Отец Андрей КИРЛИК: «Человека губят не большие деньги, а отношение к ним»

Андрей Кирлик, пять лет назад покинувший большой футбол ради церкви, уже три года строит ее сам. В одном из спальных районов Одессы храм Иконы Пресвятой Богородицы «Призри на смирение» выделяется внешним видом, а внутри кроме самого настоятеля никого больше нет.

— В 2007 году вы вдруг решили покинуть футбол. В нем так много грязи?

— Где вращаются большие деньги, там всегда есть закулисные игры, склоки и тому подобное. Но когда человек занимается своим делом, когда он любит его, то не обращает на это внимание. Все это было на протяжении всей моей карьеры, но я его не замечал. Старался не обращать внимания.

— Но ушли вы не сразу — еще возвращались в команду.

— К некоторым поступкам нужно быть готовым. Когда я оставил футбол, понял, что к такой серьезной перемене не готов. Прежде всего — духовно. То есть меня было рвение посвятить себя вере, я на него поддался и решил оставить спорт. А так нельзя.

Я постоянно общался с тренерским штабом. Мне звонили, звали, говорили, что ждут. Прошло полгода, и я решил вернуться. Но уже старался совмещать и параллельно учился в духовной семинарии. Чтобы житейское, спортивное, не превалировало в моем сердце.

— А как вообще в команде реагировали на изменения, которые происходили с вами? В чем это все выражалось?

— Я, например, не сквернословил. Не ругался на поле, даже пресекал попытки товарищей выяснять отношения с судьей и соперниками при помощи мата. Не играл в карты. Поначалу звали — я объяснил, перестали. Соблюдал пост — к этому тоже нормально относились. На базе «Черноморца» по просьбе Альтмана даже готовили для меня отдельно.

— В 2009-м вы перешли служить в другую церковь. Как получилось, что вы оказались один на один с церковным, если можно так выразиться, недостроем?

— Все очень просто. Меня по благословению митрополита сюда направили. Это был недостроенный храм, без крыши, без окон, без дверей. С божьей помощью, как видите, уже находимся в завершенной постройке, и внутри благолепие. Но работы здесь еще хватает — нет коммуникаций, нужно провести сюда электричество, газ, канализацию. Пытаемся оформить документы, есть планы построить небольшую колокольню и помещение для воскресной школы.

— Кто вам помогает?

— Поначалу я по простоте душевной подумал: сейчас сделаю пару звонков и все вопросы очень быстро закрою. Но именно те люди, на которых я сильно рассчитывал, не оказывают никакой помощи.

— Просили о содействии руководство «Черноморца»?

— Не хотелось бы вдаваться в подробности. Скажу одно — когда я заканчивал играть, мне клубное начальство сказало: «Ты всегда можешь на нас рассчитывать».

Но есть люди, которые действительно помогают, не отказываются. Причем они абсолютно не знают про мое футбольное прошлое.

— В футболе стало обычным делом, когда в штаб команды входит психолог. Африканские команды используют шаманов. Может ли добиться результата, опираясь на способности «клубного» священника?

— Каждый человек ищет помощи — но не нужно думать, что вы придете в храм, священник совершит какое-то магическое действие, и все у нас сразу наладится. Сначала человек должен найти Бога. А когда мы обращаемся к Богу только в житейских проблемах — в том числе это касается и спортсменов, футболистов особенно — это мне непонятно. Когда я сам играл в футбол, не раз слышал выражения: «Что-то нет фарта, надо пойти в церковь свечку поставить». Это неправильные отношения с Богом, товарные. Потом человека в церкви не видно годами.

Я-то не против общения с футболистами. И когда приезжал в Черноморку, в мой предыдущий храм, молодежный состав «Черноморца» участвовал в молебнах. И игроки овидиопольского «Днестра» приезжали на молебны — в начале сезона и в конце. Кстати, вы спрашивали о помощи: руководители «Днестра» помогли нам немного в строительстве нашего храма.

— Команды уже нет, а помощь осталась?

— Тогда еще была команда. И как бы ни тяжело было их руководителям, они все равно оказали существенную помощь.

— С кем-то из экс-одноклубников общаетесь?

— Полтавец, Косырин, Билозор заходят — даже в уборке территории перед храмом помогают в канун праздников. Со многими общаюсь, но опять же, каждый идет к Богу так, как он считает нужным. Я никого за руки не тащу.

— До того, как завершить карьеру, вы тоже считали, что в церкви можно «поставить свечку на фарт»?

— Перестал еще где-то с 2000 года, когда в первый раз серьезно переступил порог церкви. Так-то, конечно, считал себя верующим человеком — приходил на большие праздники, на Пасху освятить куличи. Даже в детстве брал с собой туда спортивную форму, чтобы батюшка это все окропил. Ставил свои бутсы — такая вера у меня была на том этапе. А с 2000 года начал углубляться, познавать, узнавать. Можно сказать, все началось с болезни моего ребенка. Мы обратились к Богу, он нас услышал.

«Герта», вежливые люди, «Металлист»

— Как-то следите за украинским футболом?

— Не скажу, что внимательно, но более-менее результаты знаю.

— Некоторые считают, что украинский футбол получил шанс на спасение благодаря нынешним событиям. Мол, легионеры начали убегать — свои вместо них заиграют.

