знали, и тренеры нам твердили: от начала до конца только на одном ты сосредоточен, а потом уже чем-то еще занимайся, о другом думай.
— Задача защитника — соперников к воротам своим не подпускать, а кому из великих вы противостояли, с кем в дуэлях один на один сражались?
— Со многими, но особенно легендарный форвард мюнхенской «Баварии» и сборной Германии Герд Мюллер запомнился — этот человек для футбола рожден...
— ...и голы из ничего забивал, да?
— Особенность его такая была: вот, допустим, будут в штрафной площадке человек 20 стоять, а мяч, если борьба идет, к нему все равно отскочит. Непросто было его опекать — он действительно одним из самых непредсказуемых был, и, можно сказать, Господь Бог ему помогал, потому что невозможно так вот нетривиально, мгновенно реагировать... Даже сейчас смотришь, допустим, все эти записи...
— ...а смотрите?
— Ну, естественно, так иногда даже объяснить не можешь, как это все произошло.
— Чутье, да?
— Вот именно, чутье уникальное.
— Перед поединками с большими командами лично у вас мандраж был?
— Он вообще двух видов бывает: один легкий, который настраивает, помогает собраться, и другой, который с футбольного поля тебя убирает. Мы все понимали прекрасно: если тебя мандраж второго типа посещать будет, какой смысл вообще на матч выходить, и такого у нас практически не было.
— Великий Владислав Третьяк рассказывал мне, как в 1972 году сборная Советского Союза по хоккею к канадцам на знаменитую суперсерию прилетела (напомню читателям, что так восемь матчей между лучшими профессионалами Канады и сборной СССР назвали). Когда наши ребята вышли первый раз на лед, 18-тысячный ревущий стадион увидели и соперников — воинственные прически, бычьи шеи, шлемов нет, да еще и жвачки жуют, улыбаясь беззубыми ртами: кажется, только скажи «фас!» — разорвут... «У нас колени подкосились просто, — говорил он. — Мы поняли: это все» — у вас подобные случаи были?
— Разве что в начале карьеры или когда с серьезным соперником первый раз встречался (ведь и Третьяк говорит, что это первая игра их была), а когда опыт имеешь, такого уже не произойдет. Да, переживаешь, но мы же в команде общаемся, тренируемся и знаем уже, кто на что способен. Идеального футболиста нет — даже тот, у кого, как говорится, история сильная, очень сильная, может где-то себе слабину позволить, поэтому мы и старались друг друга страховать, выручать.
— Были в вашей команде ребята, которые умели практически все?
— Ну, это очень и очень сложно.
— А Виктор Колотов?
— Ну, не зря же он, хотя и на несколько лет моложе многих, капитаном команды был — значит, и в других аспектах имел преимущество...
Что-то у него действительно было, потому что он практически все мог, но знаете, какой ценой? Не берег себя... Хоть и говорили, что он двужильный, даже прозвище ему дали «Два сердца», к сожалению, это не так...
— Вот и надорвался... Грустно на его похоронах было, когда вся команда собрались, а капитана среди вас уже не было?
— Да не то слово!
— Казалось, что частичка каждого из вас тогда умерла?
— Да, потому что человека не стало, с которым определенный отрезок времени мы прошли...
— ...и какого времени!..
— Да, на таком уровне, и видеть, что он уже не здесь, а в другом мире, невероятно тяжело было.
— Мы говорили о том, что в «Динамо» тогда группками дружили, а кто в вашу входил?
— Коньков, Онищенко...
— То есть эта дружба, я так понимаю, сквозь годы прошла?
— Да, потому что такого — вот сегодня она есть, завтра нет, а потом опять появляется, не бывает.
— Это правда, что Блохина в команде не любили?
— Без комментариев, и даже если что-то где-то проскальзывало, как можно не любить человека, который столько мячей забивает?
— А были ребята, которых любили все?
— Ну, давайте слово «любили» заменим — уважали...
— Кто, кроме Колотова, непререкаемым авторитетом являлся — Рудаков?
— Так у каждого, как говорится, он свой — для меня это один список, для Иванова — второй, для Петрова — третий. Все сугубо индивидуально, в то же время как можно человека не уважать и в одной с ним команде играть?
— Всякое случается...
— Так это не команда уже, не коллектив единомышленников...
— Бразильского форварда Халка в «Зените», по-моему, вообще не любит никто, тем не менее...
— Ну, вы же понимаете: немножко другое сейчас время, потому что, с одной стороны, это о человеческих качествах игроков говорит, которые, увы, оставляют желать лучшего, а с другой стороны, те зарплаты, которые они получают...
— ...поводом для нелюбви и стали...
— Да — вы же знаете, сколько им платят. Вот вам пример: мы Кубок кубков выигрываем и получаем аж, дай Бог памяти...
— ...долларов 500, наверное...
— 500 или 700 — где-то так.
— Богатыми по тем временам людьми вы были...
— Ну да! — там же, кроме 500 долларов от украинского Спорткомитета, и от московского кое-что перепало.
— Представляете, сколько жвачек можно было купить!
— Вот именно!
— И в киевском «Динамо», и в сборной Советского Союза вы капитаном были — сборная, когда игроками из других клубов пополнилась, сильна была?
— Естественно, потому что не простые же добавлялись ребята, да и какой смысл человека брать, уровень которого заданной планки ниже? Можно и теми 11-12 киевскими динамовцами, что были в наличии, обходиться, а так футболистов, разумеется, приглашали хороших, тех, кого по какой-то причине в «Динамо» вытащить не могли.
