Виктор ЧАНОВ: «Пятнадцать за меня, трое за Дасаева»

Легендарный вратарь киевского «Динамо» 80-х Виктор Чанов рассказал о своей жизни после завершения футбольной карьеры.

РЭКЕТ

— К футболу нынче отношения не имеете?

— Никакого. Я уже 15 лет генеральный директор компании. Занимаемся железной дорогой, транспортом, топливом, аккумуляторами, подшипниками.

— Вы — хозяин?

— Один из учредителей. Я не представлял себя в бизнесе, но друзья предложили: «Попробуешь?» Так и втянулся. Работаю по специальности — когда-то окончил торгово-экономический институт. В отличие от многих футболистов лекции посещал. Те конспекты мне помогли.

— В футбольных воротах вы удары пропускали. А в бизнесе?

— На «стрелках» бывать не доводилось. За 15 лет — ни одного бандитского «наезда». С той стороны, наверное, есть уважение. Да я и не олигарх. Знаете, о чем меня часто спрашивают?

— О чем?

— Почему хожу без телохранителя. Но мне прятаться не от кого! Устроить «показательное выступление», чтоб сопровождал джип с охраной, легко. Только незачем. А «наезды» случались государственного уровня.

— То есть?

— Это я называю «государственный рэкет». Ни с того, ни с сего является налоговая. Внаглую, не стесняясь — и давай! Вот тут помогает имя. В украинской власти много поклонников «Динамо» 80-х.

— В весе с тех времен не прибавили?

— Один килограмм. Дважды неделю играю в футбол. Причем в нападении. Пытались в рамку передвинуть — но я сказал: «Если ворота — то на входе. Буду билеты отрывать».

— В матчах легенд тоже в нападении?

— Нет, это святое. Там Чанова в атаке не поймут.

— Если завтра снова позовут тренировать вратарей в киевском «Динамо» — что ответите?

— Откажусь. Всему свое время.

— Семина в «Динамо» застали?

— Нет, работал с Демьяненко. Он, приняв команду, объявил: «Вратарей будет тренировать Чанов». У меня было единственное условие: совмещать футбол и бизнес. Но года хватило, чтоб убедиться — надо выбирать один стул.

— Бывшие игроки «Химок» нам рассказывали про методы тренера вратарей Сергея Краковского. Люди от таких нагрузок теряли рассудок.

— Это не методы, я про них слышал... Вратари делают «жабку» по сто метров. Есть украинская пословица: «Що занадтно, то не здраво». Краковский подходил к моему брату, чтоб тот дал какие-то упражнения. Слава ответил: «Сережа, извини. Думай сам». Это очень тонкая работа. Не зря же Акинфеев говорил: «Не будет Вячеслава Викторовича — не будет и меня».

У меня методика своя: если завтра игра — вратарей не дергал. Отправлял играть в дыр-дыр. Суркис спрашивал: «Почему?» Следом Демьяненко: «Ты уверен?» Что — мне показывать за день до матча, как правильно падать? Они и так знают. Голкипер должен быть легким. В тот год Шовковский не совершил ни единой ошибки! Он играл со свежей головой!

— Молодежь сегодня непростая?

— Как-то стоим с Демьяненко. Я не видел, что сзади молодые подошли. Толик подтравил: «А сейчас можешь на 70 метров точную передачу отдать?» — «Куда именно?» — «В этот квадрат». Я положил, куда надо. «А туда?» И туда положил.

— Молодые обомлели?

— Демьяненко говорит: «Теперь обернись». Тут-то я и увидел открытые рты. Они с разбега так не ударят, как я с места.

— Почему?

— На это мне тоже Демьяненко указал: «Смотри, что будет». Свистит об окончании тренировки — они фьють, и по машинам. Бриолин успели на голову намазать. Никого на поле!

— В ваши годы было иначе?

— Нас Лобановский выгнать не мог — каждый по сорок минут после тренировки дополнительно отрабатывал.

— И бриолином не пользовались?

