Школьное сочинение на тему "Как я отметил годовщину Бабьего Яра"

Фрагмент из повести.

Чус пришел к нам девятом классе. Очень высокий, на голову выше всех пацанов. Это было не удивительно - ему, ведь было уже 18.

Год назад Чус приехал в Киев из Бундеса. Его батя, во время оккупации работал в киевской управе и ушел с немцами. В Германии женился на местной, и у них появился Чус.

Когда СССР объявил амнистию всем власовцам, его бате что-то щелкнуло в мОзге и он вернулся в Киев. У Фатера (так называл его сынок) не было, как в песне Ножкина про березовый сок, ни "бразильских болот малярийного тумана", ни "пьяного шума кабаков и тоски лагерей". Фатер закончил технический университет и работал на Сименса. Женился на классной немке, имел свой дом...

Но на его беду, у него было два хобби. И если первое, никого в СССР не удивит, а наоборот возвысит в глазах, то второе...

Фатер был алкоголик и любил азартные игры. Теперь, взрослым умом, я понимаю, что уехал он из Германии в надежде излечиться, как минимум от одного из своих "хоббей".... Еще думаю, сбежал он и от своих долгов. Придумал классно: мафия могла его достать, где угодно, но только не в СССР... Жена не возражала, чтобы он забрал сына с собой. Оба два были еще теми "подарками"...

Чус был здоровенным парнем, под метр девяносто. Белокурый, широкоплечий - натуральный ариец. Выдавал его только курносый нос папы-предателя. По-русски он говорил не шибко. Наверно поэтому его, восемнадцатилетнего и направили в наш, девятый класс.

Мы все обожали Чуса. Пацаны, девчонки, взрослые тетеньки от техничек до директорши школы. Это был наш, киевский Дин Рид (может кто помнит такого). Только молодой, без комплексов и абсолютно безбашенный. Всегда ходил в фИрме, от него пахло обалденным парфумом.

Фатер работал в международном отделе украинского радио. Они получили огромную комнату на Прорезной с двумя соседями. Чус приводил туда шикарных девчонок из Дома моделей. Мы пацаны-малолетки смотрели на него, как на божество.

Я с Чусом сошелся на почве химии. Мы оба любили этот предмет. У меня в аттестате было четыре пятерки. По физ-ре, гражданской обороне, химии и украинской литературе.

Так вот, насчет химии. Чус обаял, естественно, и химичку. Она оставляла нам ключи от кабинета, и мы после занятий оставались там делать опыты. В основном делали петарды. Это тоже было очень просто. Нужно отрезать кусок телескопической антенны около 6 см. Загнуть его с одной стороны, протолкнуть в загнутый конец кусочек ластика. Затем засыпали весь объем серой, вперемешку с нарезанной проволокой. Все это плотно утрамбовывали и уплотняли другой конец трубки ластиком. Потом заворачивали трубку в пакет и шли взрывать на Черепанову гору...

Я описываю этот химический эксперимент так подробно, потому, что это будет иметь значение в дальнейшем моем повествовании. Просто иногда Чус "химичил" и без меня...

У нас в классе был мальчик Миша. Его папашка был каким-то крутым отказником, которого Советы не выпускали в Израиль. Миша был худой, болезненный пацанчик с довольно вредным характером.

Как ни странно, Чус стал его лучшим другом. Вроде мы все были его корешами, выпивали у него на хате, слушали «плиты», которые он регулярно получал из дома, мастурбировали на его «Плэйбой». Он был для нас, советских лохов-школьников - "Джесусом Крайстом Супер Старом".

Но другом у него был тот очкарик Миша. Теперь понимаю, что Миша был гораздо взрослее и мудрее нас (имея такого папу), и Чусу с ним было просто интереснее.

Как-то вечером, сидим у Чуса и смотрим футбол. Как сейчас помню, Киев играл с «Торпедо» и была ничья. У нас гол забил Витя Колотов. Чус разговаривает с кем-то по телефону и потом объявляет нам: «Завтра утром едем в Бабий Яр, отец Михаэля попросил».

