Рустам ХУДЖАМОВ: «В «Динамо» мне предлагали больше денег, но я дал слово «Шахтеру»

В среду, 28 января, гостем Спорт.ua стал вратарь донецкого «Шахтера» и национальной сборной Украины Рустам Худжамов. Он рассказал о своем ближайшем возможном футбольном будущем, об отношениях с тренерами, о причинах перехода из «Металлиста» в «Шахтер», а не в «Динамо», и о многом другом.

Рустам Худжамов

— Вы являетесь игроком донецкого «Шахтера», но на сборы с командой не поехали. Что происходит на данный момент в вашей карьере?

— Ничего особенного не происходит. На данном этапе ведутся переговоры между клубом, в который я могу перейти, и «Шахтером». Это все немножко затягивается, потому что один клуб был в Бразилии, другой был уже в Турции вместе с руководством. Возникают разные сложности, поэтому, к сожалению, получилось так, что я эти сборы провел самостоятельно.

— Вы до последнего были уверенны, что поедете на сборы с «Шахтером»?

— Нет, я был предупрежден заранее. До Нового года я уже знал, и работа пошла по этому направлению.

— Так кто позвонил, кто вам это сказал?

— Сергей Анатольевич просто сказал. Я подозревал, что так будет. Если меня не заявили на чемпионат, то уже ясно, что в ближайший трансферный период нужно что-то менять как можно быстрее. Для меня это сюрпризом не стало.

— Сергей Анатольевич в недавнем интервью говорил: «Худжамов — хороший вратарь. Ищем команду». Только украинские клубы сейчас рассматриваете? Или были предложения из заграницы?

— Меня звали заграницу, но звали настолько далеко, а полгода без семьи… Я понимаю, что я профессиональный футболист и должен это терпеть. Но если есть варианты в Украине и поближе, чтобы не нужно было куда-то далеко ехать, минимальный перелет 5 часов. Я решил остаться здесь.

— Что сейчас принципиально — играть, или есть финансовые условия? Что для вас важнее?

— Мне хочется играть, в первую очередь. Не хотелось бы, конечно, терять в зарплате, но об этом нужно разговаривать, договариваться. Главное — уметь защищать свои интересы. Не всегда в Украине получается и то, и то, нужно что-то выбирать. Нужно договариваться, что мы и будем делать.

— Вы говорите об арендном соглашении?

— Да. По крайней мере, я знаю, что тот клуб пока настроен на аренду. Все зависит от меня, как я себя проявлю. Если я хорошо проявлю себя, может, они и захотят меня купить.

— Кто платит игроку, который находится в аренде — «Шахтер» или клуб, который берет игрока в аренду?

— Насколько я помню, доплачивают. Могут доплачивать, а могут и не доплачивать. Все зависит от того, как ты договоришься. Если сумеешь нормально построить разговор и договориться с людьми, если ты нормальный человек, то они могут пойти навстречу. Если ты ногой открываешь дверь и начинаешь бузить, то никто такой свиноте не захочет делать что-то хорошее.

— Вас связывали с запорожским «Металлургом». Это тот клуб, с которым вы ведете переговоры?

— Да.

— Евгений Боровик рассказывал, что с ним очень нехорошо поступили, когда у него закончился контракт. Якобы даже форму, экипировку забрали и сказали: «Уезжай, куда хочешь». Вы не боитесь, что будет повторение истории?

— Нет, не боюсь. Я не верю в то, что это может со мной произойти, потому что я склонен верить в лучшее и видеть в людях лучшее. Надеюсь, что такого не будет.

— С кем вы там ведете переговоры? С кем общались лично?

— Я лично пообщался с главным тренером. А все остальное веду не я.

— С господином Томахом?

— Да.

— Так он вас видит «первым номером» или тоже говорит: «Приедь, поработай, посмотрим…»?

— Говорит, что видит «первым номером», но нельзя, чтобы такие слова несли расслабление. Наоборот, они должны мобилизировать. Если я приеду «разобранным», то какой «первый номер»? Нужно быть реалистом.

— Где сейчас занимаетесь, как, насколько часто?

— Каждый день минимум по три часа. В Институте физкультуры есть тренажерный зал, там я и занимаюсь, индивидуально. Изначальная установка: издеваться над собой. Я стараюсь этому следовать.