— Да что вы... Я первый раз в Израиле с этим столкнулся. А в сборной СССР ребята попроще, никто не мазался.

ЗАБАСТОВКА

— В давнем интервью вы обмолвились: Дасаева ставили в ворота сборной по разнарядке...

— Готов повторить. Между прочим, Бесков звал меня в «Спартак»! Четко давал понять: проходишь и играешь. Рядом никого.

— Чувствовали себя сильнее Дасаева?

— Чувствовал! У Лобановского была мулька: в день матча сборной СССР раздавал игрокам листки. Все писали свой вариант состава. Я знал: иногда 15 человек были за меня. Трое — за Рината.

— Даже спартаковцы — за вас?

— В том-то и дело! И на чемпионате мира, и на Euro. А выходил все равно Дасаев.

— Почему вы с лавки смотрели ЧМ-1990, когда у Дасаева не клеилось в «Севилье»?

— Меня достали этим вопросом! Да все были в шоке! Я после чемпионата мира неделю в Киеве не тренировался, принципиально. Приезжаю на базу и не раздеваюсь. Лобановский молчит — и я молчу. Однажды открываю газету, а там его интервью: «Чанова не ставил потому, что была травма». Беру газету и к нему: «Валерий Васильевич...»

— ...что бы это значило?

— Слышу: «Не читай желтую прессу». Я поразился: «Вы меня извините, но некрасиво получилось». Так и расстались. Лобановский улетел в Кувейт, я — в Израиль.

— Больше не встречались?

— В 1991-м в киевском аэропорту кто-то аккуратненько хлопает по плечу. Оборачиваюсь — Васильич! Тоже в отпуск. «Хватит, не злись». Это был для Лобановского максимум — приравненный к извинениям. Сказать «прости» он не мог, только так: «З-забыли!» Похожая история была с Бельгией в 1986-м. Как раз тот случай, когда 15 голосовали за меня. Трое — за Дасаева.

— Четыре года, с 1986-го по 1990-й, были «вашими»?

— Я уверен — да. И болельщики это говорили, и Лобановский, по-моему, так думал.

— Доктор Мышалов уверял, что на матче с Бельгией Лобановский упал в обморок. Вы сидели рядом.

— Не было обморока. Чушь.

— А забастовка в Чокко, где на ЧМ-1990 квартировала сборная, была?

— Да. Нам улетать домой, а никто не надел гражданский костюм. Этим показывали: не сдвинемся с места, пока не выполнят условия игроков. И тут на крыльцо выходит Лобановский — тоже в спортивной куртке: «Если ребятам не отдадут обещанное, никуда не едем». Рейс задержали на четыре часа — вы представляете, сколько пришлось платить за простой? За новый воздушный коридор?

— Говорят, началась забастовка с того, что в списке на премиальные самые большие деньги причитались каким-то чиновникам.

— Не из-за этого мы взбунтовались. Нам ничего не хотели платить, ни копейки! Хотя за рекламу каждому полагалось тысяч по 12 долларов. Для 1990 года — несусветная сумма.

— Сколько удалось выбить?

— Около 8 тысяч. До конца не расплатились. А как нам угрожали!

— Колосков?

— Нет, Колосков сидел молча. Но говорилось наверняка с его согласия. Был такой Тукманов — вот он распалялся: «Да завтра вы уже не в футболе», «Заслуженных мастеров» с вас снимем...«

— В Чокко все было с ног на голову?

— Васильич ошибся в чем — мысленно он уже прошел группу: «Кто нас остановит — румыны, что ли?» Начал грузить со страшной силой, мы как загнанные лошади были. Думал: вот к плей-офф придет легкость. Там четыре дня перерыва. А тут — раз осечка, два осечка. И до свидания.

— Но в последнем матче полетели?

— Да ерунда, были такие же вялые. Легкости мы дождались уже в Советском Союзе.

— Зато в 1988-м накануне полуфинала с Италией Лобановский провел анкетирование — способны ли вы выдержать прессинг 90 минут.

— Совершенно верно! И все написали: «Да». Там «физика» была сумасшедшая. Вы же помните, как мы итальянцев гоняли.

