Алексей МИХАЙЛИЧЕНКО: «Бошков общался со мной на суржике»

Послужной список Михайличенко-игрока уникален: пожалуй, ни один игрок в истории советского и постсоветского футбола не может похвастаться такой богатой и разнообразной коллекцией титулов.

В этом плане Алексей Александрович напоминает легендарного героя древнегреческих мифов — царя Мидаса: все, к чему он прикасался в «Динамо», «Сампдории» и «Глазго», превращалось в золото. А ведь были еще и серьезные достижения в составах национальных команд — победа на Олимпиаде-1988 в Сеуле и серебро чемпионата Европы того же года в Германии. Последнее достижение на уровне молодежных сборных 18 лет спустя повторит уже Михайличенко-тренер...

При этом, на интервью юбиляр поначалу не соглашался: мол, все о нем давно сказано-пересказано. Но оказался достаточно открытым и приятным собеседником, с тонким чувством юмора. Слово за слово и так, тихой сапой, мы пришли к его первому памятному свиданию со взыскательной киевской торсидой.

ДОЛГАЯ ДОРОГА В ДУБЛЕ

— Вашим первым тренером был некто иной, как Анатолий Бышовец, считающийся весьма одиозной личностью. Что можете сказать о нем вы?

— Справедливости ради заметим, что нашу группу 10-летних ребят набирал Евгений Котельников, но вскоре он ушел работать на административную должность, и нас принял Анатолий Федорович. И, знаете, я считаю, что с детским наставником мне очень повезло. Он не просто учил, как бить, обводить, принимать мяч, но и делился многими другими вещами, которые очень пригодились мне в дальнейшем.

— Дубль у вас был сумасшедший — Гришко, Олефиренко, Сусло, Каратаев, Баранов, Черников, покойный Григорий Пасичный, но на самом высшем уровне карьера задалась только у вас.

— Так за нас еще в детской школе играли сборники Украины и Советского Союза, но со временем многое менялось. Кому-то чего-то не хватило. У того же Валеры Черникова был серьезный перелом, из-за которого он не смог продолжить карьеру. Да и потом пробивается всегда только тот, кому дан не только талант, но и характер, а также везение.

И когда все эти факторы совпадают воедино, жизнь предоставляет тебе шанс, которым еще необходимо воспользоваться. Да и потом, сами понимаете, футбол — не теннис, и не легкая атлетика. Это командный вид спорта, в котором все зависит от твоего окружения — партнеров и тренерского штаба.

— 1 сентября 1981 года матч дублирующих команд «Динамо» с «Таврией» закончился со счетом 6:0, при этом пять мячей оказалось на счету 18-летнего полузащитника Михайличенко. Помнится, болельщики вынесли вас со стадиона на руках, и именно тогда вовсю пошли разговоры, что Лобановский просто обязан найти вам место в основном составе. Однако, по сути, это случилось только через пять лет — в сезоне 1986 года. У вас не было обиды на тренера за то, что он так долго держал вас в резерве?

— Держал, но не передерживал! Была нормальная, рабочая конкуренция. Я выглядел слабее, терпеливо работал и ждал своего часа. Наверное, мне чего-то не хватало. Возможно, футбольной наглости. При этом свой первый матч за основу я провел еще в 1982-м — в полуфинале Кубка СССР против тбилисского «Динамо». Годом позже забил первый официальный мяч за «Динамо».

А с 1984-го я достаточно регулярно попадал в число 16 игроков, заявляемых на каждый матч, и несколько раз получал в конце сезона медали, как в рядах дубля, так и в составе основы. И только в сезоне-1986, когда ведущие игроки вернулись из Мексики, как это часто бывает после мировых первенств, шанс был предоставлен ряду новых футболистов. Удастся ли взять его в руки — зависело только от нас.

— Один из нас вспоминает о существовании тогда ресторана «Динамо» и дружеского сабантуя там ребят из вашего дубля: сели в кружок, появилась бутылка шампанского, но пили в тот вечер все кроме Михайличенко...

— Ну что вы, иметь наглость открыть бутылку шампанского в ресторане «Динамо»... Если это с кем-то из нас и случалось, то уж точно в других местах!

— А многим из ваших сверстников подпортил перспективы зеленый змий?