— В 30 лет вы из большого спорта ушли — для защитника до обидного рано...
— Конечно.
— Думаю, при нынешней медицине еще лет шесть играли бы смело...
— Наверное, если бы все это обратно вернуть, можно было бы сознательнее управлять процессом, более осмысленно относиться к игре, по-другому где-то чем-то распорядиться... Был бы уже опыт, а так, естественно, одним желанием все горели: только вперед!
Сейчас, безусловно, это иначе выглядит, потому что игра немножко другой стала. Раньше, если команда по-настоящему классная, остановить ее очень сложно было, а теперь много тактик в арсенале имеется, позволяющих эти сильные стороны нивелировать, то есть тогда футбол был более функциональный.
— Покойный Владимир Маслаченко мне говорил: «Великие в прошлом динамовские игроки станут преемниками Лобановского только в том случае, если не будут на это божество оглядываться, а пойдут собственным путем — бесконечно футбольного Мао Цзэдуна цитировать попросту неприлично! Вы что, второго Лобановского хотите? — вопрошал он. — Его не будет, а из думающих тренеров есть Миша Фоменко, который, я знаю, вел дневники. За Лобановским тренировки записывал, схемы, порядок действий на поле». Это правда?
— Ну, дневниками это, по большому счету, не было — вот упражнения действительно записывал и свои мысли по поводу... Так это начиналось, а какое-то время спустя уже сам понимал, что к чему, потому как если метод не усвоишь, через сознание свое не пропустишь, управлять процессом не сможешь.
— То есть что-то вы все-таки конспектировали?
— Ну, естественно — а как же?
— Это для вас естественно — разве кто-то еще из ребят записи вел?
— Дело в том, что мы такими подробностями тогда не делились.
— С 80-го по 84-й год вы тренером киевского «Динамо», то есть помощником Валерия Васильевича Лобановского, были — это он вас пригласил или вы сами с просьбой к нему подошли?
— Нет, я.
— Ух ты!
— Да, в 80-м году, окончив Высшую школу тренеров, к Васильичу попросился: «Теорию-то я уже подучил, а теперь немножко практики получить надо», и где же, как не в команде, где был игроком? Я сразу объяснил, что прийти не навсегда хочу, всю жизнь помощником оставаться не собираюсь, это меня не устраивает. Просто в Киеве пару лет поработаю — и в свободное плавание пущусь.
— Он к этому нормально отнесся?
— Абсолютно, без проблем.
— Каким в течение этих четырех лет был в киевском «Динамо» круг ваших обязанностей?
— Первый год Анатолию Пузачу в дубле я помогал, а потом начал самостоятельно с ним работать, плюс в командировки на просмотр ездил. Не выискивать, кого бы где взять, а конкретно: фамилия такая-то, такая-то и такая-то, плюс информацию о командах, с которыми предстояло играть, собирал.
— Тогда матчи дублирующих составов — в частности, киевского «Динамо» (я хорошо это помню, поскольку ни одного не пропускал) — собирали полные стадионы: дубль у киевлян был сильный, и болельщики на него шли с удовольствием. Это, правда, другие были болельщики: они не просто любили футбол — очень хорошо в нем разбирались, много знали и видели, а какие ребята тогда в дубле тон задавали! Кого из них, самого яркого, выделить можете?
— Михайличенко, Раца...
— Кузнецова, наверное?
— Естественно, хотя он недолго там поиграл — в основном составе быстренько закрепился. В дубле тогда очень много способных ребят было...
— Каратаев, Савельев, Баранов, Олефиренко, Черников, Пасичный, Гуйганов?
— Да, но их карьера в первую очередь от них зависела. Это как витязь на распутье: направо пойдешь — неприятности наживешь, прямо пойдешь — славу найдешь, налево пойдешь — жив будешь, да себя позабудешь, и многие ушли, потому что неправильный выбор сделали.
— Интересно вам с ними было?
— А как же? Во-первых, незнакомые приезжают ребята, школы у них разные. Они у одного, другого, третьего, четвертого наставника тренировались, и вот, общаясь с ними, ты видишь, насколько методика подготовки в «Динамо» от той, которая знакома им, отличается. Разумеется, все это подтягивать, направлять нужно...
— Когда вы тренером стали, ваше общение с Лобановским по сравнению с прежним, в качестве игрока, изменилось?
— Естественно, тем более что очень много, особенно в первые год-полтора, вопросов возникало, которые я тут же ему задавал.
— И он отвечал?
— Без проблем, без напряжения, как коллега коллеге.
— 12 лет уже после смерти Валерия Васильевича прошло... Наверное, вы и сегодня о нем иногда вспоминаете, когда ответы на какие-то вопросы ищете, и думаете, как бы он ту или иную проблему решил?
— Понимаете, сравнивать сложно: как я уже говорил, это своеобразный был человек — не то что своеобразный, а разный, и на месте он не стоял, одинаковых рецептов на все случаи жизни у него не существовало. При нем сколько перестроек в «Динамо» происходило — одни игроки уходили, другие приходили, у него, дай Бог памяти, составов шесть-семь менялись, и одинаковыми эти команды не были.
— Когда разговор о Лобановском заходит, что в памяти тут же всплывает?
