Сергей Юран* * *
— Дни без работы — мучение?
— Не то слово. Я ж по характеру такой — надо все время быть в движении. Дома сидеть не могу. Мы, футбольные люди, больные, нам стресс нужен. Каждый звонок с незнакомого номера — и думаешь: может, приглашение?
— Трудно удержать себя — и не хвататься за все подряд?
— Меня многие отговаривали от Азербайджана, Прибалтики. Я считаю — правильно сделал, что поехал. Кто-то сидит, ждет московскую команду — а потом раз: тебе пятьдесят, и ты не дождался. Про меня ходят разговоры, будто Юран требует сумасшедшие условия, зарплату. Полная чушь!
— Тогда проиллюстрируйте — самые смешные деньги, за которые работали?
— В азербайджанском «Симурге» зарплата была тысяча долларов. В латвийском «Диттоне» — три тысячи. В эстонском ТФМК — четыре с половиной.
— Какой же бюджет азербайджанских клубов?
— У сильнейших — «Нефтчи», «Бакы», «Интера» — миллионов 8 в год. У «Симурга» — миллион. Нашему лучшему игроку платили 7 тысяч долларов в месяц.
— Клубы вы тренировали скромные. Зато собственную географию расширили.
— Когда был в Азербайджане, добрался до Панкисского ущелья. Отправились в поселок рядом с грузинской границей. Поднялись к аксакалу, который один живет в горах. Шашлык у него фантастический. Металла нет — посуда деревянная или керамическая. Все готовит на костре.
— Боевики к нему на шашлык заглядывали?
— Он рассказал — случалось. Появлялись со стороны Грузии. Возьмут еду, посидят и уходят.
— Обычаи особенные?
— Я заставлял футболистов надевать штаны. Местные нервничали, если видели людей в трусах. Даже моя футболка с обрезанными рукавами не понравилась. Директор базы сказал: «В Баку никто на нее внимания не обратил бы. Но у нас — не Баку». А в Казахстане перед стартом чемпионата к команде притащили барана, выкопали яму. Приехал мулла.
— Досидели до конца обряда?
— Когда барана начали готовить к загробной жизни, ушел. А Титов с Тихоновым остались. Казахи барана кушали, кто-то кровью бутсы мазал на удачу.
* * *
— История известная — в 2003-м Червиченко вызвал вас с Чернышовым. Спросил: «Кто будет главным?» Не жалеете, что остались на вторых ролях?
— Нет. Я реально смотрел на вещи. У меня не было тренерского опыта. А Чернышов уже с молодежной сборной поработал. Червиченко спрашивает: «Ну, кто возглавит?» И на меня смотрит. Я сам произнес: «Андрей».
— И «Спартак» посыпался.
— Чернышов допустил много ошибок. Отношения с игроками, селекция. Оказался не готов к такому уровню. Для него важнее было — о, «Спартак», пресса, телевидение.
— В какой момент осознали, что ситуация неконтролируемая?
— Когда сгорели «Локомотиву» 2:5. Чернышов ошибся тактически. Нельзя было ввязываться в открытый футбол. После матча вижу: у Чернышова в глазах паника. Не представляет, что делать. И я понял — это все...
— Он быстро перестал интересоваться вашим мнением?
— Выслушивал, но решения принимал сам. Мое мнение по составу обычно было противоположное. Наверное, Чернышов опасался, что подсижу. Хотя это не входило в мои планы.
— Нынче общаетесь?
— Нет. Лет десять не виделись.
— Егор Титов говорил, вы в Чернышове разочаровались.
— Разочаровался.
— Это ведь произошло не в матче с «Локомотивом»?
— Что-то понимать стал, когда Чернышов приглашал футболистов. Еще разочаровало — он не мог позвонить Червиченко напрямую. Высказать свое мнение как главный тренер. Постоянно отправлял меня: «Набери Червиченко, скажи, что это хороший футболист» — «Я его не видел!» — «Но ты же мне доверяешь?».
