Борис ИГНАТЬЕВ: «В «Динамо» нашел то, чего нет в большей части российских команд — ощущение семьи»

— Гляжу на вас, Борис Пет­рович — и не верится, что в де­кабре вы отпраздновали 70-летний юбилей. Что помогает сохранять физическую фор­му?

— Ничего сверхъестествен­ного для этого не требуется. Надо жить полнокровной жизнью, но главное — иметь интересную работу, которая поднимает тонус и дает поло­жительные эмоции. Тогда организм сам выдает дополни­тельные ресурсы, о существо­вании которых ты, может, и не догадывался. Вот просы­паешься утром — и знаешь, что заниматься сегодня бу­дешь любимым делом, кото­рое тебе по душе. Нет ничего хуже безделья, когда сидишь и ломаешь голову — чем бы се­бя занять.

— Вы признавались, что ни­когда не курили, но в коман­дах, с которыми довелось ра­ботать, бывали игроки, позво­лявшие себе выкурить на до­суге сигарету-другую, а то и пачку. Как отучали их от пагуб­ной привычки — уговорами, штрафами?

— Да никак на самом деле не отучал. В любой команде существует свод правил, и ес­ли, к примеру, футболист на­рушает дисциплину на глазах у всех — в отеле, допустим, или же на базе, наказание следует неотвратимо. Но никакие ду­шеспасительные беседы не помогут, если человек поже­лает закурить не публично.

— Я ведь не случайно спро­сил о курении. Накануне выхода «Динамо» из зимнего отпус­ка одна желтая газета помес­тила снимок Артема Милевского с сигаретой, но Юрий Семин сказал, что это дело футболиста, как проводить свое свободное время. Важно, чтобы не отражалось вольное поведение на тренировочном процессе, а в нем этот фор­вард — среди лидеров.

— Полностью согласен. Вот если игрок станет отдаваться делу на поле — что в матче, что на тренировке — не так, как от него ожидают, ему на несо­блюдение режима укажут. И, может, даже накажут рублем или в данном случае гривной. А если работает в интересах команды, не вызывая ника­ких нареканий, воспитательные беседы пользы опреде­ленно не принесут.

— Вместе с тем, еще поэт заметил: «Да, были люди в на­ше время...». Футболисты прежних поколений, случа­лось, и выпить могли, и дыми­ли прилично, но на поле отра­батывали за десятерых.

— Футбольный век эти со­блазны укорачивали что тогда, что сейчас. Иное дело, что игра нынче стала другой — вы­ше и скорости, и физические нагрузки. Мы о таких даже не помышляли. Былой футбол и нынешний — это примерно как «Москвич» и «Мерседес». Не сопоставимые просто величины. Сегодня выпасть из тренировочного процесса, дать себе слабину чревато — догнать тех, кто не позволял себе вольностей, бывает крайне сложно.

— С Семиным вы дружны с тех времен, когда вместе помо­гали Павлу Садырину в сборной России?

— Знакомы-то были и рань­ше — вызывал его игроков в юношескую сборную, и он дер­жал со мной постоянный кон­такт. Интересовался, как там ребята, давал нужную инфор­мацию. Но по-настоящему, вы правы, сошлись именно рабо­тая с Садыриным.

— Неужели ни разу с тех пор не ссорились?

— Без разногласий, само со­бой, не обходилось. Ведь исти­на, как известно, рождается в споре, и мы с Семиным пони­маем, что дискуссии — только на пользу делу. Конкретных примеров, уж извините, не приведу — это наша внутрен­няя кухня.

— Случается, что коллега по итогам спора принимает вашу точку зрения?

— Бывает по всякому, но по­следнее слово всегда, разуме­ется, за главным тренером. На нем ответственность за ре­зультат, а моя задача — выска­зав свою точку зрения, под­толкнуть его к решению, ко­торое было бы лучше для ко­манды.

— Вы ведь и с Валерием Лобановским как-то спорили. Чи­тал, что в бытность тренером юношеской сборной СССР не­редко бывали на его трениров­ках в Новогорске и в Конча-Зас-пе, и когда он сказал вам, что необученным игрокам в коман­дах мастеров не место, возра­зили: мол, обучать футболи­стов надо на любом уровне.

— Я тогда приехал в Киев по­смотреть на тренировки «Дина­мо». Валерий Васильевич на ве­чернем занятии дал дублерам точно такие же упражнения, что и основному составу, а мо­лодые ребята с задачей не справлялись. Вот тогда Лобановский мне и сказал: дескать, этих ребят проще заменить, чем учить тому, что ему каза­лось азами. С позиции стояв­ших перед командой задач мэтр считал это недопустимой тратой времени: приходить к нему должны только готовые игроки, которых остается лишь направить тактически в нуж­ное русло. Как тренер юноше­ской сборной, я смотрел на си­туацию несколько иначе, так как считал, что задача моей ко­манды — воспитание кадров для главной команды страны.

— Лобановский прислуши­вался к чужому мнению?