— Больше у Лобановского опросов не было?

— В Киеве мог в день игры устроить «тренерский совет», я тоже в него входил. Меня Олег Лужный до сих пор Батей зовет. Я на таком совете выписал ему путевку в жизнь. Приезжаем в Тбилиси, Васильич вздыхает: «Справа некому играть». Говорю: «А Лужный?» Когда команда уже шагала на поле, Лобановский в тоннеле мне шепнул: «Учти, за результат отвечаешь ты!» Олег сыграл надежно — и пошел, пошел. Доигрался до «Арсенала».

ЛОБАНОВСКИЙ

— Правда, что Лобановский своей рукой написал за вас заявление в киевское «Динамо»?

— Он меня шесть раз приглашал. Разговор в Братиславе после матча сборной был седьмым. Прошу: «Дайте время на размышление». Уже к двери направился, Лобановский окликает: «Все, время истекло. Подписывай». Протягивает заявление. Я понял, что разговора номер восемь не будет.

— Может, стоило согласиться раньше?

— Нет. Эти шесть лет в «Шахтере» играл, стал капитаном. Я созрел для Киева, и он для меня созрел.

— Лобановский нашел для вас и Балтачи особенные слова после гола от «Порту», лишившего «Динамо» финала Кубка чемпионов?

— Я ждал скандала в раздевалке. Васильич молчал. Это конец, думаю, точно меня похоронили. Три дня спустя на базе Пузач говорит: «Зайди к Папе». Я понимаю — для прощальной беседы. Первый вопрос Лобановского: «Ты успокоился?» — «Ночь не спал, но уже все в порядке» — «Иди, работай...»

— Никаких упреков?

— Абсолютно. А мата от Лобановского вообще не слышал ни разу. Если кто-то на тренировке выругается, штраф достигал 500 рублей. Зарплата академика. У меня еще в «Шахтере» приключилась история. Только женился, супруга из медицинской семьи. И вот матч с киевским «Динамо», кто-то в мои ворота положил микрофон. А я как начал подсказывать защитникам! Всё в эфир. Приезжаю домой — теща бледная: «Я прежде радовалась — какой у меня интеллигентный зять. Почему вы так грубы?» — «Мама, рабочий момент...»

— Пропущенный вами гол со штрафного в 1989-м подарил «Спартаку» золотые медали. Был шанс отразить удар Шмарова?

— Мне казалось — что-то я долго лечу. В полете вижу: уже никак мяч не достаю. Лишь чиркнул по нему перчаткой. Вскоре со Шмаровым пересеклись в сборной. Предложил ему: «Вот тебе мяч, вот та самая точка. Стенка не нужна. Бей!» — «Витя, да я ж один раз из тысячи попаду...»

— Горазды вы подтравить, Виктор Викторович.

— А как я над Рацем потешался! У него прозвище — Клюшка. Люди двумя ногами так не работают, как он левой. А правая — слабенькая. Тренировка заканчивается — кладу мяч на линии штрафной. Говорю вкрадчиво: «Вася, пробей-ка с правой». Он задумчиво подходит, озирается — нет ли кого-нибудь поблизости? — и тюк по мячу. Тот прыгает до ворот. Но однажды влет поймал с правой ноги — и забил такой гол, что мы глаза вытаращили! В раздевалке устроили шоу. Каждый Раца за ногу подержал, кто-то на бутсу подышал и протер рукавом. Он засмущался: «Да ладно вам...»

— Скромный парень?

— Очень. Сейчас в Венгрии тренирует детвору, при «Ференцвароше». Главное, семья прекрасная, двое сыновей. Я уже в 80-х догадался, что он будет переезжать в те края.

— Почему?

— Потому что с детьми ни на украинском, ни на русском не разговаривал. Исключительно на венгерском. До меня сразу дошло: «Да ты, Вася, лыжи навострил?»

— Лобановский был человеком с юмором?

