Об этом я и тактично намекнул командиру своей "звездочки", а также верному соратнику, Марусе. И это стало началом моего конца...
После уроков, когда весь трудовой народец (и я в том числе) дружно промаршировал обедать, Вася тормознулся в классе. Роза с Раей для понта, затеяли в коридоре игру в дочки-матери.
Маруська, как командир, стояла на шухере и резалась сама с собой в буру.Дождавшись, пока весь этаж опустеет, Васек металической линейкой (кредитки выдавались только в третьем классе) отжал язычок замка шкафчика, где мирно себе покоились тетрадки с диктантом. Минут через сорок тщательного досмотра была наконец обнаружена стопочка, любовно перевязанная голубой каемочкой.
Тут бы Ваське схватить тетрадки, скинуть в ранец и валить по бекицеру нах. Но гены, плять, гены...
Васька-физкультурник был банальным малолетним жиганом с Евбаза, а рядом с тетрадками покоилась еще и "фаинаяковлевная" золотая цепь 585-ой пробы, которую та обычно накидывала на свой шестизарядный бюст, на случай педсовета.
В шкафчике также обнаружилась яркая коробка из под момпансье с семью рублями и сорока копейками (прописью: "семь сорок") - наш классный "общак" для поездки в Диснейленд на будущий пейсах. Племянник Фаины Яковны уже давно свалил в Штаты и сейчас працювал в Диснейленде, в качестве одного из белоснежкиных гомов. Он то и пообещал своей тетушке 25-и процентную скидку на билеты.
Короче, Васек згрёб тетрадки до ранца, а цепку с бабульками поклал себе на карман.
Через час "звездочка" в полном составе передислоцировалась в ботанической сад имени академика Фомина. У Маруси-командирши, еще с Афгана, сохранилась классная саперная лопатка. За пару минут она бойко и умело выкопала окопчик полного профиля под развесистой клюквой. Народ споро обшил земляные стенки досками, поставил буржуйку - в ней и спалили проклятые зошиты... Все было сделано в лучших традициях гайдаровских пионеров - "без шума и пыли".
А потом они начали делить награбленное по справедливости - цепку Марии, "семь сорок" остальным подельникам (на разврат). В те дни, весь Киев заложил толстый болт на учебу и работу, и с вечера до утра стоял в длиннющих очередях на заграничные атракционы "Луна-Парк", шо на Петровской аллее.
Ярко освещённый, с огромным количеством разноцветных фонариков, магазинчиков и аттракционов, "Луна-Парк" дарил киянам ощущение сладости и радости. Чего только там не было: автоскутеры, тиры, автодром со сталкивающимися машинками, колесо обозрения, и конечно же "комната страха".
Вся обслуга была ихняя - чешская. Иностранные пацаны и девчонки заводили народ на карусели, вкладывали в руки ковбойские винчестеры в тирах. Кияне, враз почувствующие себя Виннету и Шаттерхендами, шмаляли по мишеням, в надежде выиграть машинку или медвежонка. А может даже и жвачку. Это вам не в Беккенбауэра палить на три копейки - дидусин тир здесь "отдыхал"... Квиточки были от 30-и до 50-и копеек, поэтому октябристы могли кайфовать целую вечность - в наличие имелось, почти восемь рублей!
Под конец, решив трошки порелаксировать, "звездочка" втиснулась в двухместную вагонетку (грошей хватило только на два квитка) и покатила по большому, темному шатру "комнаты страха". Атракцион был с явным тематическим уклоном: с влажных (не по детски) стен на октябрят пялилось чудище с окровавленными клыками и головой Гитлера. На руках у фюрера сидел своей толстой жопой упырь Геринг и пускал кровавые слюни. Советские дети вопили от счастья, когда их невинных плечей торкались, чьи-то липковато-похотливые рученки. Это Геббельс, педофил с выпученными зенками, царапал их своими грязными, неподстриженными ногтями...
Когда опозоренная, но довольная собой "звездочка", наконец выглянула из-за облачков зла и антисанитарии, ее уже поджидали другие, не менее опасные монстры...
Это ментовский кобелек по кличке Плейшнер, учуяв запах "фаинояковных" феромонов на Марусиной цепочке, привел бригаду угрозыска к шатру.
Командир сразу ушла в "отказку", заявив, шо цепку нашла (прямо секундочку назад) на земле, в пыли. Она, как раз уже собиралась писать заяву до милиции о находке, когда этот злой Плейшнер начал ее лапать. В доказательство, Маруся вытащила из портфеля учебник "Ридна мова", вырвала титульную страницу и помусолив карандаш, собралась писать на обратной стороне. На секунду задумалась, и посмотрев сверху вниз на невысокого, с испитым лицом мужичка (явно начальника), застенчиво спросила: "Дядя Жеглов... А как правильно? ЗаИвление или ЗаЕвление?"