— Всякое бывало. Святых среди нас не было, почти все свое время мы проводили на базе, и, конечно же, хотели расслабиться в семейном кругу или на встрече с друзьями. При этом главным было правильно отвечать на три основных вопроса — где, когда и с кем.

— В вашем отношении ни одной алкогольной ассоциации не всплывает.

— Ну, что ж... Значит, хорошо прятался (смеется).

НАВСТРЕЧУ ВОЗДУХУ СВОБОДЫ

— Скажите, а московские или другие клубы не пытались переманить вас к себе?

— Знаете, в Советском Союзе, да и в мире много красивых городов. А в той же Москве у меня были и родственники, и знакомые, и я нередко приезжал туда отдохнуть на пару дней. Как ни крути, но столица есть столица! Однако я родился в Киеве, безумно его люблю и не хочу ни на что менять. Пусть та же Генуя — красивейший город.

Более того, я жил там в очень красивом месте: с одной стороны меня окружали горы, с другой — море. Лучше этого сочетания, наверное, нет ничего на свете. Но Киев для меня — больше, чем просто город. Это — мое детство, футбол, любимый клуб, семья, родственники, друзья...

— Тогда каково вам было уезжать из него в ту же Геную?

— Это был шаг в новую жизнь. И не маленький, постепенный шажочек, а один огромный шаг — в бытовом плане, философии, образе жизни. Я стал получать хорошие деньги, начинал привыкать легко и раскрепощено с ними обращаться. Прибавилось чувство внутренней свободы, кое в чем изменилось отношение к футболу.

Кроме того, на Апеннинах — совсем другая атмосфера на стадионах. Ведь я уезжал не куда-нибудь, а в чемпионат Италии, который в те времена на голову превосходил другие ведущие европейские первенства. Серия А была на первом месте на континенте, а второе — пустовало... Где-то дальше на третьих-четвертых ролях фигурировали испанская примера и английская премьер-лига.

— И вы — один из немногих, кто сумел заиграть на таком фантастическом уровне...

— Да, но ведь чемпионат СССР был не слабее итальянского, но при этом являлся закрытой для легионеров структурой. Да и зачем нам нужны были иностранцы, если практически каждая ведущая команда республики олицетворяла лучшее, что давали нам ее футбольные кадры?

Тбилисское «Динамо» было сборной Грузии, минское — сборной Белоруссии, «Нефтчи» — сборной Азербайджана, а «Арарат» — Армении. В каждом туре встречались и боролись разные стилистические школы. И каждую из команд отличал свой неповторимый почерк.

— Вы упомянули о доме, который выделили вам в Генуе. Выбирали его сами?

— Нет, его мне предложил клуб. Мы, выходцы из СССР, в те времена в западной жизни ориентировались очень слабо. В личных контрактах у нас была прописана только зарплата. Все бытовые нюансы обговаривались с президентом «Сампдории» Паоло Мантовани на словах и он — нужно отдать должное — сдержал все обещания.

— На что, если не секрет, потратили первую итальянскую зарплату?

— На переодевание. По тому, как в этой стране относятся к одежде, я понял: гардероб нужно менять. Срочно и радикально.

ДИАЛОГИ С ЭРИКССОНОМ

— С какими чувствами покидали Геную?

— Без острого разочарования. Переговоры с «Глазго» продолжались две или три недели, и морально я уже настроился на отъезд. «Рейнджерс» по праву считался именитым клубом, кроме того, там выступал Олег Кузнецов, с семьей которого мы поддерживали дружеские отношения. В общем, это был интересный поворот в карьере.

— Поговаривали, что вами интересовались не только в Шотландии...

— Но именно «Глазго» предложил наиболее конкретный вариант. Кстати, одним из условий моего перехода было участие «Сампдории» в ежегодных предсезонных турнирах с участием британских клубов — в частности, «Манчестер Юнайтед», «Ньюкасла» и, разумеется, «Рейнджерс». Так через год после перехода я встретился с бывшими одноклубниками и их наставником Свеном-Ераном Эрикссоном.