— Вот вам случай. Вальдано сломал ногу Яремчуку. Когда сняли гипс, Ваня приезжал на базу разрабатывать голеностоп. Идем с Васильичем — а из медицинского крыла ковыляет Яремчук. Лобановский спрашивает: «Как ты?» — «Чувствую себя хорошо. Играть не могу». Фраза, ставшая крылатой. Лобановский помолчал с секунду. Изрек: «Славный ты парень. Но что ж тебя Ваней назвали?»

ЯЙЦО

— Шмаров рассказывал нам, что спартаковский автобус забрасывали камнями дважды — в Киеве и Донецке. С какими городами у вас связаны неприятные воспоминания?

— Как-то выиграли в Баку. Болельщики «Нефтчи» огорчились и в автобусе расколотили камнями все окна. Мы на пол рухнули, сумками накрылись. В Ереване выход из тоннеля рядышком с трибунами — так оттуда в нас летели пятаки. Кому-то из ребят засветили в лоб ребром монеты. А в Вене досталось уже мне.

— Чем?

— Фанаты «Рапида» сидели за моими воротами и кидали зажигалки. В меня ни разу не попали, но вся штрафная была ими усыпана. Когда мы повели 4:1, решил повыпендриваться. Демонстративно давил их шипами. И тогда в меня швырнули тухлое яйцо. Слегка зацепили плечо, но вонь поднялась такая, что с трудом дождался финального свистка.

— Баль до сих пор не в силах объяснить, как в 1989-м «Динамо» сгорело в Киеве «Спартаку» 1:4. Вы — можете?

— Мы года четыре убеждали Васильича сыграть против «Спартака» дома от обороны. Он упирался: «В Киеве — от обороны?! Ни за что! Только прессинг!» И спартаковцы нас на этом ловили, мы за ними не успевали. Со «Спартаком» в наш прессинг играть было нельзя. Когда в 1990-м перед очередным матчем встали уже на рога, Лобановский наконец-то прислушался. Сработало! Победили 3:1 и в Киеве, и в Москве. Потом еще хохмил: «Хорошую я тактику нашел?» Мы хором: «Васильич, конечно!»

— Как выглядели установки Лобановского?

— В руках маленький листочек. В линейку — штук пятнадцать «об». Об этом, об этом... Никогда ничего не менялось, что б ни случилось. Помню, приехал на базу простуженный. Доктора бегом наверх: «Валерий Васильевич, Чанов заболел! 39 температура». И тут родилась еще одна крылатая фраза: «Он ходит?» — «Ходит» — «Вот пусть и гуляет вокруг поля».

— Зачем?

— Для его успокоения. Накануне важной игры Лобановский должен был видеть всех основных игроков. Я, как дурак, натянул шапку поглубже и бродил между двух полей. И на игру он меня выпустил: «Уже 38? Я же говорил, все нормально...» Или наложили на палец 14 швов, Лобановский усмехнулся: «У него пальчик болит?!» — «Я выбивать не могу, швы разойдутся» — «И не надо. У нас есть, кому выбивать».

— Кто ж вам палец так расковырял?

— Товарищ Бубнов в подкате. Я забирал мяч — а он по бутсам, гетрам и пальцам проехался шипами. Хоть не по лицу. Как Протасов когда-то. Опередил Олега на мяче, он перепрыгивал. А я быстро поднялся и получил ногой по физиономии. Потерял сознание. Когда очнулся, вижу — Лобановский менять не собирается. Я ведь живой.

— Но Протасову за вас судьба отомстила.

— Столкнулся головой с кем-то из защитников московского «Динамо». У Протасова лобовая кость выгнулась! Приходим к нему в больницу, осматриваем эту вмятину: «Ничего себе пепельница». Так смеялись, что жена Олега обиделась: «Не стыдно?!» — «Это мы поддерживаем...» Не представляю, как доктора выправляли. Даже шрама не осталось.

ПИСТОЛЕТ

— Как отреагировали на слова Бубнова, что киевское «Динамо» сидело на допинге?