Вот интересно, мы звали Мишку по-просту - Михуил, а Чус так, по-иностранному. Ну, поедем, так поедем... Мы так доверяли Чусу, так "тащились" от него, что готовы были выполнить любую его просьбу...

Мы знали о Бабьем Яре и его истории, и поэтому эта просьба не показалась нам странной. Наверное какое-то торжественное собрание, и мы нужны для численности.

На следующий день мы (с Чусом нас было шестеро ) сели на «пятерку» и поехали на Сырец. Сошли на Новоконстантиновской. На остановке нас уже ждал Михуил, пардон, Михаэль. Идем за ним в парк. У входа замечаю два милицейских газика - они сразу бросались в глаза...

Вышли на какую-то поляну. Толпа, человек сорок-пятьдесят. Много женщин, стариков, пару мужиков в пэйсах... Стоят довольно плотно и тихо переговариваются. Невдалеке два "пазика", а еще дальше автозак и куча ментов.

Олежка, мой корефан с первого класса, толкает в бок и кивает на одного мужика в толпе. Я его сразу узнал: Некрасов... Он был у нас в школе весной и читал отрывки из своей книжки про Сталинград. В нашу школу часто приезжали всякие пысьменныкы, «рубали капустку» через общество «Наука». Я запомнил еще Конецкого...

Наша компания стоит в метрах двадцати от толпы, тихонько разговариваем. Подходит Мишкин отец. По-взрослому пожимает всем руки. Они с Чусом отходят в сторонку и о чем-то переговариваются.

Появились два мужика с фотоаппаратами. Наверное, их то их и ждали.

Невысокий, худой мужчина вышел из толпы и объявил, что торжественное собрание, посвященное (я уже не помню чему) объявляется открытым. Как ни странно, я вообще не помню никаких речей на той маевке...

Мы, пацаны вместе с Чусом, стоим в стороне и больше поглядываем на ментов... Подъехала черная «волжана». Вышел толстый майор. Теперь я понимаю – это были "конторские"... Выступает уже второй оратор, когда внезапно из мегафона доносится:

"Просим всех разойтись, вы нарушаете покой советских трудящихся, мешаете проводить им отдых".

Оратор не обращает внимание и продолжает говорить, но люди стали плотнее друг к дружке...

Двери "пазиков" раскрылись и оттуда начали вылезать здоровенные мужики в повязках... Дружинники.

Теперь, уже по истечению стольких лет, я могу только гадать, была ли это простая лимита, працювавшая на «Ленинской Кузне» и «Арсенале», или переодетые менты... Это не имело значения. Мужики были молодые и здоровые. И видно, что все после армии. Организованно построились в шеренгу...

Мишкин батя начал суетиться, что-то кричать, размахивая руками. К нему подбегает Чус - они оживленно переговариваются. Чус помахал нам рукой, чтобы мы подошли ближе. До этого момента мы индифферентно стояли в сторонке...

Шеренга дружинников, как македонская фаланга, начала движение в нашем направлении. Было видно, что толпа испугалась... мы тоже... Как я сказал, там было человек сорок. Много женщин, стариков, дошкольники. Мне припоминается даже детская коляска...

Снова мегафон с этим "кривым" базаром... А здесь выступает уже третий оратор. Но говорит он в воздух, его никто не слушает, все смотрят на тех мужиков... а они все ближе...

Вдруг Чус, кааак заорет на своем картаво-ломанном русском: «Всем взять друг друга под руки и тесно прижаться друг к другу!»

Его русский, мягко говоря, не очень хорош. По-немецки, по-английски – он перфект. Поэтому от него так "тащились" наши девушки... Он был чистый иностранец, но понимал их девичьи души, и в придачу, даже разговаривал с ними, что в те времена среди советских мужчин было не принято. При социализме с девушками не слишком церемонились...

Мы все взялись под руки и стали, таким полукругом вперед. Этот прием применял еще Каннибал в битве при Каннах. За нами стоял оратор (сейчас это был Некрасов) и еще несколько деток и женщин. Фотографы находились в стороне и все время клацали...