Между нами состоялся такой диалог: «Ну, как дела?» — «Нормально». — «Ты — чемпион?» — «Я — да, а вы?» — «А мы — нет». Прошел еще год, снова приезжает «Сампдория». «Как дела?» — «Нормально». — «Ты чемпион?» — «Да, а вы?» — «Нет». В конце концов, я шутливо заметил: «Пока вы не возьмете меня обратно, чемпионами не станете». На что Эрикссон ответил: «Вот и я об этом думаю» (смеется).

— Итальянские болельщики вас помнят?

— Для Генуи та чемпионская команда является образцовой: другие поколения «скудетто» не выигрывали. К 10-летию триумфа в городе был организован юбилейный матч, который я посетил и был рад увидеть старых товарищей.

Некоторые почти не изменились, кто-то чуть поправился, одни работают в Италии, другие — за границей... Кстати, мои бывшие партнеры были удивлены, когда услышали, что я до сих пор немного говорю на их языке, но потом, когда во время застолья мы подняли несколько тостов, они начали шутить: «Вино заметно улучшило твой итальянский...» (улыбается).

К слову, совсем недавно на мое имя снова пришел факс из Генуи с сообщением о том, что на проводы какого-то игрока снова собирается славная команда начала 1990-х. Вы удивитесь, но такие встречи собирают полные трибуны болельщиков.

ДРУГАЯ ИГРА ГОЛОВОЙ

— Поставив точку в итальянской главе вашей карьеры, перейдем к британской саге. Итак, основными аргументами в пользу «Глазго» стала конкретика руководства клуба и Олег Кузнецов?

— Не ищите одной причины. Меня удовлетворили условия. В целом. Может быть, отчасти я не захотел в зрелом возрасте что-то доказывать там, где ко мне не было полного доверия. А в Глазго, кроме всего прочего, я без труда разглядел особое отношение к футболу, полные стадионы, амбиции клуба, который не хотел вариться в собственном соку, а стремился выйти на качественно иной уровень. При этом разница в стиле игры меня абсолютно не пугала: атлетического футбола я не боялся.

— И все же вы пришли на чье-то место?

— Не знаю, на чье место я пришел, но вы ошибаетесь, если думаете, что за него не нужно было бороться. Красную дорожку в основу мне никто не выстилал. Чемпионат в том году начинался чуть раньше обычного, а, между тем, мне было нужно естественное время на адаптацию. Так что доказывать свою состоятельность пришлось уже по ходу сезона.

— Есть такая легенда, что на одной из первых тренировок в составе «Глазго Рейнджерс» вас повели в клубную детскую школу, чтобы показать, как юные шотландцы играют головой...

— Нет, такого не было. Да и потом в команде хватало гренадеров, которые достаточно хорошо выглядели на «втором этаже», так что я больше подавал, чем замыкал верховые передачи после «стандартов». Кстати, когда я играл в чемпионате СССР, то считал, что тоже умею неплохо играть головой. Но в Шотландии за пять сезонов не забил ни одного такого мяча, потому что в этой стране совсем другая игра головой...

— Перепрыгнуть языковой барьер тоже было непросто?

— Легче, чем в Италии. На Апеннинах в первое время я вообще ничего не понимал. Тренер Вуядин Бошков помогал мне, общаясь на ломаном украинско-русском суржике. Словом, без привычного общения и коллективной атмосферы, было непросто. А вот в Шотландии рядом оказался Олег Кузнецов, который на первых порах помогал мне решать любые вопросы, точно также, как потом я помогал приехавшему Олегу Саленко.

Нужно заметить, что шотландцы — веселый народ, и здесь существуют свои традиции. Скажем, в «Рейнджерс» на первом сборе существовал обряд посвящения новичков, во время которого они должны были исполнять какие-то песни. Игроки команды нередко участвовали в самых разнообразных праздниках. В общем, было довольно интересно, и я начал совершенно по-другому смотреть на внутрикомандную жизнь. У нас таких мероприятий было немного.

— Врагом болельщиков «Селтика» почувствовать себя успели?

— Нет. Но успел почувствовать себя их соперником на поле. Помню, во время первого дерби я не мог толком остановить мяч. Мне казалось, что вокруг меня постоянно крутится десять оппонентов, велась отчаянная борьба, где и двух касаний тоже было много. Это была игра, которая меняла футбольное мировоззрение.

ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ КАТАНЕЦА

— По личному опыту скажем, что кухни хуже, чем британская, человечество пока не придумало. Есть там совершенно нечего.