— Бубнов играл с нами в сборной, все видел — где он допинг-то нашел?! Да, у Папы была фармакологическая программа, куда входили витамины, рибоксин. Их и Бубнов принимал. Но это не допинг. Если б нам давали какие-нибудь сомнительные таблетки, молчать не стали бы, уж поверьте. Коллектив был очень дружный. Например, в конце 1983-го, когда Киев тренировал Юрий Морозов, не побоялись с ребятами прийти к председателю общества «Динамо» и выдвинуть ультиматум: либо он, либо мы.

— Чем не устраивал Морозов?

— Это был ужас! Нелепые упражнения, бестолковые установки. На фоне Васильича — небо и земля.

— Лобановский, уходя в сборную, сам рекомендовал Морозова.

— Потому что они были не разлей вода. Но это совершенно разные люди — и в жизни, и в работе. Я не представлял, что классную команду можно развалить так быстро. Тренировки превратились в каторгу. То играем в лапту. То задание — попасть мячом в два других мяча. Мы слушаем и думаем: «Ты травишь? Футбол с бильярдом перепутал? Это киевское „Динамо“, а не пионерский отряд!» Был еще эпизод, который не добавил Морозову уважения. Позади пара месяцев после его назначения. Едем на автобусе из киевского аэропорта. Морозов берет микрофон, объявляет на весь салон: «Завтра в 11.00 от Финляндского». Народ прыснул: «Ничего, что это Киев, а не Ленинград...» Все складывалось из мелочей.

— Какие у него были установки?

— «Каждый с каждым». Мы привыкли с Васильичем к прессингу, а здесь тупая персоналка. Правый хав ушел налево — ты за ним. Он в туалет — и ты туда же. В обороне игра разладилась, нам постоянно забивали. В какой-то момент сообразили: еще немного — и встанем на вылет. Тогда после установок собирались отдельно: «Забыли все, что он сказал. Играем так и так...» В перерыве Морозов влетал в раздевалку багровый: «Разве я это говорил?!» А на него уже не обращают внимания.

— Такими темпами могло дойти до сплава.

— Конечно! Мы были на грани. Морозов настроил против себя всю команду. Над ним уже просто издевались. Орет: «Была б моя воля, взял бы пистолет и расстрелял вас!» Хорошо. Утром приходит на теорию, а на столе — пистолет.

— Настоящий?!

— Игрушечный. Но Морозов все понял, развернулся и выбежал.

— Как же вы потом общались в сборной, где он был ассистентом Лобановского?

— Уезжая из Киева, Морозов произнес со слезами на глазах: «Спасибо за урок, который преподали». Он действительно сделал выводы. В дальнейшем проблем с ним не возникало.

— Вы пропустили из-за травмы сезон-1985. Сколько раз после этого приносили Лобановскому заявления об уходе?

— Пять. А он разрывал их со словами: «Зачем себя хоронишь? Работай!» В феврале 1986-го перед четвертьфиналом Кубка кубков с «Рапидом» был сбор в Болгарии. У команды две тренировки в день, а я себе устраивал три. Просыпался в 6 утра, брал сетку с мячами, будил кого-то из молодых — и на поле. Весь сбор отпахал в таком режиме. Хотя не сомневался, что на «Рапид» выйдет Миша Михайлов. В сумку теплые вещи уложил, чтоб не мерзнуть на скамейке запасных. И вдруг слышу на установке: «В воротах — Чанов». Месяца через полтора, когда уже провел несколько матчей, вызывает Лобановский: «Ну что, заявление-то подписывать?» Я подыграл: «Какое? О чем вы, Васильич?» — «Ах, вот как...» Рассмеялся, и больше к этой теме не возвращались.

ШУМАХЕР

— В Донецке футболисты периодически спускались в шахту. Вы тоже?

— Один раз. «Шахтер» кому-то проиграл, и команду отправили смотреть в глаза работягам. Привезли на шахту имени Горького. Выдали робу, каску, фонарь — и вниз. На глубину 1800 метров.

— Ого.