— Наверное, «первое свидание» — мы же о нем все наслышаны были: дескать, такой тренер... Тем более, по большому счету, он не намного старше нас был — на семь, восемь, девять лет, кого как. Какие-то ожидания это подпитывало, а потом все на свои места встало, и каких-то моментов недопонимания, отторжения не было, потому что, если человек другого человека уважает, будет все от него брать, а если равнодушен к нему, слова его мимо ушей пропускать станет. Мы равнодушны не были...
— Известно, и это не секрет, что Валерий Васильевич авторитарным, в общем-то, был и сильных людей рядом с собой не очень-то жаловал, то есть на вершине, как я понимаю, он должен был находиться один, место помощников — немножко в тени. Вы себя в тени ощущали?
— Дело в том, что что-то показывать при нем мы не хотели — понимали, что с ним тягаться не можем.
— Система координат, субординация была...
— Да, и какой же смысл? Просто неразумно с нашей стороны выпячивать себя было.
— Впоследствии украинские команды, главным тренером которых вы были, в чемпионате с киевским «Динамо» встречались, у руля которого Лобановский стоял, — какое-то общение с ним у вас было?
— В основном телефонное — по-другому уже из-за специфики не получалось: прилетели, сыграли — и на самолет. Как следует поговорить или в отпуске было возможно, или где-то при случае.
— В 83-м году, когда Валерий Васильевич вновь сборную Советского Союза возглавил, киевское «Динамо» его единомышленник Юрий Морозов принял, но, как многие ребята, при нем игравшие, мне говорили, как тренер, он был гораздо слабее, и команда начала пить. Почему, на ваш взгляд, Морозов не смог динамовским «кораблем» управлять?
— Ну, если бы я, допустим, непосредственно при его работе с ребятами присутствовал, какое-то мнение более точное у меня было бы, а так что можно сказать? Раз у человека не получилось, естественно, что-то причиной тому стало, потому что любой состав, любая команда, если она действительно сплоченная и с огромнейшей мотивацией, будет вперед двигаться. Если этого у футболистов нет, их надо к нужному состоянию подвести, объяснить людям цели, задачи поставить, заставить что-то предпринимать, какие-то рычаги включать. Видимо, это сделано не было — отсюда и результат.
Мне с Юрием Морозовым довелось поработать — в 90-м он ехал в Ирак национальную сборную возглавить и помощником меня пригласил, плюс я там багдадскую команду «Аль-Рашид» тренировал, которая основным поставщиком футболистов в сборную являлась.
Я раньше на месяц или полтора прилетел: он меня досрочно отправил, чтобы ознакомил игроков с направлением, в котором сборной идти предстоит. Тогда чемпионат мира в Италии проходил, и Морозов у Валерия Васильевича помощником был — потом приехал, мы совместно один или два сбора провели, и началась война — пришлось уезжать. Кстати, команда была неплохая — очень хороший подбор футболистов ее отличал и отношение к делу на должном уровне было. С дисциплиной никаких проблем не было, особенно после того, как пару человек в армию пригрозил отправить. У них же то война, то перемирие, а воевать — не в футбол играть...
— Интересно в Ираке было?
— Очень, потому что для меня это уже совсем другой уровень оказался.
— Саддама Хусейна видели?
— Видел, но общался в основном с его старшим сыном Удеем — именно он и федерацию футбола курировал, и спорткомитет, и команду мою «Аль-Рашид». (За Удеем Хусейном, который Иракскую футбольную ассоциацию возглавлял, закрепилась ужасная репутация. Иракские спортсмены, бежавшие на Запад, рассказывали: когда команда проигрывала, Удей «прописывал» футболистам порку дубинками, в нечистоты их окунал, приказывал с моста сбрасывать, заставлял ползать по раскаленному асфальту и бетонные стены пинать. Во время неудачного матча он подробные делал пометки, каким истязаниям каждого игрока подвергать стоит, и по окончании поединка провинившихся (нередко это была вся команда) отправляли в подвал здания Олимпийского комитета, где их ждали долгие дни измывательств. Согласно собранным показаниям, за последние годы в Ираке были замучены насмерть более 50 спортсменов, и почти ко всем смертям причастен сын иракского президента. — Д. Г.).
— Отношение к вам Удея Хусейна уважительное было?
— Да, вполне. Мне переводчик там помогал, который, кстати, в Киевском институте физкультуры учился, и, помню, пошли мы к Хусейну на первый прием. Удей нас усадил: вопросы, ответы пошли и, соответственно, перевод. Он у меня о чем-то спросил, я ответил и на переводчика посмотрел: а тот вдруг так потом покрылся, будто ведро воды на него вылили.
— От страха?
— Да, разумеется. Ну, собеседование закончилось, мы откланялись, и я к переводчику: «А что случилось-то?». Тот отнекивается: «Да ничего такого». — «Как ничего? — такой мокрый ты стал. Что Удей у тебя спросил?». Не отстал, пока правды не добился. «Он, — признался, — вопрос задал: «Почему тренер коротко отвечает, а ты переводишь длинно — у него мало слов, а у тебя много?». Кстати, уже на следующий день после первой игры с китайцами контракт я переподписал.
В первом матче мы их, по-моему, 3:0 обыграли, а китайская команда в этом регионе сильной считалась, и во второй игре тоже верх взяли: то ли 1:0, то ли 2:1 — не помню уже. Хусейн тут же меня пригласил... У меня контракт через «Совинтерспорт» был подписан по схеме: «один плюс два» (то есть тренер год отработать обязан, а потом, если руководство захочет, оно продлит его еще на два. — Д. Г.) и зарплата тысяч пять долларов, из которых, как обычно, мне...
— ...три тысячи...