Делать было нечего: тетрадок не нашли, "семь сорок" тем более... За цепку ничего доказать было нельзя. Второклассников отпустили на поруки по хатам, а цепочку менты оставили себе (говорили, шо в качестве вещественного доказательства).
По утрянке ко мне заявилась Маруся и подробно, без прикрас, рассказала за вчерашний шухер. Я был спокоен - имелось алиби на целый день. После обеда играл в футбол на школьном дворе, а вечером пел в православном хоре девочек при областной синагоге.
Подойдя к школе, я просто офигел: двор был усеян детьми младшего школьного возраста. Все перетирали за вчерашний гоп-стоп. Никто не мог приложить ума, хтож на такое мог быть способен: замахнуться на самое святое, шо есть у детей - на "общак"! Большинство думало на Путина...
Отдельно сидели кружком на корточках и палили цигарки взрослые пацаны с Евбаза. В перевалочку подошел и по очереди пожал им руки. Мужики выказывали свой респект, хлопали по плечу, интересовались подробностями. Я уверял, шо ни при делах, и даже маю отмазку. Чуваки понимающе лыбились, кивали головами, мол все понимаем братела, но бабки треба возвернуть...
Я согласился и пообещал разобраться с этим вопросом. А вообще-то, было приятно. Как там у Олешковского: "Господа из влиятельных лагерных урок за размах уважали меня..."
В класс я не попал - в дверях хмуро стояла завхоз тетя Поля. Дождавшись, пока я подошел совсем близко, цепко ухватилась за лацкан моего лицейского мундирчика и повололка за собой. Так и тащила, гадина, два этажа, аж до самого кабинета директора. Тот уже, с похабной улыбочкой ждал на пороге.
Ни слова не говоря, тетя Поля передала мой лацкан директору, как эстафетную палочку. Федор Иваныч, бывший полковник и инвалид войны (везет же мне, плять на инвалидов), тоже молча и опираясь на свою палку (не на ту, шо вы подумали), потащил до окна.
Первой мыслью было, шо этот штымп сейчас банально выбросит меня с третьего этажа. Но заметив, сидящую за директорским столом Фаину Яковну в цепочке (!), успокоился - неее...при свидетелях зассыт...
Подтащив к подоконнику, очередной инвалид, указал палкой на стоящий внизу ментовский бобик:
Почему-то вспомнился Усатый с его "або амнистия и фронт, або..."
Ко мне подошла Фаина Яковна и протянула лист бумаги. Усов у нее не было.... Ну, разве шо, только трошки пробивались...
Как я неоднократно упоминал, в те годы читал не слишком шибко, а тут целый лист, да еще мелкими буквами. Не глядя, и даже не читая, я вывел внизу страницы свое фио.
Вот так печально и невыразительно окончилось мое царствование.
"Общак" мы вернули - деньги под проценты дали наши родители. Лично я, еще два года отдавал маме деньги, вырученные за бутылки в пункте приема стеклотары. В Диснейленд мы так и не доехали - Хруща скинули нах, а Брежнев закрыл границу с Америкой. А старостой до глубокой старости оставалась Оксаночка Иваненко...
Наша староста
ГДЕ-ТО В ПЯТОМ КЛАССЕ, в школе проходил концерт самодеятельности, посвященный какому-то советскому холидею. Каждый класс должен был выставит патриотический номер по этому случаю.
Мы поставили хореографическую сценку "Тачанка".
На сцену выбегала группа девочек в купальниках, взнуданных (в хорошем смысле) кучером и моим другом Фимой. Фима был хромой, поэтому тачанку постоянно заносило в разные стороны. После третьего круга она (тачанка), наконец дохрамывала до места назначения - конюшни Буденного. Там ее радостно и вприсядку встречал усатый командарм Валерчик с группой бойцов.
А дальше на сцену гопаком и со штативом на плече выскакивал я. Фотограф, пилять...
Моя цель - сфоткать всю эту мишпуху, на память для потомства. Сбиваю бойцов до кучи перед штативом и вдруг, с понтом, замечаю группу телочек, простите лошадок, скромно перебирающих стройными ножками, в другом углу сцены.
Вразвалочку и похотливо пританцевывая, кружу вокруг табунчика. Выбираю одну конячку, отвожу в сторонку и, как последний зоофил, начинаю осматривать. Заглядываю в ротик, тяну за гриву, похлопываю по крупу, глажу бабки. В конце концов, одобрительно цокая языком, подвожу Оксаночку (!) за поводья, к томящейся в ожидании, толпе бойцов.
Финальная сцена для пионеров и комсомольцев из двухтысячных.
Вся контора замирает перед штативом. На переднем плане Валерчик Буденный и кучер Фима крепко держут в узде Оксаночку, а за их спинами недовольные бойцы корчат рожи и делают селфи. Занавес!