— Это ж не кузбасские шахты. В Донецке и до 2500 метров доходит. Сначала страха не было. Наоборот, интересно. Но когда для перехода в соседний штрек ползешь полсотни метров под углом 45 градусов, мозги мгновенно прочищаются.

— Самые памятные деньги в вашей жизни?

— Первая зарплата — 60 рублей. В дубле «Шахтера» мне, десятикласснику, выдали их трешками. С этой пачкой в школе устроил разгуляево — всем сок, бутерброды, пирожные...

— Какие премии были за Кубок кубков и серебро чемпионата Европы?

— За Euro — по 15-18 тысяч марок, в зависимости от количества матчей. За Кубок кубков заплатили по 400 долларов. Плюс каждому раздали 500 рублей в конверте. Лично от Щербицкого.

— Вы были знакомы с его сыном?

— Да, отличный парень, неизбалованный. Валеру убили алкоголь и наркотики. Родные пытались вытащить из трясины. Знаю, Щербицкий-старший иногда брал его за грудки и чуть ли не об стенку бил: «Хоть понимаешь, что ты сын руководителя ЦК Компартии Украины?! Веди себя нормально!» Но хватало Валеры ненадолго. Закончилось все печально. Замерз в подъезде, пережив отца на год.

— После чемпионства 1990-го футболистам киевского «Динамо» вручили двадцать новых «Мерседесов». Юран говорит, что аварий на них не избежал никто. И вы?

— Мне «Мерседес» не достался. Когда их пригнали, многие игроки, в том числе я, уже подписали контракты с зарубежными клубами. Летом 1991-го проводил отпуск в Киеве. Заглянул на базу. Главным тренером «Динамо» был Пузач. Пошли попариться. В сауне говорит: «Рано ты в Израиль уехал. Сейчас бы на шикарном автомобиле ездил». Я усмехнулся: «Вообще-то, Кириллыч, это не по-людски. Разве мы не заслужили „Мерседесы“? Молодежь к чемпионству отношения не имеет».

— Что Пузач?

— Отмахнулся: «Да ну, Витя, брось...» А у меня вырвалось, без задней мысли: «Эти машины — не для этих людей». Но и подумать не мог, что будет дальше. Мистика.

— В 80-е у кого-нибудь в «Динамо» была иномарка?

— Что вы! Предел мечтаний — «девятка». У меня была экспортной сборки, а приятель из МВД подарил милицейские номера.

— Синие?

— Нет. Номер для спецтранспорта — серия 50, первая буква М. Гаишники никогда не тормозили. У Лобановского номер тоже был непростой. Правда, за руль он садился редко. За десять лет накатал на своей «Волге» 6,5 тысяч километров. Кстати, у него была фишка — за день до матча обязательно на базе должен помыть машину.

— Вручную?

— Да, когда был помоложе, сам брал тряпку, ведро. Он же был очень суеверный. В автобус заходил последним. А на стадионе всегда стоял с левой стороны от тоннеля, ожидая появления команд.

— Какие у вас приметы?

— Никому не позволял прикасаться к своим игровым перчаткам. Это не блажь. В юношеской сборной выдали адидасовские перчатки. Ребята их разглядывали, примеряли. Начинается матч — ломаю ключицу. Позже в Польше история повторяется — только у меня перелом руки. С тех пор зарекся перчатками делиться. Всех предупредил: «Мои — не трогать!»

— Табу никто не нарушал?

— В команде — нет. А дома кума однажды поактивничала. Прихожу — она в моих перчатках! Вот, говорит, помыть решила. Я это как увидел, чуть рассудок не потерял. Потом рассказывала: «Всякое в жизни слышала. Но такое количество мата — никогда». А меня переклинило.

— Что сделали с этими перчатками?

— Матч в них отыграл — и выкинул. Перчатки были именные — благодаря контракту с Reusch. Немцы вышли на меня через Тони Шумахера, соучредителя этой фирмы. Денег не платили, зато регулярно присылали новенький комплект вратарской экипировки. Партийные чиновники подняли шум — дескать, советский спортсмен продался капиталистам. Но за меня вступился Лобановский. А Шумахер, узнав, какого размера мне требуются перчатки, долго хохотал.