— Звонили?
— Звонил. По Станичу обратился к Червиченко около полуночи. Помню разговор: «Сколько?» — «Два миллиона. Молодежная сборная, перспективный, киевское „Динамо“ его хочет». Всё — со слов Чернышова. Червиченко выслушал: «Даю добро!»
— Увидев Станича в деле, вы ужаснулись?
— Не ужаснулся. Но 2 миллиона он не стоил. Хоть молодой, с неплохим ударом.
— Киев за него давал 700 тысяч.
— Это после выяснилось. Я переговоров не вел, всем занимался Чернышов. А когда приехал Хрман, я вообще был в шоке. Получилось, что меня подставили. Какие-то деньги давались под столом. У Червиченко сложилось мнение, будто и я в этом участвовал. Время спустя он узнал: да, участие было, но...
— Не ваше?
— Не мое. Червиченко позже передавал: «Пускай Сергей на меня не обижается. Я проверил — Юран ни при чем». Все равно было обидно: как мог на меня подумать? Я только закончил карьеру, на хлеб с икрой хватало. И на яхту тоже. Мне тренером хотелось стать!
— Вы же в курсе, что из Чернышова потом деньги выбивали?
— Что-то слышал. Если ты накосорезил — должен нести ответственность.
— Вас не прессовали на эту тему?
— Знаю, что прессовали Чернышова. Потому он уехал из России. Насчет меня и намека не было — ни со стороны братков, ни со стороны «Спартака».
— Когда Чернышов приказал отрабатывать подкаты без мяча, смеялись даже привезенные им сербы.
— Меня он уверял, что видел это в «Милане» на стажировке. Ха! Тренировочный процесс нужно было сохранить, как при Романцеве. Новые упражнения вводить постепенно. А Чернышов сразу все сломал. Конечно, у игроков пошло недовольство.
Помню, в Лиге чемпионов Романцев вызывал меня с Цымбаларем: «Пишите свой вариант основы». И выставлял один в один — то, что написали. Спрашивал про Хлестова: «Лучше его поставить в центр? Или на фланг?» Я отвечал: «В центр. Это такая „собака“, затерзает. Меня на тренировках достал!» И Димка там играл. Романцев не стеснялся советоваться! А Чернышов — нет. Отстранился. Он главный, всё.
* * *
— В эпопее с бромантаном для вас есть белые пятна?
— Сегодня я готов рассказать. Чернышов решил, что физическое состояние у команды — ноль. «Надо как-то вылезти, взять эти игры!» Он не думал о здоровье людей. Выигрывает — и снова «СЭ» пишет о нем на первой полосе. Телевидение приезжает.
— Кто первым произнес слово «бромантан»?
— Второй доктор, Щукин, предложил как один из вариантов: «Есть препарат. На определенном этапе можно стимульнуть...» Я спросил: «Какие последствия?» — «Да в принципе, никаких. Все выходит за двое-трое суток». В Европе я видел капельницы, витамины. Но чтоб такое?!
Через несколько дней доктор Катулин раздал перед матчем таблетки. Очень аккуратно и не всем. Ковтуну, Деменко, Ващуку, Титову. Объясняя: «Это нормально, стимульнем».
В игре поменяли Деменко — и он пошел не на нашу скамейку, в другую сторону. Я удивился: «Что это парень плывет?» Наутро выяснилось — кто-то заснуть не мог. Кому-то плохо стало. Подошел к Чернышову: «Заканчивай, совсем не тем занимаешься».
— У кого-то как раз жена забеременела. И с ребенком были проблемы.
— У Деменко, кажется. Его сильно зацепило. А дальше — допинг-контроль, все вылезло в сборной. Главное, такой шанс! Но вместо этого едут непонятные футболисты, разговоры о деньгах, бромантан... Жуткий период. Что делать? Как разруливать?
— На Чернышова надежды не было?