— Это помогает? Ведь нужна игровая практика. Можно ли играть с аматорскими командами?

— Я ездил, играл с ребятами в футбол, но я не думаю, что мог бы заявиться на Кубок Макарова, никто бы этого не понял. Такие предложения, кстати, были, но это прямой конфликт с моим контрактом. Зачем провоцировать?

— Нельзя было договориться? Допустим, «Олимпик»…

— Какая волна поднялась бы в интернете, что я перехожу туда, пришлось бы объяснять. Это лишняя нервотрепка для «Олимпика», для меня и для «Шахтера».

— Какими языками владеете в совершенстве?

— Наверное, как и многие в этой стране, русским и украинским. Не в совершенстве, но я понимаю английский. Бывает, как озарение, могу поговорить на английском, а потом озарение проходит, и я могу сидеть и хлопать глазами. Поэтому английский еще нужно подтягивать.

— Многие учат язык, потому что есть амбиции выступать в европейских клубах. Для этого учите?

— Мне уже 32 года, нужно быть реалистом, в Европу я уже не попаду. А для себя нужно знать. Если ты хочешь нормально чувствовать себя в мире, то, конечно, нужно знать английский. По крайней мере, понимать и уметь объяснять элементарные вещи.

— Португальский когда-то на базовом уровне был? В «Шахтере» без этого, наверное, никак…

— Года через полтора в «Шахтере» все, что говорил Мистер, я понимал.

— Как Мирча Луческу отреагировал на ваш уход из команды? Это был его посыл?

— Честно говоря, не знаю, от кого исходила инициатива. Не могу ничего по этому поводу сказать.

— Общались вообще с ним?

— Нет. Когда я приехал на сборы, разговоры были чисто по делу: «Обрати внимание на то, сделай это». Я не сторонник того, чтобы ходить к тренеру что-то выяснять. Это не поможет.

— А по душам пообщаться, просто понять, что человек хочет от тебя?

— Нет.

— В прошлом году Луческу не хотел отпускать вас в «Металлист». Говорил: «Худжамов — наш игрок, сильный вратарь». Тот конфликт вы как-то обсудили после этого? Как так случилось, что он за вас отвечал?

— Мы это абсолютно не обсуждали. Я в этом смысла не вижу. Свое мнение он не изменил бы в той ситуации, а мне идти и устраивать там скандалы и разборки тоже не к лицу. Он сделал так, как посчитал нужным. Что я могу сделать?

— Вы пожалели об этой ситуации? Все-таки все представители харьковского клуба говорили, что вы на 99% в «Металлисте»…

— Первый месяц, когда я туда не перешел, я очень сильно жалел, но когда у них начались непонятные ситуации внутри… Не поймешь, где ты выиграешь в будущем, где проиграешь, что приобретешь, что потеряешь. Ты не сможешь узнать достоверно. Поэтому я стараюсь не жалеть.

— Были бы вы в харьковском «Металлисте», это более прямая дорога в сборную Украины…

— Мой опыт мне показывает, что ничего мне так просто ничего не падает, мне все нужно «выгрызать». Такая у меня дорога, такова моя судьба. Что мне жаловаться? Так получилось в моей жизни. Мне нужно только подстроиться под эти обстоятельства и работать дальше, а не опускать руки, жалеть, что не попал в «Металлист» и бросать футбол.

— Николай Павлов не звал вас сейчас? У него молодой коллектив, ему нужен стержень, кто держал бы всех в кулаке…

— Нет, не звал.

— Вы с ним общаетесь? Он очень хорошо отзывался о вас всегда…

— После ухода — нет. Как-то не довелось нам созвониться, увидеться ни разу не получилось.

— У вас было много тренеров. С кем поддерживаете хорошие отношение?

— В основном, с тренерами вратарей. С Юрием Петровичем Сивухой общаюсь, С Михаилом Леонидовичем Михайловым очень часто общаюсь, с Андреем Владимировичем Тарахтием созваниваемся. Мне сложно звонить главному тренеру, это непонятная ситуация. Я не люблю навязываться, потому что никогда не поймешь, как люди отреагируют. Могут подумать, звоню я просто спросить, как дела, или мне что-то нужно. Я стараюсь держать дистанцию.

— А если вы на День рождения позвонили поздравить?