— ...а две государству отдай. Он обо всем расспросил, я рассказал ему, как есть. «Ну, хорошо, — подытожил Удей, — подписывай новый контракт: „два плюс один“, и зарплата в три раза больше будет, но все деньги себе забирай, я с „Совинтерспортом“ договорюсь». Все, без проблем, но получилось, что мы всего полтора месяца там проработали из-за того, что папа его в Кувейт за нефтью пошел...
— ...не вовремя...
— Ну да.
— В конце 80-х под вашим руководством команда «Гурия» из Ланчхути — то есть даже не из областного центра, а из провинциального районного, который мало кто на карте Советского Союза мог отыскать, — в высшую лигу советского футбола вышла: беспрецедентный случай! В Грузии здорово вам работалось?
— Ну, конечно, а как это получилось? Сперва от Валерия Васильевича я в Чернигов ушел, где поработал два года в «Десне», потом в Кривой Рог меня пригласили — вроде же крупный промышленный центр, но когда я туда приехал, посмотрел, как люди футболом там занимаются, и начал где-то другое место искать. Правда, не я нашел, а меня: «Гурия» тогда в высшей лиге была, но уже игры, как говорится, сливала, и когда они в Днепропетровск (это от Кривого Рога близко) на матч приехали, там обо всем и договорились.
— Если не ошибаюсь, в селе под Ланчхути Эдуард Шеварднадзе родился?
— Да.
— Уважаемые грузины мне говорили, что в советское время «Гурия» очень богатой командой была: судьям, по слухам, мешки денег привозили — просто ставили и уезжали: это правда?
— Я этих мешков не видел...
— ...а чемоданы?
— Ну, с финансированием проблем не было, тем более кто из футболистов в «Гурию» поехал бы, если бы там так же, как в остальных командах, платили? Наверное, у ее игроков зарплаты были повыше, но я, где бы ни работал, не знал, сколько мои подопечные получают: меня это не интересовало. В то время там человек семь-восемь из Украины и России было.
— И хорошие игроки?
— Хорошие, а почему нам тогда не удалось в высшей лиге «Гурию» сохранить? Потому что тбилисское «Динамо» тоже из нее выпадало...
— ...и кто-то должен был собой пожертвовать?
— Вы правы — мне так и сказали, но через год мы уже за несколько туров до окончания чемпионата вновь в высшей лиге были, а потом Союз развалился, и гурийцы в ней играть отказались. Ну, не то чтобы отказались...
— ...просто свой чемпионат грузины организовали...
— ...и там уже неинтересно стало.
— Думаю, где бы вы ни работали после того, как перестали в киевском «Динамо» играть, все равно мечта одна была — вернуться в родной клуб главным тренером. Вы этот пост в 92-93-м годах занимали, которые жуткой разрухой всего и вся запомнились, — тяжело было?
— Ну, представьте: команда на высоком была уровне, а потом все развалилось, многие футболисты за рубеж уехали, а те, кто остались, по сторонам смотрели... Ну а всегда же, что бы ни было и кто бы ни работал, задача стояла одна...
— ...первое место...
— Естественно, а тогда (по-моему, «Динамо» уже во втором круге я принял) после первого круга киевляне на четыре или пять очков от «Днепра» отставали — значит, за короткое время надо было создать коллектив, который смог бы все негативные последствия преодолеть. Много, конечно, проблем было, но потихоньку, потихоньку, потихоньку...
— Главная проблема, как мне представляется, заключалась в том, что при первом президенте ФК «Динамо» (Киев) Викторе Безверхом игрокам и тренерам нечем было зарплату платить и люди уже несколько месяцев без денег сидели. Это правда, что если бы Григорий Суркис со своими партнерами тогда не пришел, команда могла просто существование прекратить?
— Да, и так сложилось, что смена президента плавно и безболезненно произошла, а мы в тяжелейшей гонке первое место заняли.
— В 93-м году «Динамо» в Лиге чемпионов легендарную «Барселону» под руководством Кройфа со счетом 3:1 побило, а ведь в «Барсе» тогда такие гранды играли, как Стоичков, Лаудруп, Ромарио, Субисаррета, Куман, Надаль, Гвардиола...
— Да, и кстати, даже сейчас «Барселона» плоды работы Кройфа пожинает, потому что он все снизу доверху там организовал и поставил, начиная с детско-юношеского футбола. Тот же Гвардиола оттуда...
— Сложно было ребят, которые вкуса больших побед не знали, на игру с «Барселоной» настроить?
— Их, наоборот, надо было успокоить — как мы говорили, мандраж должен быть таким, чтобы заставил их сделать на 100 процентов больше, чем они могут, и еще с погодой нам повезло: поле очень тяжелое было, не барселонское — так потихоньку все и сложилось. Могли бы и дальше пойти, но в ответном матче (4:1 в пользу «Барсы». — Д. Г.) немножко фортуна уже отвернулась: по-моему, Леоненко в один из моментов не забил, а реализовал бы ситуацию — и все!
— Почему же вы из «Динамо» ушли, что случилось?
— Ну, это вопрос не ко мне.
— Об этом потом жалели?
— Естественно — а как же? Покинуть команду, которая все время такие задачи ставит, — это серьезно, и чтобы не сожалеть, надо в такую же амбициозную уходить...
— Вы сборную Гвинеи после этого приняли?
— Да нет — была у нас в Ровно команда, где я президентом стал...
— «Верес»?
— Да, но там всего, по-моему, тура три или четыре выдержал и уехал...