— Почему?

— «Как же ты мячи-то ловишь такими ручками?». 8,5 — это очень мало. На втором месте у немцев шел вратарь с 12-м размером.

— У вас и пальцы тонкие. Музыкальные.

— Многие говорят. Еще удивляются: «Неужели тебе их не выбивали?» Хотя главный признак посредственного голкипера — выбитые пальцы. Значит, нет техники. Неправильно идет на мяч. Все, для меня это не вратарь!

— А Маслаченко, у которого были искривленные пальцы?

— Это последствия переломов. К тому же одно время Маслаченко без перчаток играл. Шипом наступили — и привет. Выбитый палец выглядит иначе, с буграми на фаланге.

— Потрясены были, когда перед финалом Кубка СССР «Динамо» — «Торпедо» брат с вами не поздоровался?

— Еще бы! Такое произошло впервые. Стоим под трибунами, а родной брат смотрит сквозь меня. Как на посторонний предмет, который никогда не видел. Я в растерянности: может, у него крыша поехала? Потом-то обсудили — Слава так настраивался. Но хотя бы предупредил...

ВОЙНА

— Отец ваш, Виктор Чанов-старший, был знаменитым вратарем. Записи его матчей сохранились?

— К сожалению, нет. Вот фотографий — море! Все игроки ЦДКА в офицерской форме: папа, Бобров, Федотов, Гринин, Николаев... Забавный снимок из Эфиопии, там играли.

— Отец воевал?

— На фронт отправился 17-летним, приписав себе два года. Попал в конную разведку. Вокруг мужики старше, папу оберегали. Они идут на задание — его оставляют с лошадьми. Рассказывал: «Сидишь по трое суток, ждешь. Ушло семь человек — дай бог, чтоб хоть кто-то вернулся». Лошадей забирает, ведет в часть. О войне отец говорил неохотно. Гордился одним фактом.

— Каким?

— Дошел до Кенигсберга — и ни разу не закурил. Табак обменивал на сахар.

— Ранения были?

— Ни единого! Дослужился до лейтенанта. Несмотря на 25 суток строгого ареста.

— Это за что?

— Прежде в бильярд играли на «ку-ка-ре-ку». Кто проигрывает — лезет под стол и кукарекает. Один гражданский продул и заартачился. Папа его наклонил, помог залезть под стол. Дядька оказался генералом.

— Сын Николая Сологубова вспоминал: «Однажды батя при мне пустил в ход руки. Закинул мужика в мусорный контейнер и закрыл сверху». Вы у своего отца такие сцены видели?

— Да, был эпизод, когда он тренировал донецкий «Локомотив». Зимой вернулся со сборов. Я во дворе катался с горки. Подошла компания взрослых парней, подшофе. Начали мальчишкам палки совать в санки. Отец крикнул: «Шли бы вы отсюда, здесь дети». Кто-то из толпы грубо ответил.

— И получил?

— Я второго такого вратаря, как отец, не знаю — он легко рукой докидывал до центра поля. А еще в разведке руки натасканы — быстро и тихо брать «языка». В общем, говоривший улетел в яму. Остальные затихли.

— Каким был последний день отца?

— Я бы сам хотел уйти так тихо и спокойно, как он. Прилетаю из командировки — встречает сын: «Деду с утра неважно». Сразу к нему, капельница. До двух часов ночи беседовали. Наконец говорит: «Езжай домой, ты устал после самолета. Завтра позвони». Во сне умер. Никого не мучил и сам не мучился.

— Мамы не стало вскоре?

— Спустя четыре года. Очень тосковала, они 58 лет вместе прожили. Вы спрашивали — пропускал ли я удары в жизни? Не было удара больнее, чем потеря родителей. Ты понимаешь, что рано или поздно это произойдет. Но все равно — не готов.

ГУБА

— Что за лицевую операцию вы перенесли в детстве?