— Чернышов только просил: «Поговори с Титовым... Поговори с тем-то...» Сам боялся. Психологически слабый. Какой-то у него комплекс. Когда стоило нарычать — раз, и сливается. До этого Титов травмировался — Чернышов мне: «По-моему, он дурит. Не хочет играть, Романцева уволили. Потолкуй с ним». И я шел к Егору.
— У вас хоть один жесткий разговор с Чернышовым состоялся?
— Когда случилась история с допингом. Остались вдвоем: «Ты что творишь-то?!» Он снова: «Ничего. Разберемся».
— Червиченко футболу не пытался вас учить?
— Как-то двигал фишки в своем кабинете передо мной и Чернышовым. Меня трясло. Червиченко заметил: «Сереж, что кипишь?» — «Вот представьте, я вам начну чертить, как правильно нефть качать...»
— А он?
— Воспринял адекватно. Человек интересный, образованный, с юмором. Мы с ним играли в большой теннис. Я и в Монако у Червиченко бывал.
— Там у него дом?
— Квартира в центре. Прилетели на жеребьевку Лиги чемпионов, мы с Шикуновым остановились в гостинице, Червиченко — у себя. Вечером заезжает за нами на длиннющем «роллс-ройсе». Сам за рулем. Я хотел сесть, Шикунов меня за рукав: «Погоди. Пусть выйдет». И показывает — давай, мол, дверь нам открывай.
— Легендарную коллекцию картин у Червиченко видели?
— Показывал. Особенно поразило оружие и царские ордена. Кабинет изумительный, все сделано под коллекцию. Не просто достает из шкафа. Андрей мало кого туда пускает, коллекционеры — публика своеобразная.
Я как-то присутствовал после тенниса при его беседе с другим собирателем. Обсуждали, на каких аукционах что будет представлено. Червиченко записывал, подчеркивал: «Да, это любопытно». Удовольствие даже слушать.
* * *
— В «Спартаке» с Кебе намучились?
— Намучился с ним Жиляев, начальник команды. Зайдет в номер, а Кебе спит на полу. Как привык в Африке. Жиляев начинает выговаривать — положи, мол, матрас на кровать. А Кебе смотрит: «Я из племени, где людей едят. И тебя съем!»
Жиляев ко мне жаловаться. Говорю: «Не доставайте Кебе. Нравится ему на полу спать — ради бога. А насчет племени — это правда, он людоед». Так Жиляев в Тарасовке стал закрываться на десять замков. Еще шкаф к двери пододвигал.
— В «Сатурне» аргентинца Павловича подозревали в нетрадиционной сексуальной ориентации. В ваших командах такие встречались?
— Нет. Мне Игнатьев рассказывал, как в 90-е недолго тренировал клуб из Саудовской Аравии: «После тихого часа пошел игроков будить. Открываю дверь и вижу — батюшки, два голубка, в позе йогов...»
— Местные?
— Да. Игнатьев бегом к руководству. А ему в ответ: да не переживайте, это нормально. Но Борис Петрович почти сразу уехал в Россию.
— Часто ловили себя на мысли, что ваш футболист сдает игру?
— В «Шиннике» были разговоры по некоторым игрокам после одного матча. Пересматривал его раз десять.
— Что за матч?
— В Томске. Если помните, странная ситуация — пенальти, и наш вратарь Степанов уходит. Захаров свистнул, покатили в пустые ворота.
— И что это было?
— А вратарей замыкает. «Накрыло» Степанова — сам не понял, что сделал: «Я был в прострации, не могу объяснить». Ребята рассказали про него — хороший вратарь, но порой клинит. Затем и я стал подмечать: ему в двусторонке забьют — бешеные глаза, орет...
— С пьянками в своих командах боролись жестко?
— Обычно объявлял: «Господа, отпуск закончился. Мы с вами отгуляли все дни рождения и именины. Упаси бог, кто-то придет с перегаром». На сборах по комнатам не хожу. Селюсь на другом этаже. Но в «Шиннике» однажды решил: дай-ка загляну. Стучу в дверь к Порошину и Скворцову. Сидят с ними два игрока то ли из «Амкара», то ли из «Томи». Бутылка вина на столе. Порошин говорит: «Дочка родилась...»