— ...после чего оказались в Гвинее...
— Я там немного пробыл... Отправился туда, потому что, действительно, это новое что-то — все-таки сборная, но когда прилетел и от аэропорта до гостиницы добирался, мне захотелось домой, потому что попал туда в сезон дождей, а это кошмар — картинка неописуемая... Начали работать, и тут у них как раз смена Кабинета министров произошла.
— Предыдущий съели?
— Не то чтобы съели... (Улыбается). Там же обычно как? Ротация по кругу: этого министра срок истек — его сменяет другой, в освободившееся кресло идет третий, на его место — четвертый, и пока они не перетасовались, я по предварительному контракту работал, который заключил еще здесь. Пару матчей мы провели — не помню уже, где играли... Рядом с ЮАР страна есть Ботсвана, тоже благополучная, и мы хозяев там, по-моему, 2:0 обыграли и вернулись с триумфом. Еще кого-то победили, гвинейцы довольны, слов нет: ну все, говорят, давай контракт подписывай, и тут мне из ЦСКА-«Борисфена» звонок. Вот и хорошо, думаю...
— По Африке вы немножко поездили?
— Полетал.
— Впечатление удручающее?
— Нет-нет, там, где играли, — европейский уровень жизни. Это как, допустим, из какого-то районного центра в Киев попасть. ЮАР очень богатая страна, в Ботсване тоже все высший класс, а в Гвинее мне не понравилось. Ну, разговор в местной футбольной федерации состоялся, пошел я к консулу, денег на обратный билет у него одолжил...
— Ужас какой!
— Поднимаюсь в самолет — не пускают, багаж улетел, а меня с рейса сняли.
— По распоряжению руководства?
— Ну да. «Что случилось?» — спрашиваю, а мне отвечают: мол, с визой у тебя непорядок. «Как? — удивляюсь. — Вот, смотрите, сроки все выдержаны — никаких проблем», а они: «Ну как же? Ты приглашен был по указанию самого-самого, и покуда он знать не будет, отпустить мы тебя не можем». Пришлось еще на пару дней задержаться.
— В чемпионате Украины вы возглавляли «Металлист», ЦСКА, запорожский «Металлург», «Таврию», и на протяжении почти 20 лет после вашей работы в киевском «Динамо», когда разговор о лучшем из действующих тренеров заходил, специалисты на одной фамилии неизменно сходились — Михаил Фоменко. Это правда, Америку я здесь не открыл, и когда именно вам предложили сборную Украины принять, в этом определенное торжество справедливости было, потому что прекрасному тренеру должное, наконец-то, воздали. У вас чувство какой-то сатисфакции, ощущение, что награда нашла героя, было?
— Нет, и я как-то никогда в претензии не был, ко всему всегда подходил реально... Вы же понимаете, что в этой жизни не все мы решаем, и жалеть о том, что может никогда не случиться, просто непродуктивно. Я в Харькове с «Металлистом» работал...
— ...и хорошо работали!..
— ...мне один из членов исполкома Федерации позвонил и сказал: «Мы хотим, чтобы сборную ты возглавил, — согласен?», а тогда в исполком все руководители областных Федераций входили. «Вы мне такое предложение делаете, — говорю, — но есть же президент федерации — как я могу на вопрос ваш ответить? Да и вообще, — говорю (мне лет 50 уже было. — М. Ф.) — я еще для сборной пока не созрел, потому что... Потому что потому». Следующим уже руководитель мне позвонил...
— Григорий Михайлович Суркис?
— Ну, руководитель... «Раз ты не хочешь сборную тренировать, — сказал, — приедь и скажи это сам». Ну, поехал я, выступил и уехал.
— И наотрез отказались?
— Да — после этого с клубами дальше работал...
— Это что, характер такой? Почему не взялись?
— Я клубу «Металлист» был обязан — ну как его вдруг бросить? Если бы мне сказали, что вот у тебя там контракт, но мы эти проблемы решим, если бы условия перечислили, как это обычно делается, а так разговор ни о чем был, и какой же в нем смысл?
То, что недавно произошло, тоже для меня было сюрпризом, потому что когда Анатолий Коньков президентом Федерации футбола Украины был избран, я комитет национальных сборных там возглавлял, а их, на всякий случай, 16 и для главной команды федерация иностранца искала.
— Долго причем...
— Одна кандидатура рассматривалась, другая, третья, то человек хотел, потом перехотел, то приехал, но не договорились, наверное, о чем-то, и он уехал, и когда все вдруг случилось (за кандидатуру Фоменко члены исполкома ФФУ проголосовали единогласно. — Д. Г.)... Многие ваши коллеги вопрос задавали: «Как же так?
Человек аж три года не работал — и как это все потянет?». Такое впечатление, будто я каким-то другим делом заниматься ушел, не футбольным (пожимает плечами), а с другой стороны, ситуация критическая была: команда после ничьей с Молдовой и поражения от Черногории пятое место занимает, задача стоит на чемпионат мира выйти, и это еще терпимо, если бы какое-то время в запасе было, а его нет, надо на марше все исправлять. Пришлось впрячься...
— Почему же под вашим руководством сборная заиграла? Какие вы аргументы нашли, какие слова?
— А это благодаря ребятам произошло — они поняли, чего от них добиваются.
— То есть вы объяснили им, чего от них хотите...
— Не я хочу, а болельщики — ребята же сейчас немножко другие, чем раньше были...
— Профессиональнее?