— Это нормально.

— Вы в одном из интервью говорили, что Михаил Леонидович Михайлов для вас психотерапевт, что вы с ним делитесь всем. До сих пор вот так близко общаетесь с ним?

— Да. Сейчас, может быть, реже, потому что у меня стало меньше времени, я все время что-то делаю: то с одним ребенком, то с другим, то помогаю жене. Но мы все равно стараемся созваниваться, общаться. Не то чтобы он психотерапевт… Он смотрел все игры, обзоры, говорил мне, что я сделал неправильно, что было хорошо. Он разбирал мою игру даже тогда, когда я уже не был в «Динамо».

— Он сам смотрел, а потом вы обсуждали, или по вашей просьбе?

— Нет, он сам.

— Он вас часто ругал? Или говорил, что вырастили хорошего футболиста?

— Хвалил чаще, чем ругал, к счастью.

— Вы считаете, что именно Михайлов сделал из вас вратаря, каким вы сейчас есть?

— Да. Все базовые навыки, все, что касается включения головы и мозга в воротах — это все его заслуга. Он все это вложил в меня, воспитал, вырастил. В Высшей лиге, если посмотреть, достаточное количество вратарей прошло через него. Михаил Леонидович вылепил меня из пластилина, а дальше передал людям, которые тоже сделали свой вклад: немножко уверенности в себе, немножко психологии, еще немножко физики.

— Говорят, что вратари — особая каста, психологически сложно с ними работать. Господин Севидов, когда был у нас в гостях, сказал, что с каждым вратарем отдельно разговаривал, настраивал на игру. Как вы настраивались? Возможно, самостоятельно?

— Конечно, нужно уметь с собой работать, разговаривать. То переключение тумблера, которое поменяло меня изнутри, произошло в Харькове. Я не могу сказать, что конкретный человек сделал для меня вот это. Михаил Леонидович вылепил меня, вложил в голову какие-то понятия, но все равно дорасти до уверенности в себе мне нужно было самостоятельно. Юрий Петрович разговаривал со мной минут пять на разминке перед игрой. Говорил, что по началу у меня были глаза перепуганного олененка, а с каждой игрой становился уверенней, спокойней.

— А после игры, если что-то не получилось, кто успокаивает? Кто дает силы все забыть?

— Семья. Где-то ребята могут подбодрить, тренеры. У меня была ситуация в «Ильичевце», когда я только пришел, мы играли с «Динамо» в Мариуполе, я привез гол, 1:0 мы проиграли. Мне было настолько стыдно, что не хотел заходить в раздевалку, хотел идти мыться где-то под краном в парке. Я думал, что ребята нехорошо к этому отнесутся, но все тренеры до одного подошли, подбодрили, сказали хорошие слова. Это помогло мне перед дальнейшими играми не сойти с ума.

— После проигрышной игры как спите?

— Плохо. После любой игры очень плохо сплю, около пяти часов утра засыпаю.

— Вас лучше не трогать или, наоборот, подбодрить, сказать что-то хорошее?

— Это зависит от того, насколько я злюсь на себя. Если я очень сильно злюсь, то может и перепасть, а если философски воспринимаю — проходит нормально для окружающих.

— Вы научились уже философски воспринимать поражения? Александр Шовковский раньше все время переживал, несколько дней отходил, прежде, чем начать думать о будущей игре…

— У меня такое же было.

— Сейчас уже нормально все?

— Часто бывает, что я спокойно отношусь ко всему, а иногда начинаю себя корить, что что-то не так сделал, не туда пошел. Особенно в конце чемпионата. Если бы отбил там-то, то были мы в такой-то зоне УЕФА. Начинаю себя накручивать. Пару дней такое длится. А потом дал себе пару пощечин, привел себя в порядок, и нормально.

— Помните все моменты, когда что-то не удавалось?

— Конечно.

— Какая ваша ошибка кажется вам самой страшной?

— Если ты ошибся в сложной ситуации, ты понимаешь, что тебе где-то что-то помешало, а если в простой, и ошибся только ты… Опять же игра с «Динамо», когда пошел на выход, вроде бы его доставал, послушал команду защитника, недопонял ее, убрал руку, и когда нужно было мяч доставать — поезд уплыл.

— Вы должны выслушать защитника или он вас? Кто в последней зоне должен быть главным все-таки?