— А я и не могу вспомнить, чтобы я ел что-то исконно британское. Мы, как правило, посещали итальянские, китайские, японские или индийские ресторанчики. Хотя, разумеется, пробовали национальное шотландское блюдо «хаггис». По вкусу чем-то напомнило нашу кровянку.

— Ну а в пабы с местными игроками не выбирались?

— Вы удивитесь, но за все это время я ни разу не попробовал шотландский виски. В то время в качестве напитка я его даже не рассматривал.

— Геннадий Литовченко рассказывал, что его в европейских клубах удивила возможность свободно выпить после игры бокал пива…

— У нас это тоже было в норме вещей. После игры никто не разбегался. Игрокам и их семьям была отведена территория, на которой мы собирались и общались вне зависимости от результата встречи.

— А итальянцы в свое время не уговаривали попробовать их знаменитую граппу?

— Пробовал и чувствовал себя нормально. Вообще-то, там мы на ужин пили по чуть-чуть красного вина. А словенец Сречко Катанец на каком-то праздновании однажды сказал: «Слушай, ну что эти итальянцы все пьют свое вино, давай-ка водки употребим». Ладно, думаю, славянская душа, давай употребим. Налили 50 граммов чего-то покрепче. Я выпил, не закусывая. Катанец минут пять не выходил из шока. А ведь напиток этот был градусов 19 — не больше. Легкий как ликер.

А в Шотландии, где, как известно, море пива, самым трогательным моментом был тот, когда мы увидели и купили продукт отечественной марки «Гопак» Оболонского завода. Почувствовали какую-то гордость за свою страну. И в Великобритании — наше пиво!

— Правда, что по окончании карьеры вам предлагали остаться в структуре «Рейнджерс»?

— Да, наставник «Глазго» Уолтер Смит очень интересовался системой Лобановского, и мы много говорили на эту тему. Изначально в Шотландии учебно-тренировочный процесс был весьма упрощен, но после того, как команда начала выступать в Лиге чемпионов, требования к профессиональной подготовке повысились.

Когда стало ясно, что мои активные выступления в качестве игрока подходят к концу, Смит предложил мне тренировать в клубе юношей. На что я честно ответил, что провести тренировку — в принципе, не проблема, но я не так хорошо говорю на английском, чтобы серьезно готовить команду.

— Штирлица неумолимо рвало на родину?

— Честно говоря, да. Вернулся и годик ждал, пока приедет Валерий Васильевич, чтобы войти в его штаб. Впрочем, я и сам знал, на что на шел, так что никакой паники не было.

БОГАТАЯ СТРАНА БЕДНЫХ ЛЮДЕЙ

— В Киеве вас часто можно увидеть на трибунах баскетбольных или хоккейных поединков...

— Да, я очень люблю игровые виды спорта, и хотя работа оставляет немного свободного времени, люблю посещать подобные матчи.

— Как и выступления «95-го квартала»?

— У меня сложились хорошие дружеские отношения с творческой группой этого проекта. И если появляется возможность, с удовольствием откликаюсь на их приглашения.

— Считаете себя светским человеком?

— Нет. Я могу пойти на какое-то мероприятие, если приглашают друзья. Туда, где собираются интересные люди. Но обычная тусовка ради тусовки — это не для меня.

— А как же показы мод?

— Однажды побывал. Пригласили сына, и я хотел его поддержать.

— Вы много говорили о патриотизме. Извините за жесткий вопрос: как чувствует себя миллионер в стране нищих?

— Мне кажется, в этом контексте нужно говорить вовсе не о деньгах. Когда я возвращался в Украину, то прекрасно понимал, куда еду. Когда ты видишь грязь, разбитые дороги, нищету, становится очень обидно за богатую страну, в которой живет так много бедных людей. Вместе с тем, я испытываю желание ограничить и уберечь от этого своих родных.

— А шальной мысли не возвращаться не возникало?

— С чисто документальной точки зрения я могу жить за рубежом. Но я действительно люблю эту страну, близких друзей, работу, клуб, друзей. Все эти вещи переплетаются и создают ту самую ауру жизни, которая мне необходима. Нельзя загадывать, что будет завтра, но мой сегодняшний день именно таков.