— Да, и, что такое национальная сборная, уже понимают.
— Я интересную, наверное, для вас историю расскажу. Когда сборная под вашим началом одну победу за другой стала одерживать, очень влиятельный, приближенный к динамовскому руководству, человек мне сказал: «Я много лет говорил — именно Фоменко должен „Динамо“ возглавить». С вами после ухода из киевского «Динамо» когда-нибудь разговоры на эту тему велись?
— Нет.
— А вернуться в «Динамо» хотели бы?
— Ну, вы же понимаете: это из области «если бы да кабы» — как я могу отвечать на вопрос, за которым никаких реальных моментов нет? Одно дело, когда предмет есть для разговора, и другое — когда он отсутствует.
— Когда матчи киевского «Динамо» вы смотрите, команды вашей молодости и, можно сказать, любви (а ведь любовь не проходит!), что-то внутри у вас екает, сознательно или подсознательно за динамовцев вы болеете?
— Естественно, — ну а как же? — и после произнесенных вами сейчас слов добавить уже нечего...
— Политика всегда: и в Ираке, и в Африке, и в Украине — на футболе так или иначе сказывается: с влиянием политической ситуации на возглавляемую вами команду вы часто сталкивались?
— Если такое случалось, сразу уходил...
— ...то есть случалось...
— ...потому что, если должно быть так, как хочет кто-то, пусть он за результаты и отвечает. В чем роль тренера состоит, если процессом он не управляет? Какой тогда смысл мне работать?
— Думаю, в мире очень мало есть тренеров, которых умными можно назвать: вы — это не комплимент, а констатация факта — из их числа. Человек, который анализировать привык, систему выстраивать и который знает, чего от футболистов требовать, а как бы тренерскую философию свою сформулировали?
— Есть старая формулировка: порядок бьет класс.
— Всегда или только в украинском футболе?
— Почти всегда.
— Что в футболе, на ваш взгляд, главное?
— Результат.
— Коротко, но емко, а теперь история в тему. Вы, как известно, неразговорчивы — вот описали испуг переводчика, который ваши слова известному своей патологической жестокостью сыну Саддама Хусейна Удею доносил, а я вспомнил, как недавно мы с Анатолием Бышовцем с Ринатом Ахметовым общались. Тот наше мнение о новом руководителе сборной Украины спросил, мы вас расхваливали, Бышовец вспомнил, как на выездах вместе с вами в одной комнате жил, а Ахметов сказал: «Мне Фоменко нравится помимо всего прочего еще и тем, что говорит мало». Это вот умение словами не разбрасываться врожденное или стиль поведения у Лобановского вы переняли, который тоже говорил мало, но веско?
— Тут, по-моему, все от человека зависит, но если слов избыток, они зачастую ни о чем и девальвируются, и вообще, мне разговорчивость не по душе. Мы же, особенно тренеры, всегда по результату своей работы, а не по красноречию, оценивались.
— Опять параллель: Валерий Васильевич не только очень остроумным был (он своеобразным чувством юмора обладал), но и жестким, суровым. Вы тоже суровый и жесткий, во всяком случае, внешне — это ваши черты или под воздействием Лобановского приобретенные?
— Характер, как говорится, у каждого свой, и я не согласен, что Валерий Васильевич таким уж строгим и непримиримым был, — нет. Ну, когда надо, быть жестким приходится, а когда необходимости такой нет, какой смысл себя и других накручивать? — это же на здоровье прежде всего отражается.
— Лобановский когда-то обмолвился мне, что тренерский хлеб несладок. «Посмотрите на Робсона, — сказал, — еще недавно волосы его черными были, а сейчас он весь белый, седой...». Смотрю я на вас — вы тоже в последнее время поседели, у вас какая-то усталость в глазах появилась. Действительно нервная работа?
— Ну, естественно, потому что это прежде всего от человека зависит, от того, как он воспринимает все, пропускает ли через сердце. Чтобы командой я мог управлять и прогресса ее добиваться, надо все чувствовать, знать, а это, учитывая то короткое время, которое нам, тренерам, на работу со сборной отведено, не так-то просто.
Только вдумайтесь: на подготовку к товарищеской игре двое суток дается, к официальной — четыре. Это требование УЕФА, и отсюда цейтнот: столько людей, с каждым общаться надо...
— Даже с глазу на глаз поговорить — и то время нужно...
— ...и в пять-десять минут тут не уложишься: у каждого семья, дела личные и профессиональные, прошлое и будущее, а если ты все это через себя не пропускаешь, никакой информации иметь не будешь.
— Вы с футболистами говорить по душам, один на один, любите?
— Ну, разумеется.
— О чем же, как правило, беседуете, когда в комнате вас двое?
— Во-первых, зачастую какая-то ситуация существует, которую обязательно обсудить надо, а во-вторых, есть профессиональные, семейные вопросы или проблема, которая именно сейчас, вот сегодня, у игрока обострилась. Никаких заморочек особых, тайн — обычные темы, такие же, как у вас, когда со своей журналистской командой общаетесь.
— Возвращаясь к нервной работе... Эдуард Малофеев, например (когда я с ним интервью делал, он меня просто потряс, потому что периодически вскакивал, даже стихи читал), признавался мне, что во время матчей бил порой ногами прямо по лавкам — эмоции так выплескивал. Вы, мне кажется, все в себе держите, а измениться чуть-чуть не пытались?
— У меня все наоборот. Сначала, как и у него, — то же самое было, а потом потихоньку, по мере того, как опыт накапливался — жизненный и профессиональный, — все это уходило.