— Оштрафовали?
— Каждого на тысячу долларов. Хотел вообще выгнать, но команда отстояла. Лишний раз убедился, что своих надо селить в отеле с иностранцами. Чтоб наших рядом не было. Если «скворечник», пять-шесть российских клубов, — это всё. Половина футболистов отправится домой до окончания сбора.
* * *
— За что вы на Кубке легенд поколотили бывшего полузащитника сборной Испании Хосе Амависку?
— Он всегда был противным игроком, исподтишка бил. А здесь — ветеранский турнир, счет 5:1. Зачем же по ногам сзади? Да еще головой боднул. Некрасиво. Если меня по одной щеке ударили, вторую подставлять не намерен.
— Амависка — последний человек, который получил от вас по лицу?
— Да. Это в «Бенфике» драк было полно.
— Неужели? Мы знаем лишь об эпизоде с бразильским громилой Мозером, который швырнул в вас мокрую футболку.
— Мозер очень здоровый. Но я понимал, что нельзя прогибаться. Иначе сожрут. Авторитет завоевывал кулаками. Первые месяцы стычки на тренировках возникали регулярно. То и дело разнимали. Всерьез же помахаться кроме Мозера пришлось с Руй Агуашем. Отпора они не ожидали. Думали, испугаюсь. А я встретил их по-русски — с протяжечкой. С чувством, толком, расстановкой.
— Что Руй Агуаш натворил?
— Я был его конкурентом. И он на тренировке специально подкатился так, что чудом не сломал. За границей волчьи законы. С иностранцами никто не церемонится. Чтоб заиграть, нужен характер. К этому не все готовы. Поэтому в Европе наших футболистов практически не осталось.
— Кульков тоже мордобоя не избежал?
— Его разборки не коснулись. Я за всех отдувался. На контрасте работали: я агрессивный, заводной. Вася — поспокойнее, из него слова не вытянешь. Вратарь «Бенфики» Нену говорил: «Вы с Кукой настолько разные — а родились в один день!»
— Футбольный человек, поразивший вас порядочностью?
— Президент «Порту» Пинту да Кошта. Когда в 1995-м стали чемпионами, он сказал: «Каждому игроку бонус — 20 тысяч долларов. Лично от меня». Но вскоре мы с Кульковым перебрались в «Спартак», оттуда — в «Миллуол». Почти год прошел. С деньгами уже попрощались. В контрактах ничего не прописано, всё на словах. И тут у Васи рецидив травмы колена. На обследование полетел в «Порту», там был отличный физиотерапевт. Возвращается с чеком. Я глазам не поверил. Оказывается, Кошта встретил его в клубе и первым делом напомнил: «Кука, я же тебе и Сергею по 20 тысяч должен».
— Правда, что в «Порту» вы однажды дали пинка Жозе Моуринью, который был переводчиком Бобби Робсона?
— «Пинок» — громко сказано. Моуринью с нами в «квадраты» играл. Отдал неудачный пас и показывает: дескать, вставай в центр. Говорю: «Нет уж, сам заходи. Это ты мне мяч подсунул». Подтолкнул его. Ну и придал ногой слегка ускорение. Все к шутке свелось.
— Каким тогда был Моуринью?
— Педант. Аккуратист. Умел себя преподнести. Одевался элегантно. У Моуринью приятель работал в пригороде Порту на фабрике модной одежды, для футболистов была солидная скидка. И ребята из команды частенько к нему обращались. Меня тоже зазывал: «Поехали, рус, покажу, что такое хорошие вещи». Еще приговаривал: «Футболист ты классный, но вот некоторые моменты...»
— Что за моменты?
— Я молодой, холостой. Утром потренировался и дальше — мир у твоих ног. Ха-ха. А Порту — городок маленький, ты постоянно на виду. Утром встречаешь Моуринью: «Рус, как вчера погуляли?» — «Жозе, о чем ты?» — «Да, ладно, наслышан...»