— Люди, которые играют вместе какое-то время, должны понимать друг друга быстро. Я так играл и с Сашей Чижовым, и с Колей Ищенко, и с Ваней Ордецом. Ваня помоложе, конечно, мне так не подсказывал. Но они знали, что я мог сказать в той или иной ситуации. Я даже слова старался не менять. У нас была такая ситуация, что я сказал Саше не такое слово, как всегда, он убрал голову — и нам попали в штангу, чуть не проиграли.

— Командный голос выработался у вас?

— Да.

— Тренировали специально?

— Да нет, просто орал на окружающих (смеется). Конечно, когда только начинается чемпионат, то после каждой игры просыпаешься хриплый, будто выкурил за ночь 5 пачек сигарет. Но с каждой игрой связки усиливаются — и потом уже без проблем это все.

— Какое слово Саша Чижов не понял?

— Я ему сказал: «Играй». А он почему-то подумал, что я сказал: «Играю». Хотя я такого никогда не говорил. Он убрал голову, попали в штангу, опять с «Динамо» играли. Мы друг друга чуть не съели в раздевалке.

— Можно ли в раздевалке сразу же выяснять отношения?

— Мы не дрались, не было рукоприкладства, мы просто с ним разговаривали на немножко повышенных тоннах.

— Почему после Харькова вы пришли в донецкий «Шахтер», а не в киевское «Динамо»?

— Там был комплекс причин. Первая причина, она же основная: я дал слово «Шахтеру», что я к ним перейду. Потом, когда «Динамо» обратилось, мне стало обидно, почему я, воспитанник академии, который отыграл два с половиной года в Харькове практически без замен, не смог обратить на себя внимание. Меня захотели только тогда, когда меня захотел «Шахтер». Мне стало это непонятно и обидно. Почему так? Конечно, самым решающим фактором было то, что я дал слово. Я слово стараюсь держать. Я понимаю, что люди могут сказать о деньгах. Мне в Киеве предлагали в два с половиной раза больше денег, мне предлагали очень большую зарплату, но я дал слово. Мне становится смешно, когда говорят, что я за деньгами подался. То, сколько давали мне в Киеве, мне никогда в жизни не предлагали. Поэтому это странные обвинение. И еще самое главное: на тот момент не было Михайлова в «Динамо». Был бы он, я бы, как говорил ему: «Перевернулся бы на руки и пошел бы к вам из Донецка или из Харькова». Потому что мне с ним очень интересно работать.

— А если бы «Динамо» тогда опередило «Шахтер», обида сыграла бы свое? Вы ждали бы другого предложения?

— Нет. Если «Динамо» позвало бы в тот момент, сомнений не было бы никаких.

— Несмотря на то, что была бы конкуренция с тем же Шовковским? Вас уже эта конкуренция не настолько пугала?

— Нет. А что, выбирать команды, где ты 100% «прибьешь» вратаря? Это называется «самому себе врать». Зачем этим заниматься? Нам дана короткая футбольная жизнь, нужно попробовать себя в разных ситуациях, нужно хотя бы знать на выходе из футбола, кем ты был, и уже знать, кем есть сейчас.

— А вообще в киевском «Динамо» возможно было «подвинуть» Шовковского, или ему доверяли больше, чем остальным?

— Были разные периоды: и Виталик Рева играл, и Саша Филимонов приезжал.

— В большинстве случаев, когда Шовковский травмировался или у него что-то не получалось…

— Но если смотреть правде в глаза, он же заслуживал играть. Если он был в порядке, то подобраться было практически нереально, а он в порядке был практически всегда.

— До сих пор так, получается? Каким вы видите развитие событий в «Динамо» сейчас? Все-таки Шовковский заслуживает еще своего контракта на несколько лет?

— То, что Шовковский заслуживает контракт, это однозначно. А рассуждать, кто из вратарей команды слабее, а кто сильнее, будет некрасиво. Во-первых, я не обсуждаю вратарей, по крайней мере, стараюсь не обсуждать, пока никто ничего не сказал про меня. Макс Коваль молодой, у него еще все впереди, то же касается и Саши Рыбки. У них перед глазами есть прекрасный пример Александра Шовковского: как нужно за собой следить, как к себе относиться, что нужно кушать, что делать, как работать. Можно до сорока лет играть.