— Помню, Константин Иванович Бесков в кепочке на трибуне сидел, и лицо у него такое безмятежное было — переживал он?
— Еще как, а потом приходил в раздевалку, кепочку снимал и...
— ...жару давал...
— ...такое выдавал, что... (Смеется).
— По поводу «жару давал» — многие авторитетные специалисты говорили мне, что Михаил Иванович Фоменко не только словом футболиста может одернуть, но и делом, а Йожеф Сабо, когда мы с ним когда-то Виктора Леоненко обсуждали, сказал: «Ну что я? — вот Миша Фоменко... да он его просто бил. Врезать Михаил Иванович может, и иногда даже думаю, что зря я их разнял: Фоменко ведь, если разойдется, — это же лев, стер бы Леоненко в порошок. Я не разрешил этого сделать и теперь сожалею...» — это правда?
— Неправда. (Смеется). Нет. Нет!
— С Леоненко вам нормально работалось?
— Ну как? Парень он сложный, но общий язык находить старались.
— А футболист талантливый?
— Конечно, и какой смысл на кого-то кричать, заморачиваться...
— ...столько сил тратить...
— ...если ты видишь, что прогрессировать он не будет, не способен на это? Зачем невозможного требовать?
— То есть Виктор умел?
— О, еще и как!
— В 75-м он мог бы в состав ваш попасть — ну хотя бы в запас?
— Ну, если бы у него характер немножко другой был, безусловно, если бы на 100 процентов себя реализовывал — без проблем.
— Мы о Лобановском, о Бескове, Малофееве говорили — эти люди очень точно умели на матч футболистов настроить — даже в перерыве могли сказать или, наоборот, не сказать что-то, что заставляло ребят на крыльях летать и добиваться успеха. У вас свои фирменные рецепты настройки ребят на игру есть?
— А тут трафарет невозможен — все от ситуации, различных моментов зависит, и когда это, повторюсь, через сердечко проходит, выстраивается само собой.
— Был какой-то эпизод яркий, когда команда проигрывает, вы в перерыве что-то футболистам говорите (или не говорите) и ход поединка меняется?
— Естественно — очень много таких случаев было.
— Наиболее яркий вспомнить можете?
— Ну вот отборочный матч чемпионата мира в Черногории, к примеру, когда Романа Зозулю удаляют и мы отправляемся на перерыв в меньшинстве, так и не открыв счет, а потом парни выходят и четыре сухих мяча забивают.
— Что в перерыве вы делали?
— С ребятами говорил.
— На каком языке, каким тоном?
— На футбольном. Нормально.
— Просто объяснили что-то?
— Совершенно верно.
— И слов, как всегда, было мало?
— Столько, сколько понадобилось, — как уже я сказал, мы можем и много беседовать, но когда ситуация этого требует.
— Вы в свое время блестящим, одним из лучших в мире, защитником были, а кто сегодня на этой позиции для вас идеал?
— Идеалов сейчас немало, но вы же видите, что и они ошибаются, хотя ваши коллеги думают почему-то, что если лучшим игрока называют, от промахов он застрахован.
— Ну, человек же — не машина...
— Да, действующих всегда безупречно нет, а идеальные защитники есть. Возьмите английскую Премьер-лигу — их там столько же, сколько и клубов, возьмите Примеру испанскую — количество классных защитников там числу суперклубов равно.
— Был тем не менее кто-то, кем профессионально в течение всех этих лет вы восхищались?
— В мое время, конечно, — тот, чью команду в Суперкубке мы обыграли.
— Франц Беккенбауэр?
— Точно. Вы спрашивали: все ли в футболе уметь можно? — вот он и с мячом умел класс показать, и голова у него дай Боже работала! На различных позициях мог играть...
— ...и забить мог — вообще парень неслабый был...
— Да, у него все в комплексе присутствовало, а сейчас больше таких ребят стало, хотя, с другой стороны, они уже не такие, как Беккенбауэр.
— Кто из тренеров, из коллег по цеху сегодня вам нравится?
— Их тоже немало — перечислять можно долго.
— Английские, испанские...
— ...немецкие, а французов сколько появилось? Казалось бы, недавно сами в футбол играли, а уже хорошие тренеры, так что...
— Анекдот вспомнил: двое встретились, и один спрашивает другого: «Ты как расслабляешься?». Тот плечами пожал: «А я и не напрягаюсь». Вы, напротив, напрягаетесь, а как расслабляетесь?
— Смотря что под словом «напрягаться» понимать, а расслабляюсь опять же с тренерским штабом своим — собрались, поговорили...
— ...и расслабились...
— Естественно.
— Плюс охота, рыбалка?
— Нет, охота — не мое это. За лет, дай Бог памяти, 30 ни разу в живое существо не выстрелил — пульнуть только для того могу, чтобы зверя испугать, чтобы ушел он. На охоте отдых какой? Приятные люди все собираются: друзья, знакомые, то есть в первую очередь это общение, тем более зимой, где-нибудь на хуторе. Максимум раз за сезон выберешься, встретишься, а рыбалка — это немножко другой процесс: там душой отдыхаешь, потому что природа вокруг.
— Поймать что-нибудь такое, чтобы все ахнули, удавалось?
— О-о-о, по-разному бывало, но, во-первых, на реках, на море я никогда не рыбачил — в основном на прудах, а там карась, карп.
— В Сумской области?