— Мы с ним немало обща­лись, и мне импонировала его манера поведения и разгово­ра, но главное — его доступ­ность. Мы-то, молодые трене­ры, смотрели на него как на бога, а он — никогда не отказы­вался разъяснить нам суть то­го или иного футбольного яв­ления, всегда был готов изло­жить свои взгляды на эволю­цию современной игры. В принципе, методика Вячесла­вом Колосковым тогда была выстроена правильная: на тренировках национальной сборной всегда присутствовали наставники сборных ниже рангом. После каждого заня­тия либо Симонян, Морозов или Мосягин, либо сам Лоба­новский рассказывали нам о целях и задачах тренировки, что удалось в ее ходе, а что нет. Мало того, Васильич нас пытал: что понравилось, что не понравилось. А потом под­водил итог: тут вы, ребята, по­пали в точку, а тут ошибае­тесь. Так мы и учились, опира­ясь на разговоры с большим мастером.

— Возвращаясь к режиму: вы рассказывали, что в Эмиратах, где работали с клубом, у вас был вратарь, закрутивший ро­ман с советской танцовщицей из приехавшего на гастроли пермского ансамбля и пропав­ший на неделю. Восток дело тонкое?

— Не знаю как сейчас, но то­гда, в конце восьмидесятых, футболисты в арабских стра­нах, хоть и числились профес­сионалами, в действительно профессиональном отноше­нии к делу понимали мало. Иг­роки могли прийти на трени­ровку или на матч, а могли за­просто их проигнорировать. Наказания, конечно же, следо­вали, но в силу того, что по жизни в этой стране достаточ­но богатые люди, штрафы для них — что слону дробина.

А тот вратарь и в самом де­ле попал под чары наших женщин — тогда они были на востоке в диковинку. Меня же его отношение к работе шоки­ровало: парень считался ос­новным вратарем. Пришлось ставить запасного — и, между прочим, тот достаточно долго оставался на первых ролях. Пока и сам что-то не натворил и не был убран из клуба пре­зидентом. Деталей не знаю -меня к таким нюансам не под­пускали.

— Это, полагаю, далеко не единственное проявление вос­точной специфики, с которым вам довелось столкнуться.

— Многое удивляло. Скажем, провожу разбор игры, а один футболист вдруг запускает в другого тяжеленной такой пе­пельницей. Хорошо, что в пле­чо попал, а не в голову. Не сра­зу понял, в чем дело, а узнав — был шокирован. Оказалось, бросавший, слушая меня, чем-то еще параллельно занимал­ся, а другого это рассмешило. Тот парень оказался с гонором и насмешки не простил.

— А если бы история с врата­рем, о которой мы говорили, случилась в вашей команде в России или в Украине — что бы предприняли?

— Дело бы точно штрафом не ограничилось. Исходили бы из прописанных в его контрак­те санкций и уровня футболи­ста. Принимали бы во внима­ние, какую роль он играет в клубе, насколько колоритной в футбольном смысле лично­стью является. Раньше-то можно было просто отчислить человека — и дело с концом. Ни­какие компенсации и неустой­ки платить не приходилось. Теперь все не так.

— Однако и прежде на коло­ритность, как вы сказали, обра­щали внимание...

— Это не секрет. В знамени­той «команде лейтенантов» ЦДКА был, скажем, Демин: он мог пить четыре дня в неделю, а в пятницу — появлялся и тво­рил на поле чудеса. С футбо­лом, правда, ему пришлось за­кончить до срока, но это — обычная история для того вре­мени и такого отношения к своему организму.

— Среди игроков, не рас­крывших свой талант в полной мере, вы как-то назвали Олега Саленко. Трудно представить, какой же была его максималь­ная планка, если даже не дос­тигнув ее, он стал лучшим бом­бардиром ЧМ-1994.

— Олег был замечательным футболистом. Большим масте­ром, если хотите. Имел, как мне кажется, все шансы продлить спортивный век, но, чувствуя, как щедро природа наделила его талантом, особо и не стре­мился ей помогать. А мог ведь еще играть и играть. Известны и противоположные примеры. Блохин свой прощальный матч провел в 37, был признан луч­шим футболистом Европы, так долго оставался на вершине в Союзе. Бывая на тренировках сборной СССР, замечал, как серьезно он относился к своей работе. Поясню: в футболе, на мой взгляд, работа определяет­ся не беготней на протяжении девяноста минут, а ощущением конкретного эпизода и вложе­нием в него души. Саленко, ви­димо, не считал это нужным, поскольку на фоне партнеров ему порой было достаточно и 80 процентов от общего потен­циала.

— Вы в Киеве с ним встреча­лись?

— В этот раз нет, но не так давно мы общались в Москве на ветеранском турнире памя­ти Виктора Маслова. Зашел в раздевалку, пообщался с ребя­тами.

— Трудно представить, что ваша тренерская карьера изме­ряется почти четырьмя десят­ками лет: работать вы начали в неполные 33 года, а документы в ВШТ, где учились с такими глыбами как Яшин, Иванов, Ца­рев, Кесарев подали еще в 27, в бытность игроком. Давно ли вывели для себя формулу, что тренировать надо только там, где получаешь от этого удо­вольствие?