— У меня врожденная патология — заячья губа. И операция была не одна. Сейчас посчитаю. Три, четыре, пять... Девять!

— В каком возрасте сделали первую?

— В 6 месяцев. Последнюю — лет в 9. Хирургическое вмешательство при такой патологии помогает не всегда. Но мне повезло. Родители вовремя забили тревогу, нашли хороших врачей, плюс усиленно занимался с логопедом. Так что многие даже не в курсе моих бед.

— А кто в 1980-м посоветовал с травмой колена обратиться к знахарке?

— Слепой массажист «Шахтера» Володя Ткаченко. Я на скользком поле неудачно развернулся — и колено вылетело. Ткаченко говорит: «Если хочешь обойтись без операции, езжай к бабуле. Вот адрес».

— Где она жила?

— В Донецкой области. Вправляла руками — коленная чашечка вернулась на место. Хотя от боли искры из глаз сыпались. Затем месяц в гипсе, и все. «Витечка, отдыхай», — сказала она. Я полностью восстановился. Эта знахарка многим помогла. Бывало, привозили человека, который встать не мог, а от нее уходил на танцы. В благодарность купил ей ковер.

— Когда взорвался чернобыльский реактор, семью увезли сразу?

— Лишь сына — к родителям в Донецк. Там было безопасно. От Киева 800 с лишним километров, да и ветер двинул в сторону Белоруссии. Супругу же из города не выпустили.

— Почему?

— Она рентгенолог. А врачам запретили покидать Киев. Сказали: кто уедет — диплом на стол. Из-за радиации у жены ногти на руках сходили слоями. Но после года в Хайфе и поездок на Мертвое море все прошло.

— Она работала в Израиле?

— Хотела. Наши дипломы там не признают, и любому врачу нужно начинать с нуля. В этой стране я понял, что такое закон. Чтоб жене в виде исключения предоставили рабочую визу, клуб подключил огромные связи. Добрались до премьер-министра! Тот отрезал: «Если дадим супруге Чанова — значит, и другим придется давать. А это невозможно». Вопрос был закрыт.

— Вы же вместо Израиля могли очутиться в «Манчестер Юнайтед»?

— Англичане меня и Гену Литовченко звали на просмотр. Не было никаких гарантий. А «Маккаби» из Хайфы предложил трехлетний контракт. Решил не рисковать. Все-таки возраст. Наивно полагал, что в Израиле буду отдыхать после чемпионата СССР. Но футбол там специфический, вратарям не расслабиться.

— Мы читали, популярность у вас в Хайфе была невероятная.

— Это правда. Пока навещал родных в Киеве, фанаты «Маккаби» выкрасили мой дом в бело-зеленые цвета клуба. По улице спокойно пройти было нереально. Некоторые, завидев меня, падали в обморок.

— Вы серьезно?

— Да. Человек указывает на меня: «Гляди-ка, живой Чанов!» — оп, и выключается. Все бы ничего, но есть у израильтян традиция. Берут двумя пальцами за щеку, целуют и говорят: «Барух ашем!» Что переводится — «Ты бог!» Знак большого уважения. Согласитесь, не очень приятно, когда тебя постоянно хватают за лицо и пытаются облобызать. Особенно если это какой-нибудь сопливый мальчик. Иногда я непроизвольно бил по рукам. Но в остальном было замечательно. Все под боком, никаких перелетов. Самый дальний выезд — четыре часа на автобусе.

— Куда?

— В Беэр-Шеву. Для израильтян это как путешествие во Владивосток. Автобус до потолка забивают продуктами, баклажками с водой. Целая экспедиция!

— Вы, кажется, поклонник оперетты?

— Да. Любовь к ней передалась от мамы. Видел всю классику. А «Летучую мышь» — более двадцати раз! В Киеве, Москве, Петербурге, Вене...

— И не наскучило?

— Нет. «Летучую мышь» готов смотреть снова и снова.

— Лучшая постановка, на которой побывали?

— В венском оперном театре. Это потрясающе. Окажетесь рядом — сходите обязательно.

Юрий Голышак, Александр Кружков