— Да, а еще пару раз, когда «Гурию» тренировал, в Ланчхути. Там тоже свои пруды у людей были, а охота — это же еще и погода, и если хорошая стоит, красотища такая, что действительно восстанавливаешься, весь негатив выпускаешь.
— Известный певец и композитор Юрий Антонов рассказывал мне, что дома у него 45 кошек живет. Вы пока отстаете, у вас всего 12...
— Сейчас уже больше немножко. У нас под Сумами (не в дачном поселке, а прямо в селе) домик есть, я наездами в нем бываю: приехал, уехал, а жена жить там любит — где-то с конца апреля и до октября. Вся эта живность вокруг нее крутится, а когда в городскую квартиру в Сумах она возвращается, соседи приходят, ухаживают, время от времени мы корм им завозим. Так что только на улицу нашу въезжаешь, коты и кошки, которые обычно везде сидят: на деревьях, на крышах, заборах, — сразу сбегаются. Часик с ними пообщался — другим человеком себя чувствуешь.
— Понимаю, что вопрос очень тяжелый, но не задать его не могу. Несколько лет назад ваша единственная дочь Яна скончалась...
— 29 марта три года было.
— Что же произошло?
— Заболевание было — нелегко вспоминать об этом — быстротекущее. Обычно мое семейство все лето в селе проводило: сначала жена туда уезжала, а дочь в Киеве ждала, покуда внучка занятия в школе или институте закончит, и к ней присоединялась. В конце августа мы попрощались — никаких проблем не было, а в октябре из Киева мне звонят: приятель Яны сказал, что она обследовалась и врачи четвертую стадию диагностировали. Все внезапно случилось: ничего не было и вдруг такое, и как ни пытались мы эту болезнь побороть, не получилось — четвертая стадия шансов не оставляет.
— Вы до сих пор от утраты не отошли?
— А от этого не отойдешь никогда. Да, не отойдешь, и хотя говорят обычно, что время лечит... (Головой мотает, вздыхает). Многое можно возвратить (плачет), но только не это...
— Внучка сейчас на вас?
— Да, но она уже самостоятельная: работает, в гражданском браке живет. Кстати, ваши коллеги вспоминали ее недавно в связи с тем, что на матч сборной в Париж летала.
— И что, они в этом криминал усмотрели?
— Осуждали то, что Анатолий Коньков и Анастасию мою туда взял, которая в Федерации футбола работает, причем не только за зарплатой приходит — она там пыхтит. Ну, это такое дело — каждый у нас считает себя вправе других обвинять да судить...
— У вас очень интересная, на мой взгляд, судьба, полная ярких взлетов и жутких падений, связанных порой, казалось бы, с крахом надежд. Вы столько раз на вершину поднимались и столько раз с нее падали, но опять упрямо на нее взбирались. Скажите, моменты отчаяния, когда казалось, что уже все, смысла дальше жить нет, у вас бывали?
— Три года назад... Задумывался тогда: какой же смысл? — но надо было внучку поднимать. Самое страшное для человека, когда своих детей он хоронит, — после этого действительно, как вы сказали, мысли не очень хорошие посещают.
— Оглядываясь на свою футбольную карьеру в качестве и игрока, и тренера, вы понимаете, что все-таки, несмотря на выпавшие вам испытания, реализовались, отдаете себе отчет в том, что сбылось и продолжает сбываться то, о чем когда-то даже мечтать не могли?
— Да, безусловно. Я уже говорил, что первая мечта у меня была летчиком стать, а потом мячик увидел и желанием футболу себя посвятить загорелся. Когда из команды юношей в коллектив мастеров перешел — класс «Б» тогда еще был, — какие-то люди приехали (не журналисты — по-моему, из Киевского института физкультуры). Они опрос проводили, и один из вопросов такой был: «Ваша на сегодня мечта?». — «За сборную Советского Союза играть», — ответил я.
— Сбылось...
— Месяца два надо мной та-а-к ребята подшучивали, свои же: мол, как это? 17-летний пацан, а куда замахнулся, но видите, как получилось.
— Некоторые футболисты, заканчивая карьеру, очень хотят продолжать играть, пускай даже за ветеранов, другие, наоборот, говорят: все, хватит! Вы в футбол иногда играете?
— Где-то полгода назад перестал, потому что проблемы с суставами обострились.
— Профессиональная история...
— Это не то что мышцы — подлечили и восстановился: суставы не поправятся уже никогда, и, проконсультировавшись с врачами, решил заканчивать. Они посоветовали: давай лучше плавай.
— Тем не менее еще полгода назад играли в охотку?
— Регулярно, по воскресеньям в парке (многих из тех, кто это начинали, уже нет). Там площадочка, куда приходили — и до сих пор приходят! — в дыр-дыр играть, это себя в форме держать помогает. Тут тоже какой-то интерес есть, азарт: хочется не просто участвовать, а выигрывать, поэтому каждое воскресенье туда спешишь...
— Я очень благодарен вам за интервью — приятно беседовать с человеком, которого не только за его профессиональные заслуги уважаешь, но и просто по-человечески, а теперь последний задам вопрос. Многие футболисты, которые на высшем уровне уже не выступают, признавались мне, что футбол иногда ночами им снится, а вам?
— Мне, к сожалению, нет, потому что все у меня в жизни четко дозировано: ничего не зашкаливало, ни недобора не было, ни перебора. Ну и нормально — во всем мера нужна...
Дмитрий ГОРДОН
учетная запись этого пользователя была удалена
учетная запись этого пользователя была удалена