А недавно экс-нападающий киевского «Динамо» еще раз удивил футбольный мир: он решил продать свою «Золотую бутсу». С этой темы и начался наш разговор.
— Олег, такие решения чаще всего принимаются не от хорошей жизни...
— Не скрываю, что пойти на такой шаг меня заставляет жизненная ситуация. Сейчас в мире продолжается финансовый кризис. Мой бизнес в Украине замер. Я, конечно, не голодаю, но поправить положение не мешало бы. В игровые годы я зарабатывал на «Золотую бутсу», теперь пусть она немного подзаработает для меня.
— Уже нашлись покупатели?
— Есть интерес со стороны коммерческих структур ОАЭ. Арабы хотят организовать музей, в котором будут выставлены серьезные трофеи. И также планируют организовать турнир, который будет называться «Золотая бутса».
— 500 тысяч долларов, о которых все говорят, — это реальная стоимость приза?
— По крайней мере, я оценил его именно так. Шейхов из ОАЭ стоимость устроила. Но с продажей нужно немного подождать, пока арабы организуют свой музей.
— Может, стоило предложить «Золотую бутсу» кому-то из российских олигархов?
— Если кто-то в России даст мне за нее полмиллиона долларов, арабам откажу сразу. Контракт с ними я не подписывал. Мне самому хочется, чтобы «Золотая бутса» осталась в России. Честно говоря, я даже написал письмо в ФК «Зенит» — слышал, что они создают музей. Думаю, бутса воспитанника ленинградской «Смены» смотрелась бы там очень неплохо. Также написал в письме, что часть денег будет пожертвована на благотворительные цели — на поддержку той же школы, в которой я начинал свои первые футбольные шаги. Письмо «Зениту» я отправил в начале мая, но ответа так и не дождался.
— В РФС не обращались?
— Честно говоря, не вижу в этом смысла — там полмиллиона точно не найдут. Может, в ближайшее время еще в Национальную академию футбола напишу письмо. А параллельно выставлю «Золотую бутсу» на аукцион — может, кто-то из россиян купит. Я в любом случае открыт для предложений.
— У вас ведь еще есть «Золотая бутса» лучшего бомбардира молодежного чемпионата мира. Вы как-то говорили мне, что вместе две бутсы стоят миллион. Почему же продаете только «взрослый» приз?
— «Молодежную» бутсу оставлю для истории — сыну. Чтобы он передал своему сыну и так далее.
— Помню, что в свое время вы зарегистрировали в Украине торговую марку «Золотая бутса». Собирались даже пиво с таким же названием производить и продавать. Чем закончилась та история?
— Была идея открыть большой ресторан с небольшой пивоварней, где бы варили пиво «Золотая бутса». Часть доходов должна была идти на призы лучшим бомбардирам постсоветского пространства. Думали награждать по итогам сезона лучшего бомбардира чемпионата в каждой из пятнадцати стран. Но я не нашел партнеров для реализации этого бизнес-проекта. Украина — не Россия, здесь тяжелее продвигать подобные проекты. Помню, что в проект нужно было инвестировать около миллиона долларов.
— Давайте вернемся на 16 лет назад и вспомним чемпионат мира в США. Перед матчем с бразильцами вы поругались с главным тренером Садыриным. Что стало яблоком раздора?
— Пал Федорыч пообещал место в «старте» Юрану. Я это понял по тренировкам, когда наигрывается состав. Я прямо на тренировке начал заниматься ерундой. Садырин мне сказал, дескать, не бузи. Я огрызнулся: «Пусть, кто будет играть, тот и тренируется». В итоге мы с Юраном отыграли по тайму. Вот только в противостоянии с Ромарио и компанией ни мне, ни Сергею отличиться не удалось.
— Зато в следующем матче — со шведами вы открыли счет с пенальти уже на пятой минуте.
— Победу над скандинавами мы просто упустили. После того как шведы сравняли счет, мы их крепко прижали к штрафной площади. Но сыграл свою роль и наш менталитет, ведь ничья нас как бы устраивала. Вот мы и отошли назад. Пропустили два гола, Дима Радченко забил в ответ, но судья почему-то чистый мяч не засчитал. А при счете 2:3 у нас бы появлялся шанс. Рефери же еще и Горлуковича удалил — там тоже была далеко не явная красная карточка. Правда, все равно нужно отдать должное шведам — они тогда на ходу были, третье место в итоге заняли.
— Накануне игры с Камеруном вам приснился сон, что забьете несколько голов?
— Такое мне часто снилось. Только редко сбывалось. А здесь сон оказался вещим.
— А после игры сны не снились? Например, что шестой гол в матче забиваете?
— Нет, после Камеруна меня с футбольными снами как обрубило.
— Знаете, что футболисты сборной Камеруна конфликтовали со своей федерацией и даже грозились не выходить на матч против России?
— Да, по-моему, у федерации была задолженность перед игроками по премиальным. Но они как раз рассчитались с футболистами накануне игры. И камерунцы выходили на поле предельно мотивированными: выиграв у нас, они бы проходили в 1/8 финала.
— Помните все пять своих голов?
— Не дают забыть. Год назад ездил в Житомир в футбольный класс, там мы детально разбирали с ребятишками все забитые мячи.
— Диск с поединком часто просматриваете?
— Особой потребности у меня в этом нет. Голы мои периодически по телевизору показывают — это приятно. А чтобы ночами напролет тот матч смотреть, такого нет.
— Победу над Камеруном бурно праздновали?
— По полной программе. Поводов хватало — первая победа сборной в финальной стадии чемпионата мира, мои пять голов. Царила эйфория — мы были уверены, что еще сыграем в плей-офф: ждали результатов других игр, которые проводились в последующие дни. А когда стало ясно, что никуда не выходим, команда просто распалась. Все уже понимали, что Садырина снимут, будет новая команда.
— А помните церемонию награждения лучших бомбардиров чемпионата мира?1994?
— Если не изменяет память, пять мячей тогда сразу четверо футболистов забили — Ромарио, Клинсманн, Баджо и Кеннет Андерссон. А мы со Стоичковым — по шесть. Я не знаю, какие там были критерии — наверное, количество проведенных матчей, но «Бронзовую бутсу» вроде Ромарио дали, «Серебряную» — шведу Андерссону. Затем вызвали Стоичкова. А последним — меня.
— Кроме раздачи бутс ФИФА ничем вас больше не осчастливила?
— Денежных премий, если вы об этом, не было. Обещали премию в России от какого-то там профсоюза болельщиков. Делами этого профсоюза вроде заведовал актер Борис Хмельницкий. Но после прихода к рулю национальной команды Романцева я со сборной закончил. Так и завершилась история с моей премией.
Сборная тогда, кстати, вообще ничего не получила — предусматривались премиальные лишь за выход из группы. Точно не помню, сколько, но в пределах двадцати тысяч долларов.
— Если бы сборная поехала в своем сильнейшем составе, вышли бы из группы?
— С исполнителями тогда у нас все в порядке было — хватило бы на три сборные. Все-таки фактически тогда еще не сборная России была, а сборная СССР. Конечно, некоторые из обиженных ребят в то время в своих клубах были на ходу. Тот же Добровольский, например. Он бы усилил команду. Но далеко не факт, что мы смогли бы обыграть в группе будущих бронзовых призеров — шведов и будущих чемпионов мира — бразильцев. Мы заняли свое место.
Жалко, что наше поколение, которое блистало на юниорском уровне, на взрослом на уровне сборных ничего не выиграло.
— Сейчас некоторые «доброжелатели» называют Олега Саленко игроком одного матча. Вам не обидно?
— Так говорят только те, кто не видел других моих матчей. Кто не видел, как я играл в киевском «Динамо», как в одиночку тащил испанский «Логроньес». Люди, которые действительно разбираются в футболе, знают, что я представлял собой на самом деле как игрок. А на дилетантов мне как-то не пристало обижаться.
— В киевском «Динамо» в 1991 году тогдашний президент клуба Владимир Безверхий выдавал вам зарплату и призовые за победы в чемпионате СССР валютой. В «Зените» вы такого еще не застали?
— В Питере только рубли были. «Зенит» даже по советским меркам был одной из самых бедных команд в высшей лиге чемпионата СССР. Местное руководство искренне считало, что футболисты должны играть за идею. Помню, в те времена была популярна поговорка «Во всем Союзе знаменит «Днепр» общества «Зенит». Днепропетровцы и ленинградцы тогда представляли действительно одно общество оборонной промышленности. У них были одинаковые клубные цвета — сине-бело-голубые. В ЛОМО (Ленинградское оптико-механическое объединение) делали электронику для ракет, которые собирались на ЮМЗ (Южный машиностроительный завод) в Днепропетровске. Основатель ЛОМО Панфилов и директор «Южмаша» Макаров были большими друзьями. Но на этом аналогии между «Зенитом» и «Днепром» заканчивались. В Днепропетровске у футболистов была куча доплат, ребята получали не меньше, чем в киевском «Динамо» или московских клубах. А мы в Питере были одними из самых низкооплачиваемых игроков в «вышке».