— Сам-то он трезвенник?
— Португальцы без вина обедать и ужинать не могут. Их любимая поговорка: «Вода убивает быстро, вино — медленно». Считают, что запивать еду водой вредно для пищеварения. Только приехали с Кульковым в «Бенфику» — завтра с «Арсеналом» в Кубке чемпионов играть. А футболистам на ужин несут по бокалу вина или пива. У меня первая мысль: «Матч отменили?» Нет, говорят, привыкайте.
* * *
— У Лобановского по всему Киеву были глаза и уши. А в команде кто-то «постукивал»?
— Уверен — нет. Мне рассказывали, как второй тренер Пузач явился к нему в Конча-Заспе: «Васильич, на балконе ребята курят». Лобановский нахмурился: «Ты-то что там делал?» Подобные вещи он не поощрял. А в курсе всего был, потому что это «Динамо», люди в погонах. От них ничего не скроешь. Плюс на весь Киев в те годы — три приличных ресторана. Понятно, где народ отдыхает. Так что игрокам не надо было «стучать».
На базе по утрам нам измеряли давление. Лобановский всегда стоял рядом. Помню, укоряет Баля: «Андрюша, давленьице скачет». — «Васильич, наверное, кофе многовато выпил». — «А-а, я уж волноваться начал, что облако над домом у тебя другое...» Говорил Лобановский мало. Зато взглядом такой рентген делал, что я по минутам готов был рассказать, когда в туалет ходил в последние три дня!
Был случай. Столкнулся с Лобановским на лестнице базы. Он зыркнул и пошел. Молча. А у меня ноги подкосились. Все, думаю, попал. Лихорадочно копаюсь в памяти: «Так, вчера вечером где был? Дома спал. Позавчера — вроде тоже. А до этого? Точно! Мы же в баре с телками посидели». В зал, где команда собиралась перед тренировкой, я шел, как на плаху.
— Досталось?
— Ни словом не обмолвился. Однако мне и взгляда хватило. Пропотел, как после кросса. В качестве воспитательной меры Лобановский отправлял молодых в армию. Во время отпуска! Чтоб лучше осознали поведение. Прошли через это и Михайличенко, Яковенко, Олег Кузнецов...
— А вы — за что?
— Жил в общаге, там игроки под колпаком. Где-то присели — сразу сигнал Лобановскому. Если сигналы накапливались — здравствуй, армия. Я бы еще раньше туда загремел, но спасла хитрость.
— Какая?
— Завершился сезон, завтра — первый день отпуска. Внезапно звонок: «Утром зайди к Васильичу». Я понял, что служить упекут. Новый год придется в казарме встречать. Тоска. Звоню бате в Луганск, объясняю ситуацию: «Выручай. Отбей срочную телеграмму, что ты в больнице». Кощунство, конечно, но ничего другого в голову не пришло. И с телеграммкой в кармане двинул к Лобановскому. Вытащил, едва он об армии заговорил. «Вот, отец болеет...»
— Что Лобановский?
— Сухо спросил: «Ты врач?» — «Нет». — «Тогда чем ему поможешь?». Тут уж я заныл: «Пожалуйста, дайте шанс. Выводы сделаю, больше не повторится...» Пауза. И тихий голос Лобановского: «Хорошо».
— Хоть кто-то в «Динамо» отваживался с ним спорить?
— Что вы! Разве что Михайличенко и Заваров могли на разборе игры вставить слово. Но лучше в такие минуты было промолчать. А то Лобановский заведется, и сидеть будем долго. То же самое — после матча.
— Даже победного?