— В самом начале, когда только стал вникать в суть про­фессии, конспектируя за тре­нерами различные упражне­ния. Мотал их науку на ус, что-то для себя переосмысливал. И вывод, мною сделанный, та­ков: не стоит зацикливаться на ранге команды, с которой ра­ботаешь. Намного важнее, комфортно ли чувствуешь себя в ней. Скажем, после сборной я пошел в третий российский дивизион, хотя имел множест­во предложений. Принял «Тор­педо-ЗИЛ» — и вывел его шаг за шагом в элиту. Каких-то осо­бых денег там не было — пусть говорили, что Игнатьев по­гнался за длинным рублем. Был прекрасный директор ав­тозавода имени Лихачева, ска­завший: у нас есть все условия, свой стадион, база, болельщи­ки. Не хватает хорошей коман­ды, но у вас, думаю, получится ее создать.

— В Киеве вы получаете удо­вольствие от работы?

— А как же иначе! Когда по­кидал «Динамо» в 2009-м, так друзьям и говорил: ухожу с комфортного места. Здесь на­шел то, чего нет в большей ча­сти российских команд — ощу­щение семьи. Инфраструкту­ра, к тому же, у клуба на за­висть, ответственные за раз­витие футбольного направления люди знают свое дело дос­конально. При этом не пере­ступают грань между компетенцией менеджера и тренера, не позволяют себе ни при ка­ких обстоятельствах вмешиваться в работу наставника или давать ему пустые советы. В «Локомотиве», например, де­ло обстояло иначе.

— Смородская вмешивалась в тренировочный процесс?

— Нет, в организационный. Например, могла прийти и ска­зать, что для восстановления сил после матчей игрокам не­пременно нужно есть кашу и получать таким образом угле­водные инъекции. К сожале­нию, госпожа президент не представляла себе в полной ме­ре значение недельного цикла, восстановительного процесса... Да, впрочем, не в методике дело — есть же в конце концов отвечающий за результат главный тренер, врач, профессионально все эти тонкости знающий.

— Мирча Луческу сказал, что на месте Семина не вернулся бы в команду, где уже работал, потому что на него смотрели бы как на потенциального мессию. У вас не было сомнений, когда Семин вновь позвал в Киев?

— Сколько людей, столько и мнений. Кто-то считает, что в одну реку нельзя войти дваж­ды, кто-то не видит в повторе­нии пройденного никакой про­блемы. В возвращении на прежнее место есть множество положительных сторон: не нужно время на адаптацию, есть четкое представление о возможностях большинства игроков и том, как с ними ра­ботать. Скажем, Лобановский тоже возвращался в «Динамо» после дальних странствий — и ведь результата добился фено­менального. После него до по­луфинала Лиги чемпионов из постсоветских клубов никто не доходил.

— В вашей карьере самой пе­чальной вехой, мне кажется, была ничья 4:4 и поражение по пенальти с Нигерией в чет­вертьфинале юношеского чем­пионата мира-1989, когда вы за двадцать минут до конца вели со счетом 4:0. Поговаривают, что тот результат — вовсе не до­садная случайность, хотя вас и упрекали в замене накануне пе­реболевшего ангиной Сергея Кирьякова.

— Любой отрицательный ре­зультат — это промах тренера. Говорю это искренне, не пыта­ясь укрыться за красивыми словами. После того нашего злополучного проигрыша со­брался тренерский совет, и Ан­дрей Петрович Старостин бро­сил мне тот самый упрек: мол, не следовало менять нападаю­щего. Но я же его не защитни­ком заменил! В пару к Саленко выпустил Юру Никифорова -большого мастера. Но в ре­зультате нам просто фатально не повезло. Представьте: со­перники били с 30 метров — и забивали!

— Вы как-то вспоминали, что в 80-х ваши игроки на турнире в Гонконге договорились с мест­ными «жучками», державшими тотализатор — и при мизерных суточных привезли в аэропорт перед вылетом коробки с ка­кой-то невиданной в Союзе тех­никой. Часто ли вам доводи­лось сталкиваться с матчами, в которых результат, скажем так, был задан заранее?

— Какие вы интересные де­тали из моей жизни знаете — я их и сам, если честно, успел позабыть. А сомнительные иг­ры и результаты случались, конечно. И сейчас бывают. Только обсуждать их мне, пра­во слово, не хочется. Я ведь ди­пломат по натуре, а тут рис­кую людей лишний раз оби­деть.

— Надеюсь, я не обижу вас, если спрошу, какова судьба за­понок, в свое время подарен­ных Жоао Авеланжем на том са­мом юниорском чемпионате мира?

— Президенту ФИФА очень нравилась игра нашей сбор­ной — вот он и решил отметить тренера. А запонки, которые я от силы два раза надевал, не сохранились: торопился я как-то на день рождения одного большого человека, а подарить было нечего. Упаковал их — и преподнес. Именинник остал­ся доволен...

Дмитрий ИЛЬЧЕНКО

Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости