Андрей РУСОЛ: «На сегодняшний день я — безработный»

— Скажем так, со мной это заявление главного тренера согласовано не было. И я не сильно преувеличу, если ска­жу, что сложившаяся ситуа­ция отчасти повергла меня в шок. Да, я уже знал о необхо­димости закончить карьеру, однако на тот момент еще не был готов к тому, чтобы произнести это вслух. Мне нуж­но было время на подготовку такого заявления. Я предпо­лагал, что как только сделаю его, в моей жизни наступит тяжелый период: придется отвечать на многочисленные звонки журналистов и после­дующие вопросы, что для ме­ня — человека совершенно не публичного, достаточно тя­жело. Я планировал собрать пресс-конференцию, чтобы раз и навсегда расставить все точки над «i». Но впослед­ствии моя роль свелась лишь к тому, чтобы подтверждать правильность информации.

— До того злополучного дня вы оставляли какой-либо про­цент, что это решение еще не­окончательно?

— Нет, я четко понимал, что оно неизбежно. А момент, ко­гда об этом узнают все, — лишь дело времени.

— Футбольные люди отреа­гировали так, как будто все случившееся было отчасти предсказуемым. Ваш много­летний партнер Сергей Назаренко сказал: «Все знали, что у Андрея проблемы со спи­ной». А главный тренер сбор­ной Олег Блохин шокировал журналистов информацией о том, что вы почти десять лет играли с надломанным позвонком!

— Мои проблемы со спиной одноклубники могли заме­тить по тому, как часто я об­ращался к докторам, жалу­ясь на боли. То, что сказал Олег Владимирович, я до се­годняшнего дня никогда не подтверждал. Этот диагноз я озвучил в частной беседе с ним, объяснив причину ухо­да из футбола. Он практиче­ски слово в слово передал мои слова на пресс-конфе­ренции.

ДВА ВИДА БОЛИ

— Когда произошла ситуа­ция, которая стала отправной точкой затянувшейся истории болезни?

— Летом в Германии мне сказали, что надлом позвон­ка случился в возрасте 19 лет. Современная аппаратура позволяет определить это с точностью до одного года.

— Напрашивается вопрос: почему в течение почти деся­ти лет вы — человек, который регулярно проходит углублен­ное медобследование, ничего об этом не знали?

— Сильные болевые ощу­щения появились лишь в по­следние пару лет. Причем, поначалу это никак не каса­лось спины. У меня стали рваться мышцы задней по­верхности бедра. Причину я не знал, воспринимая все происходящее как серию ря­довых травм. Но периодич­ность рецидивов стала уве­личиваться, и я стал ощу­щать дискомфорт в области спины. Когда я понял, что терпеть дальше уже невоз­можно, отправился в Герма­нию на первый в своей жизни тест на состояние позвоночника. Там мне и был вы­несен приговор. Мне сказа­ли: есть два варианта. Пер­вый — закончить профессио­нальную карьеру. Второй — пытаться лечиться безо вся­ких гарантий на успех. Опе­рация очень сложная, суще­ствует вероятность, что она даст противоположный эф­фект. Позвонок десять лет жил своей жизнью, обрастая мышцами и связками. И вот, представьте, все это нужно было рушить и восстанавли­вать заново. Существовала опасность, что мне станет еще хуже.

— Решение об окончании карьеры было сложным?

— В последние полгода иг­ровой практики я чувство­вал, что у меня есть пробле­мы со здоровьем, но не пред­полагал, что они окажутся столь серьезными. Мне было тяжело услышать диагноз докторов и переварить всю эту информацию. Однако в тот период я думал о том, что у меня есть определенные принципы, которые не меня­лись и, надеюсь, не изменят­ся на протяжении всей моей жизни. Ни деньги, ни слава, ни положение в обществе влиять на них не должны.

— О каких принципах вы говорите?

— Для меня не существует полуто­нов в футболе — либо ты отдаешь себя на сто процентов, либо ты не дела­ешь ничего. И, наверное, это единст­венный аспект в моей жизни, когда я осознанно готов впадать в крайно­сти. Врачи сказали мне: ты можешь восстановиться и продлить свою карьеру на год или два, но вряд ли выйдешь на прежний уровень. Эта информация и предопределила мой выбор, так как все мои мысли были связаны с одной командой, в другой я себя не видел. Причина номер два — я не смог бы лгать моему тренеру, смо­треть ему в глаза и уверять, что я бу­ду отдавать всего себя на поле, пони­мая, что это невозможно чисто физи­чески. Я всегда был своим первым палачом. Мне не нужно осуждение извне: если я чувствую себя непра­вым, то начинаю карать себя сам и делаю это очень жестко. Я хорошо знаю эту свою особенность и пыта­юсь не допускать подобных ситуа­ций. Если я не могу отдаться делу полностью, я за него не берусь, иначе мне тяжело потом самим с собой ми­риться.

Существует два вида боли. Пер­вая — физическая, но меня учили с ней справляться. Вторая боль — осоз­нание того, что с каждым днем ты становишься слабее. Болельщики и партнеры привыкли видеть тебя од­ним, но ты — уже не тот. Поначалу эта мысль не давала мне покоя, я пытал­ся искать причины в особенностях тренировочного процесса: перепро­бовал все возможные варианты — тренировался больше, затем мень­ше, но эффекта не было, а мне не хо­телось ощущать себя на поле сла­бым. Сопоставив все факторы, я чет­ко понял: выбора нет — мне нужно прекратить свои выступления.

ПУТЕШЕСТВИЕ НА ДРУГУЮ ПЛАНЕТУ

— На той же пресс-конференции Рамос, а впоследствии и генераль­ный директор клуба Андрей Стеценко, сказали о том, что Русол будет ра­ботать в скаутинговой службе клуба...

— Я не знаю, почему была озвуче­на именно эта должность. Просто было сказано: ты остаешься в клубе. Конкретная позиция или финансо­вые условия не обсуждались. Да и неважно все это для меня было. Гре­ла мысль, что я буду работать в «Дне­пре». В первое время я не имел ни оп­ределенной должности, ни четкой зоны ответственности. Был комму­никатором между тренерами и руко­водством, просматривал игры по­тенциальных новичков... Слово, за­нимался всем понемножку. Однако мой контракт с клубом закончился в конце года. И на сегодняшний день я — безработный.

— Секундочка, а как же стажировка в «Барселоне»?

— Это была исключительно моя личная инициатива. Жизнь вокруг футбола мне интересна в любых сфе­рах и направлениях. И предполагая, какую именно пользу я могу принес­ти своему клубу, я попробовал на­чать учиться. У меня состоялся диа­лог с тренером «Днепра» по физподготовке Маркосом Альваресом. Он спросил: «Какие планы, Андрей?» Я ответил: «Хочу учиться и развивать­ся как футбольный менеджер». — «Я могу тебе чем-то помочь?» Я попро­сил Маркоса узнать о возможности стажировки в одном из испанских клубов. И он ответил: «Я попробую организовать тебе поездку в «Барсе­лону». Большое спасибо зато, что его слова не разошлись с делом. Я про­вел неделю в лучшем клубе мира и до сих пор пытаюсь ответить себе на вопрос: хорошо или плохо, когда ты начинаешь изучение клуба, улетая на другую планету.

— Если можно, с этого места попод­робнее...

— Меня поразило как то, что я уви­дел в столице Каталонии, так и то, как меня там приняли. Ну а предос­тавленная мне информация — она бесценна. Презентацию для меня проводил технический директор «Барселоны» Альберто Валентин. Первым делом, на огромном экране появилась эмблема «Днепра» и мое имя, что лишний раз свидетельству­ет о том, как внимательно эти люди относятся ко всем деталям. Мелочей для них не существует. Когда основ­ная часть презентации закончилась, меня попросили задавать вопросы, и ничего от меня не скрывали: я полу­чил подробные ответы на каждый из них. Я понял, что достижения фут­больного клуба зависят не только от людей, которые выходят в майке с его символикой на зеленое поле. Но и от бойцов невидимого фронта — боль­шого штата сотрудников, занимаю­щихся организацией клубного дела. Скажу больше, это взаимосвязано. Клубная жизнь не может быть вяло­текущей: это постепенно начнет ска­зываться и на спортивных результа­тах команды. Более того, стройность организации и эффективность дей­ствия административных сотрудни­ков абсолютно не зависит от того, насколько велика финансовая смета клуба. Это ежедневный каторжный труд с присутствием соревнователь­ного эффекта. Образно говоря, если клубный функционер перестает ра­ботать над собой, останавливаясь в развитии, может сложиться ситуа­ции, когда, выйдя на поле сражения, с мечом, он встретит противника с пулеметом.

— Накануне Нового года в интерне­те проскользнул слух о том, что Анд­рей Русол может стать сотрудни­ком... «Манчестер Юнайтед»!