— Да. До появления Папы в раздевалке нужно было успеть заскочить в душевую. Прямо в бутсах. Там выжидали, пока он не откланяется. Как-то попрятались, через щелочку в двери поглядываем. Папа шагает туда-сюда. Обращается к Яремчуку, мол, что ж ты не замкнул прострел? Ответ Лобановскому не требуется. Ему надо выпустить пар. Но Ваня зачем-то ввязывается в дискуссию. Лобановский закипает. Так, думаем, из душевой выберемся нескоро. Когда наконец он уехал, Бессонов с Демьяненко напихали Яремчуку: «Ты что, Папу не знаешь? На фига в бутылку лезешь?»
— У кого в том «Динамо» было железное здоровье?
— У Раца, Яремчука и Яковенко. Когда бежали тест Купера, они обгоняли всех на два круга! Спартаковцы шутили, что в Киеве год за три шел. Нагрузки действительно были запредельные. Постепенно освоился, но первый предсезонный сбор в «Динамо» до сих пор вспоминаю с ужасом. В раздевалке падал на кушетку без сил. Мышцы болели так, что до «соска» в душевой на полусогнутых доходил.
— Рац — общительный?
— Не очень. Венгр есть венгр. Самые компанейские ребята — Демьяненко, Бессонов, Баль, Михайличенко. Иногда Баль доставал аккордеон, и Заваров запевал: «Вышел в степь донецкую парень молодой...»
— Хорошо пел?
— Главное — с душой! Коллектив был потрясающий. Вместе работали, вместе отдыхали. Особенно когда Папа в сборную уезжал.
— Яремчук нам с гордостью сообщил, что в «Динамо» непьющих было двое — он да Рац.
— Ване, чтоб захмелеть, достаточно бокала шампанского. А Вася — фанат режима. Не умел расслабляться. И в какой-то момент на фоне колоссальных нагрузок произошел срыв. После этого Рац вел себя, как лунатик. Жена ночью периодически привязывала его к кровати. А на базе соседом Раца по комнате был Беланов. Рассказывал: «Просыпаюсь среди ночи от удара кулаком по подушке. Открываю глаза — Рац стоит. «Вась, ты чего?» Молчит. Походил по номеру, лег, уснул. Утром Беланов крик поднял, мол, опасаюсь с Рацем жить. А тот ничего не помнит. Не верит, что такое было.
— Почему Яковенко на тренировки ездил на велосипеде?
— Паша крестообразные связки порвал, долго восстанавливался. Врачи посоветовали разрабатывать ногу с помощью велосипеда. И вот, из центра города километров 30 он педали до базы крутил. Мы его на машинах обгоняли, гудели в клаксон. Характер у Яковенко уникальный. Если режим нарушал, потом динамовский доктор Малюта не знал, куда от него деться. Паша просил, чтоб ему готовили свежевыжатые соки из моркови и свеклы, в каждом блюде высчитывал калории, боялся выпить лишний глоток воды...
— Кто из игроков «Динамо» держался за столом особенно стойко?
— Михайличенко. И Демьяненко сколько б ни выпил — всегда оставался на ногах.
* * *
— Владимиру Горилому в ресторане за что шилом живот проткнули?
— Не шилом — тоненькой пикой. Отмечали после игры день рождения то ли Яремчука, то ли Михайличенко. Мы на первом этаже, а Горилый на второй поднялся к знакомым девчонкам. Шел мимо столика, где была какая-то компания блатных. Попросил стул подвинуть, ему недружелюбно ответили. Слово за слово, сцепились. Так Володя не заметил, что получил пикой в бок! Спустился к нам, сел. Вдруг говорит: «Что-то холодит», — свитер задрал, а там дырка, кровь. Сразу «скорую» вызвали. Повезло — жизненно-важные органы оказались не задеты. А у меня в ресторане с боксерами была история.
— Начало бодрит.
— Причем ребята-то знакомые! А мы с Беженаром и Матвеевым зашли поужинать. Пока я с одной фигуристкой танцевал, эти два барбоса приняли на грудь и меня потеряли из виду. Сунулись к столику боксеров, их жен попытались на танец пригласить. Боксеры культурно объяснили, что так делать не надо. Не помогло. Тогда Матвеева легонько ладошками по щекам отхлестали. Ну и Беженара зацепили. Отыскали меня: «Серега, нас побили». Я вскипел: «Кто моих друзей обидел?!» И помчался к боксерам.