— Ну а в Верховную Раду, как Олег Владимирович Блохин, попасть не стремитесь?

— Ну, разве что если там соберут нас всех вместе (улыбается).

ФУТБОЛ ДЛЯ ДВОИХ

— Каким образом вы стали почетным заведующим кафедрой футбола в университете имени Драгоманова?

— Педагогический университет и его ректор Виктор Андрущенко уделяют спорту много внимания. И когда меня пригласили возглавить новоиспеченную кафедру футбола, то с радостью согласился. Хотя, конечно, в силу своей занятости в «Динамо», в вузе я больше выполняю функции пропаганды футбола среди студентов и молодежи, принимая участие в соответствующих мероприятиях.

— Сегодня в отличие от лет игровой карьеры вас можно увидеть с сигаретой в руках. Как давно курите?

— Когда я пришел в дубль «Динамо», то не курил и не пробовал спиртные напитки. Но дубль — та самая школа жизни, которая учит не только футболу (улыбается).

— Были ли у вас травмы, которые могли поставить крест на карьере?

— А как вы думаете, если у меня было пять операций? Да и закончил я в 33 после того, как дважды ложился на стол хирурга за один год. При этом какого-то конкретного удара не было, просто колени не выдержали нагрузок. Что поделать... Тут уж, как кому повезет. Некоторые играют до сорока, а другие вешают бутсы на гвоздь в 25-27 лет...

— Что вы делали, будучи тренером сборной, если по настроению игрока видели, что у него какие-то проблемы в коллективе?

— Просто не ставил в состав. В национальной команде для подготовки к матчу у тренеров есть всего два-три полноценных дня. Рисковать не приходится.

— А мог условный Блохин прийти к Лобановскому и сказать: я там с кем-то поругался, играть не хочу?

— У Валерия Васильевича существовала определенная практика: перед каждой игрой он вызывал к себе в кабинет футболиста и спрашивал: готов ли ты играть? Если звучало «нет», никакие рассказы о проблеме уже не действовали.

— Вы думаете, ему можно было сказать «нет»?

— Думаю, можно было.

— А как же знаменитый «эффект удава», который производит Лобановский?

— Честно говоря, в юности было время, когда мне и самому было страшновато поднять на него глаза, и для того, чтобы привыкнуть, нужно было немало времени. Но работая с Васильичем долгие годы, я чувствовал, как меняется мое к нему отношение. В последнее время я особенно остро чувствовал его добрую иронию и любовь к юмору. Он, как никто другой, мог пошутить с очень серьезным видом. И иногда я задавал себе вопрос: а, может, он и тогда шутил, когда мне было 17?

— Ваша тренерская карьера в «Динамо» и сборной Украины заканчивалась не на самой мажорной ноте. Не «грызет ли червячок», что как наставник вы еще не сказали своего последнего слова?

— Знаете, футбол — это ведь не роман, который ты на определенном этапе дописал, поставил точку, а потом перевернул и забыл. Футбол — роман всей жизни, который я продолжаю писать до сих пор. И если что-то не получается, нужно думать: почему все так произошло, искать ответы, зачеркивать и исправлять ошибки.

— А вы знаете, что Игорь Суркис до сих пор считает, что решение о вашем увольнении было скоропалительным?

— Видимо, мы оба не совсем разобрались в той ситуации, и я с себя вины не снимаю. Что ж, так сложились обстоятельства. И сегодня не нужно никого винить. Мудрый человек сказал: «Если не можешь чего-то изменить, прими это как должное».

— А не было впечатление, что и команда в тот день матча с «Трабзонспором» чуток недоработала?

— Может, и я в ком-то ошибся. Может, этой был не чей-то день. Но даже если команда и не сделала всего возможного, ответственность за результат нес главный тренер. То есть, я.

— Алексей Александрович, ваша жена никогда не говорила вам: «Будь проклят этот футбол!»?

— Нет. Мы очень давно идем по жизни рука об руку. Все мои победы и поражения, травмы и безденежье, длительные сборы и разъезды — весь этот путь я проходил вместе с ней. Волей или неволей, но футбол стал и частью ее жизни. Поэтому таких слов я от нее никогда не слышал и, уверен, не услышу...

Сергей ДАЦЕНКО и Михаил СПИВАКОВСКИЙ