Шеренга дружинников подошла совсем близко и стала в метрах пяти, прямо напротив нас. Некрасов закончил говорить и тоже встал рядом с нами... И снова этот мегафон, и опять этот тупой базар про отдыхающих советских людей...

Проталкивается какая-то тетенька, похожая на Клару Цеткин (так я ее себе представлял) и кидается на лимиту: «Вы хуже фашистов!»

Кто-то из них выставил кулак, и бедная Клара падает на землю между нашими стенками. Медленно подымается... Как сейчас помню, на ней была белая блузка, а стала пятнисто-красная, как мухомор.

Так стоим друг против друга, ужасно страшно... Желудок сжимается... Сердце бьется сильно-сильно... Смотрю в глаза чувака, стоящего напротив меня... Глаза пустые, злые, желтые...

Может, если бы мы бухнули перед отъездом, то не было бы так страшно... Сжимаю в кармане связку ключей от квартиры - больше нечем защититься...

Не забудьте, нам тогда еще не было и 16... А тут взрослые, натренированные мужики с дубовыми кулаками. А за ними еще армия ментов.

Это сейчас, накинул на морду шарфик, чтобы не узнали и можешь махать цепком перед ментовскими носами: знаешь, что не тронут. Или швырнуть гранату и сразу свалить в толпу...

Мы стоим тесно прижавшись друг к дружке... Я, Олежка-корешек, Петун, Лешик, Матвей, Чус... где-то рядом Некрасов, батя Михуила со своим дохлым, болезным сыном...

И снова: «Последний раз предупреждаем....»

Слышу позади, по-немецки картавый, вопль Чуса: "Смерь фашистам!"

Через наши головы, в сторону ментов, стоящих около своих машин что-то летит, взрывается, и сразу пошел розовый дым... Это Чус кинул в них дымовую шашку... Потом еще один взрыв... и еще больше дыма...

Ну, а дальше меня ударили по лицу и я сел на пятую точку... в голове поплыло... Когда очухался, то уже сидел в темном фургоне. Из меня лилась кровь ручьем, левый глаз заплыл... Облизал языком губу: рассекли, суки... Наверное кастетом били...

Менты отвезли меня в больницу, там губу мне зашили. Кстати, шрам до сих пор остался... Меньше повезло Михуилу... Ему в милиции стало плохо (он был диабетик), но менты не хотели вызывать скорую... Когда, все-таки скорая приехала, парнишка был почти в коме... Но откачали, слава Богу.

За мной в больницу приехали родители. Наверное, хотели сразу четвертовать, но когда увидели, и сперва даже не узнали, то передумали. Подвезло...

У бати был друг-фронтовик с очень «волосатой лапой» (она помогала мне в дальнейшем множество раз) и всех нас в тот же день выпустили без всяких последствий.

Чуса отвезли в Лукьяновский сизо. Но его батя-власовец быстро созвонился с консульством ФРГ в Киеве. У Чуса было немецкое гражданство. Его выпустили на следующий день...

В понедельник в школу мы не пошли. Встретились вечером на школьном дворе... Вид у всех был прикольный. Все цвета радуги... Смотрели друг на дружку и чуть не падали со смеху... Вспоминали воскресный день, как вспоминают мужики с похмелья, что они вытворяли вчера по пьяне...

А потом появился Чус. Чистенький, благоухающий, в новых джинсиках. Веселый и довольный собой...

Подошли крутые бессарабские дяденьки (о вчерашнем уже говорил весь Киев), выказали свой респект... Как там у Олешковского: «господа из влиятельных лагерных урок за размах уважали меня». Мелочь, а приятно...

Да, еще слышал, что о том "инциденте" много говорили на «вражьих голосах». Тогда, в Бабьем Яре били всех - и женщин и стариков... Оказывается те фоткари были иностранными.

Что еще... Губа раздулась, неделю пил и ел через трубочку, бланш полностью сошел через две недели...

О птичках... Дымовые шашки Чус делал без моего ведения. Но знал ведь, чертяка, что использует...