— Смело.
— Те говорят: «Сейчас все объясним. Твои ребята не правы». А я уже ничего не слышу. Позже один из боксеров рассказал: «Серега, бил аккуратненько. Чтоб глаз не повредить, нос не сломать». Бум — и я на полу в отключке. Под песню: «Яблоки на снегу...»
Наутро Пузач спрашивает: «Что у вас с лицом?» Лобановский как раз в сборную уехал. Я начинаю лепить: «Понимаете, решили телеграфом деньги родителям отослать. Видим — на улице парни пристают к девчонке. Мы вступились...» — «И сколько их было?» — «Человек пять». Тут Беженар подал голос: «Или шесть». Пузач говорит: «Молодцы! Пошли тренироваться». Я бегу и радуюсь: «Поверил! Пронесло!» А Демьяненко в ответ: «Не смеши. Уже все знают, где вы вчера были».
— Яремчук спустил в казино больше миллиона долларов. Вы этим тоже переболели?
— Я не такой азартный. Если заглядывал в казино, менял на фишки 300 долларов. Не больше! Выиграл — прекрасно. Нет — ну и ладно. А Ваня — игроман. Это болезнь. В Союзе казино не было, так он во все подряд играл — в карты, на бильярде. Однажды в киевском гидропарке с профессиональными каталами шары катал!
— «Обули» его?
— Естественно. Они там постоянно шпилили. Яремчук проиграл столько, что у него «Жигули» хотели забрать. Бессонов через знакомых воров отмазал. Он и Демьяненко в Конча-Заспе орали на него: «С ума сошел? Не соображаешь, с кем связался?!»
— По словам Яремчука, полузащитник киевского «Динамо» 80-х Вадим Каратаев стал бомжом. В вашем поколении таких судеб нет?
— Вроде никто не бомжует. У Сереги Заеца одно время были проблемы с алкоголем. Работал сторожем на автостоянке. Но взялся за ум, детишек в Киеве тренирует.
— Василия Евсеева в «Динамо» застали?
— Нет. Но он же мой земляк, в Луганске общались. Когда футбольную карьеру завершил, работал помощником Заварова в киевском «Арсенале». Саня рассказывал: «Бывало, сядем вечером с тренерами, нальем по пять капель. Потом спать расходимся, а Вася говорит — я лучше погуляю. И бродит до утра. У него что-то случилось с головой, замыкало. Результат сотрясений, которых было много. Увольнение всего штаба «Арсенала» стало для Евсеева сильным стрессом. И на глазах жены покончил жизнь самоубийством. Выбросился с балкона, она схватила, но удержать не смогла. А через год в автокатастрофе погиб сын Женя.
— В киевском «Динамо» аварии тоже были.
— В 1990-м стали чемпионами, и в клуб из Германии привезли двадцать новеньких «мерседесов». Вручили ребятам. Расколотили машины абсолютно все! Степа Беца в гололед разбился насмерть. Последний целый «мерседес» оставался у меня. Перед отъездом в «Бенфику» получил обходной лист и должен был сдать машину.
— Куда?
— В клуб. «мерседесы» были служебные. Пока ты на контракте — катайся. Уходишь из «Динамо» — автомобиль верни. Так вот, устроил для команды отвальную. Лужный спрашивает: «Можно возьму твою машину? Заберу девчонку и назад». Отдаю ключи. Через час возвращается понурый: «Сереж, помял „мерседес“ немножко». В итоге он написал бумагу, что расходы на ремонт берет на себя. Правда, главным гонщиком в «Динамо» был другой Олег — Саленко. Он не только на трассе гонял, но и по Крещатику. Ребята шутили: «Если Сало сел за руль, лучше всем прижаться к обочине».
