Николай Стеценко: «Приехал в Одессу подписывать контракт, а оказался в военкомате. Оттуда меня уже не выпустили»

Бывший полузащитник «Ингульца», «Чайки» и еще ряда отечественных клубов Николай Стеценко, который сейчас воюет в составе ВСУ против российских захватчиков, рассказал свою историю.

— Николай, как получилось, что вы поменяли футбол на ВСУ?

— 20 июня я приехал в Одессу из Киева подписывать контракт с клубом «Реал Фарма». Ко мне прямо на улице подошли представители ТЦК и культурно попросили проехать с ними в военкомат, а оттуда меня уже не выпустили. Я прошел медкомиссию и через два дня меня отправили в учебку. Я не дошел километр до стадиона, когда меня забрали.

— Не пытались как-то решить вопрос?

— Представители «Реал Фармы» хотели мне помочь и убедить ТЦК, что я принесу больше пользы, играя в футбол, тем более я даже не служил. Но военком Малиновского РТЦК Вячеслав Кушнеров, которого потом поймали на взятках и через месяц уволили, поставил фантастическое условие.

— Какое?

— Он сказал купить четыре пикапа и тогда меня отпустят. Они стоят больше 20-ти тысяч долларов. Такая сумма была неподъемной для меня и клуба. У меня был на руках контракт с «Чайкой», но это тоже не помогло, брони у клуба нет. Вот так я оказался на службе.

— Куда вас отправили из ТЦК?

— Я пять недель пробыл в учебке в Василькове, это под Киевом. Потом меня определили в 36-ю отдельную бригаду Морской Пехоты. Я там был до 15 ноября 2023 года, а потом перевелся к своему другу в 66-й отдельный артиллерийский дивизион, 406-я бригада, где и служу по сей день. Мне очень повезло, что я попал не в штурмовую группу. Там гораздо жестче.

— На каком вы направлении?

— Были под Авдеевкой, а сейчас на Запорожском направлении, недалеко от Роботино.

— Какая там обстановка, что увидели?

— Ничего хорошего, все разбито, села уничтожены. Мы живем в полях, в блиндажах, в укрытиях. С россиянами прямого контакта не было, потому что арта стоит чуть дальше, где-то в пяти километрах от их позиций. Но когда они пытаются штурмовать, то мы по ним работаем. Получается неплохо.

На Запорожском направлении очень много вражеских дронов, поэтому надо быть аккуратными и часто менять позиции. Иногда, в ясную погоду, смотришь на небо, а там летают более десяти дронов. Хорошо, когда туман или дождь — в такую погоду их не запускают.

Был случай, что дроны нас сожгли и по нам начали хер*чить из всех пушек: «Грады», «Ураганы» и т. д. Было жестко.

— До мобилизации вы не служили и оружие в руках не держали. Насколько хорошо вас обучали в учебке?

— В учебке всех обучали на ВОС 100 — это стрелки. Не сказал бы, что подготовка была идеальной — где-то на среднем уровне: бегали, стреляли, но ничего особенного. Управлять и наводиться артиллерией учился уже на передовой. Сейчас я уже знаю и как наводиться, и как заряжать пушку, и как стрелять. Каждый в расчете обязан знать две-три позиции, чтобы мог спокойно подменить побратима.

— Какой у вас позывной?

— Я над позывным не заморачивался. В учебке один товарищ сказал: «Ты же футболист? Значит будешь Жераром». Мне все равно, Жерар, значит, Жерар. Наверное, я ему напомнил Пике из «Барселоны»(смеется).

— Насколько сильно у наших военных ощущается снарядный голод?

— Скажу так, почти все, что пишут — правда. Мы стараемся максимально экономить снаряды и используем их только для огневой поддержки наших штурмов или подавления вражеских атак. Просто так никто не стреляет, как это делают орки. Россияне хер*чат гораздо больше. Особенно это чувствовалось в Авдеевке, когда они начали потихоньку ее забирать.

— Что самое страшное вы увидели на войне?

— Самое страшное — это когда видишь над собой «птичку». Если вражеский дрон нас засек, и мы не успели сменить позицию, то в течение двух-четырех минут начинается обстрел. В этот момент нужно поскорее запрыгнуть в блиндаж и надеяться, что туда не будет прямого попадания.