— Джентльменский набор советского футболиста — квартиру и машину успели получить в «Зените»?
— Я еще молодой был — в 16 лет пришел, а в 19 уходил. Когда уже собирал чемоданы, сказали, что все дадут — и квартиру, и машину. Но меня уже нельзя было удержать даже такими заманчивыми посулами.
— Удивительно, что вы поехали не в Москву, а в Киев. До столицы СССР было ведь ближе.
— А до сборной СССР было ближе из Киева. Лобановский сразу дал недвусмысленно понять, что зовет меня не только в «Динамо», но и в сборную. К тому же мне нравился стиль игры киевлян. «Спартак» и ЦСКА я считал командами уровнем пониже.
— Садырин настойчиво звал в ЦСКА?
— Более чем. Когда я «делал» себе сотрясение мозга, он приезжал ко мне в больницу с целой делегацией генералов. Говорил, что сразу оформят мне и квартиру, и машину. Но я ответил, дескать, Федорович, извините, я уже дал слово Лобановскому. Садырин все быстро понял.
— Как это — «делал себе сотрясение мозга»?
— Тогда таким образом «косили» многие футболисты. Я три дня пролежал в больнице Склифосовского. До «сотрясения мозга» додумался сам, без подсказок со стороны киевского «Динамо». Когда узнал, что ЦСКА выписал на меня персональный наряд и прямо на стадион приехали забирать в армию, спровоцировал собственное падение за пять минут до финального свистка. Помню, играли в манеже со «Спартаком». Сознательно прыгнул, сознательно приземлился на пол. Ударился не больно — когда специально падаешь, больно не бьешься. Но это смотрелось эффектно.
— Не было боязни, что ваш обман может раскрыться?
— Да я ведь прекрасно знал, что нужно говорить — тошнит, головокружение. Меня «скорая помощь» сразу в Склифосовского отвезла. Может, это было и не совсем хорошо с этической точки зрения, но что мне оставалось делать? Я прекрасно понимал, что, если заберут в «бобике», мне уже и Лобановский не поможет. Пришлось упасть. Зато потом, когда на руках появилась справка о сотрясении, облегченно вздохнул — с такой справкой армия мне больше не грозила.
— В итоге были признаны годным к нестроевой службе?
— Военный билет так и не получил. В «Динамо» предлагали оформить службу в армии, но я на это не пошел. И, судя по всему, правильно сделал — там были истории, когда Лобановский в воспитательных целях отправлял Юрана «немного послужить» в воинскую часть. Помню, когда уехал из Киева в Европу играть, меня долго разыскивали представители районного киевского военкомата. Наверняка очень хотели призвать в украинскую армию. Повестки на домашний адрес приходили до 27 лет.
— Сам Лобановский уговаривал вас сменить Ленинград на Киев?
— В «Динамо» этот процесс был отработан. Еще за год до моего переезда со мной беседовал селекционер киевлян Анатолий Сучков. С ним обговаривались все детали. Тогда ведь невозможно было, как сейчас, заплатить деньги за трансфер и перейти.
— Как Лобановский отреагировал на ваше требование переехать в Киев вместе с родителями?
— Он сам хотел, чтобы молодой футболист оставался под присмотром. У него была советская психология. Я полгода пожил в гостинице «Киев» вместе с Ахриком Цвейбой и Олегом Лужным, а затем мне дали четырехкомнатную квартиру на Крещатике. Через год — еще одну, трехкомнатную. Так что места хватило всем.
— С Лобановским часто ругались?
— Нередко. Помню, пришел я на тренировку не в самом свежем состоянии. Валерий Васильевич посмотрел на меня и медленно сказал: «Сейчас вызову отца на базу». Я недоуменно пожал плечами: «Что за детский сад!». Лобановский в ответ просипел: «Пшел вон». На самом деле «пшел вон» было у него нормальной фразой. Когда он видел человека и понимал, что у того трудный характер, воспринимал это спокойно, потому как знал, что без таких людей невозможно добиться серьезных успехов. Я ведь в «Динамо» был не один такой — у Заварова и Беса (Бессонова. — Прим. ред.) характеры были похлеще. Но Валерий Васильевич умел найти с нами компромиссы.
Максим Розенко