* * *
— Сергей Щербаков в Лиссабоне испытывал судьбу, проскакивая ночью на красный свет. На четвертом светофоре угодил в аварию. В вашей жизни была «русская рулетка»?
— Никогда. Я не из тех, кто любит риск. В море далеко от берега не заплываю, никаких парашютов, «бананов»... А поступок Сергея у меня до сих пор в голове не укладывается. Он ведь жил тогда в моем доме. Видел, парень шальноватый. Присматривал за ним. Стадионы «Бенфики» и «Спортинга» — рядышком. Утром мы разъезжались на тренировки, вечером выбирались куда-нибудь поужинать. Обычно я был за рулем.
А в тот вечер он поехал на прощальный ужин к Бобби Робсону, которого уволили из «Спортинга». Не буду же я под дверью ресторана в машине дожидаться. Говорю: «Ключи у тебя есть, сам доберешься». Специально узнавал потом у барменши — выпил Щербаков немножко. Грамм сто виски, разбавленного колой.
Ехал бы он не на легком, «пластмассовом» «Рено», а на машине понадежнее, может, и не было бы таких последствий. А удар пришелся в бок, он отлетел в дерево. В больнице врач сразу сказал: «Почти нет шансов, что сможет ходить. Перебит нерв, контролирующий нижние конечности».
Когда Сергея выписали, он рассказал, что привело к аварии. Говорю: «Ну а смысл?! Зачем ты это сделал?!» — «Не знаю. Что-то стукнуло в голову. Загадал: если проеду эти пять светофоров — все будет хорошо».
— А вас от гибели однажды уберег Эрикссон...
— Да. У меня в Москве были друзья-бизнесмены. Когда прилетал на выходные — встречали в аэропорту, в сауне вместе парились, ходили в рестораны. Эрикссон иногда отпускал в Москву развеяться на денек-другой, но тут был непреклонен, как я не упрашивал. Играли бы не с «Порту», а с кем-то попроще — думаю, спокойно бы улетел. А утром перед тренировкой звонок: «Ребят убили...» Я так и сел с трубкой.
— Сколько было трупов?
— Восемь. Бандитский передел. Кто-то из своих расстрелял всех в той самой сауне. Даже банщицу и ее дочь не пощадили. А я смотрел на Эрикссона и думал: «Как же ты все просчитал?»
— Бог отвел.
— Точно. Не в последний раз, кстати. Когда в Ярославле работал, ночью чуть лося на дороге не поймал. Лишь копыта мелькнули перед лобовым стеклом. Если б не разминулись, мой «мерседес-купе» сложился бы гармошкой. В другой раз на той же трассе вылетел жестяной лист из-под колес фуры. Счастье, что попал в радиатор. Если бы в лобовое — я бы перед вами здесь не сидел. Сразу хлопок, дым повалил. Администратор «Шинника» прислал за мной машину. А «купе» после ремонта продал. Теперь езжу исключительно на джипах.
— Сколько лет вашим детям?
— Ромке — 6. Артему — 16. Оба занимаются в школе ЦСКА. Старшему два года до выпуска. Уже решили, что учиться он будет в Дипломатической академии МИД. Футбол — футболом, но хорошее образование необходимо.
— Мудро.
— Тренировки приучили Артема к дисциплине. Рад, что у него нет времени болтаться на улице. И все-таки хочу свозить его в наркологический диспансер.
— Зачем?!
— Показать, что такое ломка. Я сам один раз увидел в больнице. Услышал безумный крик, спрашиваю доктора: «Что это?» — «Наркошу привезли. Ломка». — «Могу взглянуть?» Меня провели в палату. Жуткая картина: слюни текут, глаза чумные, бьется головой об стену. Вот тут понимаешь, какое страшное дело — наркотики. Мне и врачи говорили, что рассуждать о вреде наркоты можно сколько угодно. Но в мозгу все откладывается лучше любой агитации, когда своими глазами посмотришь, к чему приводит эта дрянь.
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ
Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости
Читать все комментарии (59)