После выстрела «Урагана» прилет происходит в течение нескольких секунд, поэтому нужно действовать очень быстро. Слава Богу, нам удалось спрятаться и «двухсотых» в моей бригаде не было.

«Выйти на границы 1991 года будет практически нереально. Это может произойти, если в России наступит финансовый крах и что-то случится с экспортом их газа и нефти»

— Что вы думаете о конце войны, есть ли у нас шанс победить?

— Шанс есть, если нам дадут много вооружения, танков, артиллерию и самое главное — авиацию. Я думаю, самолеты должны помочь переломить ситуацию на фронте. Также нам нужны снаряды. Еще прошлым летом их было до фига, пацаны нормально работали, а последние два месяца приходится экономить.

Победить будет трудно. Противник окопался в течение всего этого времени. Выйти на границы 1991 года будет практически нереально. Это может произойти, если в России наступит финансовый крах, и что-то случится с экспортом их газа и нефти.

— А на границы 24 февраля 2022 года?

— Возможно, но тоже сложно. Для этого нужна авиация. Россияне выстроили очень серьезные укрепленные районы в Запорожской и Херсонской областях и без поддержки авиации прорвать ее будет очень сложно. Также нужны подготовленные штурмовики.

Как сейчас можно нормально штурмовать, если в твою сторону летят снаряды артиллерии и сверху обстреливают самолеты? Нам нужно перехватить инициативу в небе. КАБ (управляемая авиабомба) — это вообще страшная вещь. После нее остается очень глубокая воронка.

— А наши сейчас строят укрепленные районы, линии обороны?

— На Запорожском направлении, там, где я — нормальные укрепления. Но это нужно было делать еще после начала АТО/ООС, а не после 24 февраля.

— Помогают ли донатами или волонтерством вашей бригаде известные футболисты?

— Моей бригаде нет. Нам только помогают волонтеры — друзья ребят, которые воюют уже давно.

«Мудрик, Зинченко и другие наши легионеры будут полезнее своими донатами на дроны. Так что пусть играют и донатят»

— Вы родом из ныне оккупированного Алчевска. Что там происходит сейчас?

— Город расположен далеко от линии разграничения и там сейчас относительно спокойно.

— Там что-то осталось от Украины?

— К сожалению, нет. Алчевск еще в 2015 году перешел на рубли, сейчас там уже все интегрировано в РФ.

— Можете вспомнить, как все начиналось в Алчевске в 2014 году?

— Мы только слышали бои за Дебальцево и Луганск, а Алчевск забрали тихо, за него даже не дрались. Было несколько прилетов по окрестностям, но боевые действия в самом городе не велись. Его просто сдали.

— А какие настроения тогда были в Алчевске: больше пророссийские или проукраинские?

— Я не могу точно сказать. У кого была возможность и деньги, тот уехал в Украину, остальные — остались.

— Как вы уехали?

— Я уехал сразу — в 2014 году, потому что понимал, что это надолго. До 2022 года, по возможности, я ездил в Алчевск, навещал родных. Сейчас люди плывут там по течению — будь, что будет. Они ничего не могут изменить.

— Вы верите, что вернетесь домой, в украинский Алчевск?

— Это будет очень сложно сделать. В ближайшие лет 5 вряд ли это получится.

— Вам не обидно, что вы воюете, а другие наши футболисты, тот же Мудрик, Зинченко, спокойно играют за границей? Как вы считаете, это справедливо?

— Мудрик, Зинченко и другие наши легионеры будут полезнее своими донатами на дроны. Это очень важно. Без дронов нам бы было еще сложнее. Так что пусть играют и донатят.

— Ладно, игроков сборной не берем, а остальные украинские футболисты должны воевать?

— Это очень сложный вопрос, потому что я сам футболист. Давайте я не буду на него отвечать.

— Как вы думаете, вы еще вернетесь в футбол?

— Я бы очень этого хотел. У меня 97 матчей на профессиональном уровне, хочется добить до сотки. Но сейчас у меня задача одна — выжить. Дай Бог, чтобы мы победили и этот ужас войны закончился.

Андрей Пискун