Спящий красавец

авт. Эдуард Резник

Про дедушку Ленина я знал всё. И как он баловался с детишками кипяточком. И как тягал бревно на субботнике, а Надежду Константиновну в разливе. И про письмо молоком, и про всякое Шушенское. Всё знал.

И моя октябрятская звёздочка не тускнела. Я нарочно слюнил её каждое утро, чтобы Екатерина Семеновна не называла меня засранцем. Она любила повторять:

• Врёшь, засранец! Вон и звёздочка у тебя потускнела.

А у меня не тускнела.

Когда папа сказал, что мы едем в Москву, я обрадовался.

• К дедушке Ленину! – запрыгал козликом.

• К дяде Срулю, – ответит папа.

Сруль меня сразил.

• Но я хочу к Ленину! – заупрямился я.

• Сперва к дяде, потом к дедушке, - успокаивала мама.

• Пусть к дяде, - хныкал я, – только не к Срулю!..

И мама тянула папу за локоть. "При ребёнке зови его Израилем!", и тут же мне: "Поедем к Израилю, да?"

Свет в моих очах померк.

Я завопил и, вцепившись руками в звёздочку, бросился наутёк, но материнские руки нежно ухватили за шиворот.

• Не поеду в Израиль! – бился я в истерике.

• Тихо! – затравленно озиралась мама. – Не в Израиль, а к дяде Срулю, в Москву.

• Хоть к Срулю, хоть куда, только не в Израиль!

Папа ушёл на кухню, откупорил бутылку, и мама на него не злилась...

Москва оказалась большой. Дядя маленьким. Я стеснялся его имени и называл "дядя Дядя".

Вообще-то он был добрым. Угощал конфетами. Но я не брал. От мысли, что они побывали у Срули меня тошнило. Однако разговаривать с ним, отвернувшись к стенке, я любил.

• Дядя Дядя, а где дедушка Ленин?.. А почему не в Смольном?!.. А Екатерина Семеновна говорила, что у него есть близнец – Партия... Дядя, а Партия девочка? А как же она близнец, у неё что - тоже борода?

Дядя, как и дедушка Ленин, знал несколько языков. Когда я что-то рассказывал, он всегда посмеивался, и называл Екатерину Семёновну "дрекенкопф", что по-древнегречески означало – классная руководительница.

• Давай уже отведём его в мавзолей! – вздыхала мама. – Ребёнок же просит.

• Зачем в мавзолей? – отвечал папа. - Давай уж сразу в морг.

• А Екатерина Семеновна говорила, что Ленин живее всех живых! – встревал я в спор старших.

• Твоя Екатерина Семеновна, - цедил папа, - такая б-б-большевичка со стажем. Она тебе расскажет, эта передовица!

• Да, - шмыгал я носом, - она на доске почёта.

• Во-во… И на доске, и под забором.

Мама, потянув папу за локоть, зашипела. А папа сказал:

• Да идите вы… в мавзолей!

И мы вошли в метро.

На Красной Площади продавали мороженое - шоколадное эскимо.

"Мороженое и Ленин, - подумал я – что ещё надо?".

Детское счастье незатейливо.

Папа встал за потной тёткой, и сказал, поправляя на мне панамку:

• Хотел в мавзолей вот и стой!

Мороженое капнуло на сандалик.

• Это за чулками? – всхлипнул я. (Мама говорила, что без чулок из Москвы не уедет.)

• За Лениным, – сокрушённо вздохнул папа.

• А что - его можно купить?!

• Нет. Только покататься.

Людская цепочка петляла, изгибалась, то, сжимаясь пружиной, то, вытягиваясь тонкой лентой.

Конца ей не было. Мы топтались. Солнце палило.

• Есть у революции начало, нет у революции конца… – то и дело бормотал папа непонятное.

Периодически меня отводили в тень, поили и поливали из фляги.

• Может у Ленина обед? – предположил я.

• Проверим. – сказал папа.

И, оставив маму, мы двинулись вдоль живого ручейка к мраморному кубическому домику.

• Пиво, – отирая лоб платочком, всё повторял отец. – Не одной бочки пива. А ещё Кремль называется!

От скуки я едва не проковырял в носу дырку. Секундная стрелка двигалась, минутная ползла, часовая прилипла. Два раза я терял сознание, три - ел мороженое, четыре - ходил в туалет, раз семь хныкал. Потом со мной приключилась истерика.

• Пусть меня простит дедушка Ленин! – вопил я. - Пусть Екатерина Семеновна простит, но я хочу к дяде Срулю, в Израиль!

Люди стали оборачиваться.

Тётка, со словами: "Я тут стояла!" ледоколом двинула вперёд, обставив нас на добрый десяток.

Мама, сделав отсутствующее лицо, тихо проговорила: "Чей это ребёнок? Кто потерял ребёнка?!".

А папа ощутимо врезал мне под попу.

"Ленин - так Ленин" – решил я, растёр кулаком сопли, и затих.

Последние полчаса клевал носом, сидя у папы на "копках-баранках".

У мавзолея нас встречали мужчины в одинаковых серых костюмах. Они держали пальцы на губах и очень забавно шипели. Перед входом папа поставил меня на брусчатку и взял за руку.

• Кто эти дяди? - послюнив звёздочку, спросил я.

• Ленинцы.

• Верные?

• Вернее не бывает.

Пройдя тёмным коридором, мы скользнули за тяжёлую, душную гардину. Потянуло холодом. "Ленинцы" были повсюду. Тусклая подсветка, льющаяся откуда-то снизу, едва освещала щиколотки. Я то и дело спотыкался, и, тычась лицом в чьи-то зады, наступал на ноги.

• Где же Ленин? - ежесекундно озирался я. - Где?

И папа, наконец, направил мою голову.

• Вот, - сказала он, - любуйся.

Больше я ничего не спрашивал...

• Он спит? – вжимаясь спиной в ствол акации, шмыгал я носом. Ответ меня страшил.

Папа кашлянул и строго посмотрел на маму.

• Говорил тебе, надо было сразу в морг!

• Да, спит! – с вызовом проговорила мама.

• В хрустальном гробу?.. Он что - съел отравленное яблоко?

• У-гу.

• А кто ему дал, ведьма?

• Фани Каплан.

• Фани?!

На душе стало совсем гадко. Так звали мою бабушку.

• Так, может, его поцеловать? – спросил я с надеждой.

• Прекрасная идея, – ответила мама. – Видишь, какой ты хороший мальчик.

• Тогда я попрошу Екатерину Семеновну.

• Во-во, - скривился папа, - её разве что Ленин ещё не целовал... Передовицу!..

https://www.proza.ru/2009/02/20/69