— Мне кажется, футбол будет быстрее развиваться, когда в клубах будут хорошие легионеры. Но такие, кто не на голову, а на две выше, чем местный футболист. Взять европейские чемпионаты — везде есть легионеры. Их много в каждом клубе.

Например, немецкий чемпионат, куда я пробовал попасть в 2000 году — там же действительно легионер должен быть выше, сильнее, лучше. Тогда только он иметь твердое место в основном составе. Если будет немного превосходить местного футболиста — будут местного подтягивать до нужного уровня, и это правильно.

— История с вашей поездкой в «Герту» особо не афишировалась. Какие воспоминания остались?

— Такое, конечно, не забывается. Я тренировался с основной командой. Попал в период, когда они готовились от одной игры к другой. Впечатления были самыми положительными. Поразило, насколько отличается подготовка от наших команд. Тогда в 2000-м году — не знаю, как уже сейчас, — подготовка сильно отличалась.

— А что особенного было в тренировочном процессе? Дисциплиной брали?

— Как занятия у нас происходят? Размашисто, на все поле. А у них все такое маленькое, как будто в мини-футбольной команде работаешь. Очень много упражнений на взятие ворот, удары из любого положения. Нет грубости на тренировке. Я не слышал, чтобы кто-то ругался — даже на немецком, я и так уже понимал, что они там говорят. Благожелательное отношение друг к другу. Кто-то кого-то зацепил — сразу извинился. Все время улыбка, какая-то шутка. Не слышал, чтобы тренер повысил голос на какого-то футболиста и начал обзывать.

— Но тренерский штаб принял решение, что вы не подходите? Значит, не были на две головы выше немецких футболистов?

— Нет, у меня, кстати, наоборот все было. Помните то время — 1999-2000-й годы? Даже футболисты киевского «Динамо» не могли уехать за рубеж — потому что на них были завышенные цены. Футболистами они были хорошими, прекрасными, но просили за них миллионы долларов... За исключением Андрея Шевченко — это единицы, которые уехали за очень большие деньги. А за остальных зарубежные клубы предлагали совсем другие деньги.

Такая же ситуация сложилась, когда я играл в «Металлисте». Опять же, возвращаясь назад, я понимаю: на все воля Божья. Значит, все должно было закончиться здесь, в Одессе.

— А тогда не было обиды на руководство, что не отпустили по нормальной цене?

— Не сказать, что я сильно расстроился. Тогда у меня как раз был такой период — были силы, были эмоции положительные. Я уже стал лидером в том «Металлисте» Михаила Фоменко, мне тренер доверял. Жил еще тем, что все равно оно когда-то случится. Пусть через полгода, через год — все равно это будет. Вернулся из Германии, а тут как раз контракт заканчивается. Как у нас это обычно бывает, уехал я в другую команду — в в ЦСКА киевский.

Бронза, деньги, тренерство

— 2006-м годом датируется последний внутренний успех «Черноморца» — бронза украинского чемпионата. Вы были лидером и капитаном той команды. Не думали, как получилось так, что команда, оставшаяся без ударной силы, так высоко забралась?

— Во-первых, это талант Семена Альтмана, потому что он сумел подобрать коллектив, который был нацелен на достижение целей. Не просто людей, которые приходят и выполняют свою работу — мы действительно были монолитом. Если кто-то выпал — остальные подхватили. И, кстати, потом, когда мы вышли в еврокубки, и начали играть там, у нас почему не сложилось? Именно потому, что тот коллектив понемногу начал распадаться. Влились новые люди — все прекрасные футболисты, некоторые и более квалифицированные, чем были — но сам единого целого уже не было.

— А почему построить из новых людей не вышло?

— Так быстро это не делается. А у нас тогда, к сожалению, времени не было. Сразу еврокубки, из них мы вылетели быстро. Да и сезон нормально не смогли закончить. Старым составом можно было еще спокойно 2-3 года играть — и занимать нормальные места. Пример «Металлиста» давайте возьмем — сколько лет они одним составом бронзу выигрывали? И неплохо в Европе выступали.

— После тридцати задумывались о тренерской карьере?

— Я часто общался с Альтманом по поводу итогов каждого матча, тактики. Начал об этом думать: может, мне тоже попробовать? Я был старожилом, у меня был определенный опыт, Семен Иосифович со мной общался, порой советовался. Не только со мной — нас в том «Черноморце» было пять-шесть игроков, кому за 30, мы заходили по несколько человек к нему. Но глобально о тренерской карьере не задумывался. Допустим, стал бы я тренером, но каким — это еще вопрос.

— Большие деньги могут погубить футбол?

— Человека губят не большие деньги, а отношение к ним. Большие деньги тоже ведь можно обернуть во благо. Если тебе господь дает заработок, то это делается не для того, чтобы ты жил для себя, а обратил внимание на тех, кто действительно нуждается в твоей помощи. При правильном отношении к деньгам они никогда не погубят футбол.

— У вас нет планов создать в епархии футбольную команду? Сами играете хоть изредка?

— Каждый человек должен заниматься своей деятельностью. Мое дело совсем другое. Уж точно не создавать команды. Я могу с друзьями собраться, поиграть для поддержания физической формы. Но больше я потом лечусь.

Виталий Хемий