— Дезинформация стала результа­том недопонимания в диалоге жур­налиста с Шандором Варгой, кото­рый имел в виду мою стажировку в английском клубе. Однако эта поезд­ка не состоялась по техническим причинам.

С НАДЕЖДОЙ НА ВЗАИМНОСТЬ

— Я не вполне понял: как получи­лось так, что вы оказались вне коман­ды?

— Все очень просто: документаль­ных соглашений между мной и руко­водством клуба не было. Существо­вало одно лишь устное предложение. Однако в течение последних двух ме­сяцев ни один сотрудник клуба со мной не общался. Кроме спортивно­го директора команды Вадима Тищенко, потому что наше общение с ним не прекращалось ни на секунду с момента знакомства (а именно с 1999 года. — Прим. М.С.). Пользуясь моментом, хочу поблагодарить его, а также мою супругу Ольгу и сына Ан­дрея зато, что в это непростое время они были рядом и всячески мне по­могали. Если бы в «Днепре» работало побольше таких же преданных делу людей как Тищенко, проблем у на­шего клуба было бы на порядок меньше.

— Сами вы номер, к примеру, гене­рального директора команды Андрея Стеценко не набирали?

— Это не значит, что я настолько амбициозен, что не могу набрать де­сяток цифр и задать один вопрос. Но мне кажется, что ситуация должна развиваться по-другому. Если тебя приглашают на работу, то инициа­тива должна исходить от работода­теля. Если инициативы нет, и за пос­ледние два месяца никто ни разу не поинтересовался, как у тебя дела, — значит, ты попросту не нужен. Если кто-то думает, что это интервью — просьба о принятии меня на работу, то он ошибается.

— Есть ли обида на «Днепр»?

— Это единственный клуб в моей жизни: мы связаны какими-то неви­димыми нитями, и мне очень слож­но объяснить свои чувства. И когда мы говорим об обиде на «Днепр», воз­никает естественный вопрос: что та­кое «Днепр»? Для меня это, прежде всего, огромное количество болельщиков, которые искренне любят эту команду с огромными традициями и славной историей. Это президент клуба (Игорь Коломойский. — Прим. М.С.), которого я очень уважаю и ко­торый тратит огромные деньги на содержание команды. И даже сей­час, когда коллектив переживает не лучший период, я уверен, что рано или поздно он придет к большим по­бедам. Однако «Днепр» — это не от­дельные люди, которые принимают важные кадровые решения по пово­ду чьих-то судеб. Я могу не согла­шаться с человеком, который посту­пает со мной несправедливо, но это невозможно назвать обидой на «Днепр». Наши отношения с клубом можно сравнить с отношениями сы­на и родителей. То есть, ты можешь обижаться только какой-то опреде­ленный период, когда что-то идет не по-твоему. Но настоящую любовь не сотрешь ничем...

— Вы отдаете себе отчет в том, что если ваш роман с «Днепром» закон­чится по причине отсутствия взаим­ности, вам придется трудоустраи­ваться в другом клубе?

— Мне кажется, что на сегодняш­ний день ситуация имеет четкую яс­ность далеко не для всех. В частно­сти, мне неизвестно, знает ли о ней президент клуба. Я бы хотел пооб­щаться с ним лично, чтобы прояс­нить положение вещей и поинтере­соваться его видением происходя­щего.

Все-таки на протяжении послед­них десяти лет я был частью этой ко­манды и особенно после моей стажи­ровки в «Барселоне» я обладаю ин­формацией, которая может оказать­ся полезной клубу вне зависимости от того, буду ли я в нем работать.

Между жизнью игрока и жиз­нью человека, который вовлечен в работу клуба, есть две принципиальные разницы. Игрок в боль­шинстве случаев живет по прин­ципу «удобно ли ему что-то или неудобно», поэтому иногда закрыва­ет глаза на определенные непонят­ные ему вещи. Сотрудник же клуба должен отличать: что для его ко­манды правильно и полезно, а что нет. Недавно я услышал тезис о том, что «современный футболист привык только получать и редко чем-то жертвует». Эти слова заста­вили меня крепко задуматься, и первым человеком, к которому я применил эту ситуацию, оказался я сам. Сложно сказать, может быть, в последние годы моего пре­бывания в «Днепре», клуб давал мне больше, чем я заслуживал. Не хочу оправдываться своими проб­лемами со здоровьем, но также на­деюсь, что большую часть этого пути я отдавал ему максимум того, что мог, и не теряю надежды на то, что мне когда-нибудь выпадет шанс отдать должное клубу своей работой в новом качестве.

Михаил СПИВАКОВСКИЙ