Александр ХАЦКЕВИЧ: «Я однозначно за неделимую Украину. Очень люблю эту страну»

Бывший полузащитник киевского «Динамо», а ныне — главный тренер сборной Беларуси Александр Хацкевич, дал обширное интервью «Трибуне», в котором, в том числе, рассказал о своем украинском этапе игровой и тренерской карьеры.

— Чему вас научили 19 украинских лет?

— Быть увереннее и свободнее. Если говорить об игре, то, выходя на поле, ты не должен иметь никаких сомнений относительно себя и своих партнеров. Этому Киев меня научил в первую очередь. Затем свободе и легкости, которые помогают в нефутбольной жизни.

Я уже как-то говорил о белорусских усеагульнай млявасці і абыякавасці да жыцця. И не отказываюсь от своих слов. Пожив чуть в Минске, убедился, что никуда все это не делось. Жители Беларуси, если сравнивать с Украиной, более зажатые. Какие-то все в себе. Плюс существует определенное количество тем, на которые никто не высказывается свободно. Люди то ли стесняются, то ли не хотят говорить о, например, президенте страны. Понятное дело, на контрасте с Украиной, где политика стала приоритетной темой, такие штуки сильно бросаются в глаза.

— Вы не обозначали своих предпочтений в украинско-российском конфликте.

— Я однозначно за неделимую Украину. Очень люблю эту страну. И, знаешь, последние события добавили украинцам патриотизма. Если у нас на сборной люди думают: «Не, исполнять гимн в голос не буду». И максимум — шевелят губами незаметно. То украинцы теперь на любом матче премьер-лиги дожидаются 85-й минуты и начинают всем стадионом петь. Внушает уважение. По крайней мере, меня очень впечатляет. Многоголосье на украинской мове — это сильно, конечно.

— Вы, кстати, говорите по-украински?

— Понимаю по-украински. И если украиноязычные друзья заводят какой-то разговор, поддерживаю его. Но общаться как носитель языка не могу. Хотя мой младший сын учится в British school. И там изучает два основных языка. Первый, понятно, английский. Второй — украинский. И пусть дома мы общаемся по-русски, я никак не буду влиять на своего сына и не стану выражать никаких протестов, если при выборе паспорта он отдаст предпочтение украинскому. Тогда получится, что мои сыновья — граждане разных стран. Старший — белорус. Младший — украинец. Но снова-таки я не против. Все же Украине многим обязан.

А что касается твоего вопроса, то даже в свой первый украинский год у меня не было проблем с языком. Во-первых, тогда в Киеве намного больше говорили по-русски. Во-вторых, по телевизору шло минимум передач на украинском. И если я все-таки чего-то не понимал, то обращался к соседу по комнате. А тогда мы жили с Олегом Лужным. Высококлассный переводчик :). Все же динамовские ребята из западной Украины общались между собой на украинском.

Парням из России было тяжелее. Я помню, как путался Леша Герасименко. Говорит однажды: «Так, надо хлеба купить, поехали в перукарню». — «Куда?» — «Ну, в перукарню». — «Леха, это парикмахерская по-русски, там не продают хлеб». — «А, е-мое, я думал, это пекарня». Братья Маковские, кстати, тоже какое-то время привыкали. «Пойдем, тут есть крутой магазин, на вывеске написано, что очень хороший». — «Что там написано?» — «Ну, «цілодобово». Это же значит что-то типа «офигенно». — «Нет, это значит «круглосуточно». Так и жили :).

А веселее всего, конечно, пришлось с Кахой Каладзе. Только перебравшись в «Динамо», Кахабер не то что украинского, русского не знал. Я помогал ему на первых порах. По городу заскочить в несколько мест, за покупками сгонять, дорогу показать. И вот, помню, мы едем в машине по Киеву. И вдруг Каха кладет мне руку на колено и говорит: «Ты сэгодня адын?» Я, честно, чуть-чуть обалдел. Всю жизнь думал, что грузины большие специалисты по женщинам, а тут такая история. «С женой вообще-то», — говорю. Тут Каха засмеялся. Оказалось, неправильно выразился. Он хотел позвать меня в ресторан и спросить, не занят ли я вечером. А получилось как-то слишком интимно :).

Да, Каха — красавец. Очень классный человек. Кстати, когда приехал в «Динамо», вообще не пил. Вот такой грузин, который не пьет вина. Правда, когда приезжали его отец и брат, которого, к сожалению, похитили после, все было по-настоящему, по-южному. В нашем доме жили восемь-десять динамовских семей. И Каладзе периодически звали всех в гости.

Иногда ездили в ресторан. С женами, с детьми. Каха не пил, потому ему было интереснее повозиться с нашей малышней. При этом другой киевский грузин — Деметрадзе — оказался совершенной противоположностью Каладзе. Он любил тостовать по поводу и без. А грузинские тосты — это, конечно, шоу. Деметрадзе или папа Каладзе начинали свою речь с родителей, после желали здоровья всем присутствующим за столом, а затем плавно переходили на «долгих лэт афицыантам и адмыныстратарам этава рэстарана!» и всех, кто попадался на глаза. Иногда их тосты растягивались минут на семь. Тогда мы начинали намекать, мол, содержимое стакана уже закипает :).

— И как вас вернули из Украины?

— Был понедельник. Позвонил Сергей Сафарьян: «Добрый день, Георгий Петрович Кондратьев написал сегодня заявление об уходе. Мы бы хотели предложить тебе подумать о работе в сборной». Честно, я сильно удивился. Моя жизнь в Киеве устоялась. Мы отработали механизм работы с молодыми игроками «Динамо», наладили взаимодействие между командами клуба. Мне все нравилось.

«Послушайте, мне приятно, но давайте встретимся». Честно, я не люблю что-то решать по телефону. И телефонные интервью тоже не даю. Мне нужно видеть реального человека. Наблюдать за его мимикой, позой, жестами. Это интересно. После я уточнил: «Георгий Петрович точно написал заявление? А то не хочу начинать какие-то переговоры, если человек еще работает». Сафарьян ответил, что точно, согласился на встречу и добавил: «Сразу говорю, чтобы ты знал: мы будем общаться и с другими тренерами». — «Нет проблем».

Пошел к Сергею Реброву. Сказал, что поступило такое вот предложение. Сергей Станиславович обрадовался за меня и посоветовал соглашаться: «Что тебе, 60 лет ждать, чтобы в сборную идти? Если предлагают, принимайся за работу».

Честно, я думал, федерация первым делом обратится к Виктору Гончаренко и будет держать его в приоритете. Все-таки история расставания Виктора Михайловича с «Кубанью» прогремела совсем недавно. У нас хорошие отношения. Поэтому созвонились с Гончаренко. Он сказал: «Знаю, что тебе звонили первому. Если ты договариваешься с федерацией, я остаюсь в стороне. Да и не готов я пока к такой работе. Мне хочется клубной практики. Чтобы каждый день быть при деле. К сборной я не готов. И вообще в данной ситуации нужно расслабить команду, зарядить ее эмоциями. У тебя это должно получиться лучше».

Так что 5 декабря заключили с АБФФ контракт. Как я уже говорил, много бумажной работы. Тонус чуть теряется. Поэтому хочется уже свисточка, фишек, манишек и некабинетной работы.

— Что вы взяли от Лобановского?

— Валерий Васильевич Лобановский научил меня дисциплине. Каждый игрок киевского «Динамо» выполнял на поле конкретно то, чего от него требовал тренер. Валерий Васильевич порой мог даже ничего не говорить в раздевалке. Просто выразительно смотрел, и становилось ясно, что ты неправ. Общая дисциплина на поле, жесткость и полная полная приверженность результату.

— Насколько вы готовы быть жестким?

— Если есть взаимное уважение, ноль проблем. Всегда можно посмеяться, повспоминать истории и т.д. Но в какой-то момент всегда начинается работа. Его нужно чувствовать. Требования тренера следует выполнять. Может, кому-то я кажусь добродушным. И я не отказываюсь от этого. Я свободный человек, который любит улыбку.

Однако работа в киевском «Динамо» меня закалила. Казалось бы, дубль, что серьезного? Но это танки, под которые я сразу же попал. Чтобы убрать из команды парня, тебе нужно написать служебную записку. Мол, этот человек не подходит нам по уровню футбола, интеллекта, восприятия и воспитания. К сожалению, мне пришлось написать довольно много таких записок. Там, кстати, еще должен быть прописан перечень команд, в которых, по моему мнению, этот человек не сможет заиграть. Не знаю, зачем, но такой порядок. И это очень серьезная ответственность.

В киевском «Динамо» должны играть только лучшие. Поэтому за время работы в клубе я принял очень много жестких решений. Не самое приятное дело. Тем более после этого отчета ты идешь к парню и объясняешь все написанное в глаза, а потом зачастую разговариваешь с его родителями, которые пытаются тебя уговорить.

— Cамый памятный разговор с Лобановским?

— Мы часто беседовали с Валерием Васильевичем по весне. Особенно после зимних сборов, на которых команда очень много бегала. Я этого не любил. Наш тренер часто повторял: «Технически мы отстаем от многих команд. И чтобы составить им конкуренцию, нужно быть великолепно готовым функционально».

Когда надоело ишачить, я обратился к Лобановскому: «А мы будем с мячом работать когда-нибудь?» И вот тренер позвал меня к себе в номер. Дело было на базе. «Саша, у тебя какое-то обострение. Давай-ка ты пока отправишься в „Динамо-2“. Пройдет месяц-полтора — вернемся к нашему разговору о тренировочном процессе».

Хорошо. Поработал во второй команде. Вернулся в первую. Но прошел год, и я повел себя так же. Да, у нас был результат, мы выходили в четвертьфинал Лиги чемпионов, но мне не нравился стиль подготовки: «Валерий Васильевич, ничего не меняется!» — «Саша, у нас есть результат, зачем что-то менять?» Я снова был приглашен в номера :). «Видно, ты, Саша, в первый год меня не понял». — «Василич, вы меня на фарт в „Динамо-2“ отправляете?» — «Нет, Саша, это все из-за обострений твоих». И снова ссылка.

На третий год я молчал и выполнял работу, которую предлагал Лобановский. В общем, у футболиста может быть свое мнение. Но тренер ни под кого не должен подстраиваться. Особенно когда есть годами проработанное направление и результат.

При этом, что касается Лобановского, он умел чувствовать коллектив и идти навстречу. Каждый раз вспоминаю легендарную историю про Диму Михайленко и смеюсь. Мы сидели на сборе в Руйте. Тогда в команде играл Сергей Федоров. Провели двухсторонку. Сразу после утроили разбор. А Серега забил со стандартного положения. Угловой — его удар — гол. Лобановский сидел на разборе и начал своим хриплым голосом: «Кто играл с Федоровым?» А он только-только вернулся в команду. Никто не знал, как себя вести. Все молчали. «Я еще раз спрашиваю: кто играл с Федоровым?!» Тут Дима Михайленко руку потянул: «Василич, я знаю, кто играл с Федоровым». — «Кто?!» — «Буре и Могильный». Тогда в НХЛ как раз было много русских, а тройка Федоров-Буре-Могильный делала результат. После Диминого выступления разбор игры закончился. Мы все упали со смеху. Валерий Васильевич отнесся с пониманием. Он юмор любил.

Вот еще. Помню, стали чемпионами. Каждому полагались премиальные. В общих списках было указано: кто и сколько минут сыграл, кто и сколько принес пользы. И Валику дали 200 долларов. Белькевич поднялся к Василичу: «Василич, я что-то не понял. В первом круге я сыграл 12 матчей. Пять забил, семь отдал. Потом у меня травма была. Операция. Из-за нее второй круг почти не играл. Только в конце стал выходить». Василич берет бумажки, в которых расписан вклад игроков команды в чемпионство: «Да, первый круг все хорошо. Второй круг... Так, тут вышел на замену на пять минут — выиграли. Хорошо. Здесь не играл — победили. Здесь вышел на замену — проиграли... Валик, честно, даже не знаю, кто тебе такой подарок сделал. Не понимаю, как тебя дали целых 200 долларов. Многовато-то получается» :). И что ты ему скажешь? Ничего. Валерий Васильевич брал в расчет концовку чемпионата.

— Часто вспоминаете Валентина Николаевича?

— 27 января, когда должен был праздноваться очередной день рождения Валика, заезжали на кладбище с ребятами. Недавно был в Киеве. Перед возвращением в Минск снова заехал к Валику. Положил цветы. Часто либо сам, либо с друзьями навещаю Белькевича. Был бы Валик жив, позвал бы его своим ассистентом в сборную. Но, к сожалению, приходится использовать сослагательное наклонение. И, к сожалению, поработать вместе с Валиком уже не получится...

Все запомнят его гениальным футболистов и немного загадочным человеком. Наверное, Валик пошел в отца. Тот — профессор математики. В своей жизни просчитывал все. И Валик соответствовал. Видел все поле и легко его расчерчивал.

Плюс в жизни вел себя очень практично. Никого не подпускал к своей семье. Не водил множества знакомств. Да, мы — абсолютно разные. Может, плюс на минус и дал дружбу. Я более жесткий. Валик за это меня часто одергивал. И мы учились друг у друга. Я говорил ему, что нужно где-то и постоять за себя словом или делом. Он объяснял мне, как чувствовать ситуацию.

Когда Валерий Васильевич устраивал мои весенние ссылки в «Динамо-2», Валик приходил и говорил: «Что ты делаешь? Зачем? Он же все равно не изменится. Будь хитрее». Так мы и понимали друг друга. С семи лет все же вместе. Жизнь свела нас и быстро развела. Или разлучила. Не знаю, какое слово в этой ситуации будет правильным?.. Хотя в этой ситуации все неправильно.

Никита Мелкозеров