— Можно и больше, как показывает опыт…

— Можно.

— Как проходит ваш день?

— Зайду издалека. Когда-то, когда я получил свою первую травму, мне делали операцию, и зашел бывший вратарь, фамилию его не помню. Он мне рассказывал: «Ты — вратарь. Ты должен занимать и теннисом, и боксом, и карате, развивать со всех сторон свой организм». Я так посмотрел на него, подумал, что за глупости он говорит, зачем он пришел и «взорвал» мне голову? У меня и так колено болит. Потом, лет через десять, я понял, что он прав, ведь в каждом виде спорта можно взять что-то полезное для ворот: в боксе — быстрота рук, реакция и перемещение, в карате — растяжка, спокойствие. Можно в каждом виде спорта для себя что-то найти, если есть такая задача.

Мой распорядок дня, предположим, вчера: проснулся, съел овсянку, съездил на рынок за продуктами, поехал в тренажерный зал, три часа там позанимался, потом поехали с женой поужинали.

— А в тренажерном зале мышечную массу вам можно набирать?

— Я с железом уже не работаю, потому что можно превратиться в робота, который будет поднимать руку две минуты. Есть сейчас замечательные тренажеры TRX, на которых можно развивать работу с собственным весом, что в воротах и нужно. Вытягиваешь его в любом направлении. Кардио, скакалка, приседания, прыжки, бокс, TRX.

— Виталий Рева рассказывал, что нужно медитировать, заниматься йогой, самопознанием, чтобы видеть, куда будут бить пенальти? Вы этим занимаетесь?

— Думаю, я еще не дорос до этого. Я не на том уровне развития нахожусь, как Виталий Рева.

— Вы с ним общались, изучали его практику?

— Если мы общались, то поверхностно.

— Он даже книгу собирался писать…

— Если напишет, то я ее с удовольствием прочитаю.

— Вы читали книги футбольных людей, биографии?

— Да.

— Чьи прочитали?

— Блохина, Лобановского. По-моему, все.

— Повлияли на вас?

— Я думаю, что да, потому что книжки, которые были написаны в Советском Союзе о великих людях, настраивали на самопожертвование, на то, что спорт на первом месте. Думаю, что повлияли однозначно.

— Вы уже задумываетесь над тем, чем будете заниматься после спорта? Будете тренером, агентом, менеджером? Что вам ближе?

— Как повезет. Агентов сейчас много, ребят с тренерскими лицензиями еще больше. Любой футболист, который закончил карьеру, получает тренерскую лицензию. В принципе я понимаю, что нет такого, где может мне повезти. Нужно иметь хорошие связи. Или если ты станешь, предположим, ассистентом какого-то человека в его штабе, то ему тоже должно повезти. Это такие факторы, которые от меня не зависят, я не могу на них повлиять. Если это будет в футболе — хорошо. Постараюсь, чтобы так получилось. Если нет, я буду себя искать в другом деле. В принципе, уже знаю, в каком, примерно представляю.

— В каком? Бизнес-жилка у вас есть?

— Нет, бизнес-жилки у меня нет. Вы все узнаете. У меня жена сейчас занимается одним делом, у нее получается. Я хочу быть, как она, после футбола.

— Вопрос от болельщика. Назовите лучшего комментатора страны или хотя бы тройку. Хотели бы себя попробовать в этом амплуа?

— Я поймал себя на мысли, что очень сложно комментировать 90 минут: перед игрой нужно просмотреть кучу информации о двух командах, людям интересно это донести. То же и эксперты. За 20 секунд, пока на тебя смотрит камера, тебе нужно что-то умное выдать.

— Так вы же можете…

— Иногда же может и заклинить. Мне было бы, конечно, интересно попробовать себя в этом амплуа. А по поводу комментаторов… Не хочу никого обижать. У нас достаточно много хороших комментаторов. В принципе, мне нравится, как работают Вацко на «Футболе» и Кобельков на «2+2». Я слежу за этими двумя ребятами, а насчет остальных ничего не хочу говорить.

— Вы лично знакомы с ними?

— Да.

— Это как-то влияет на восприятие их комментирования?

— Нет, я, наоборот, могу написать, даже во время эфира: «Что ты лепишь?». Особенно, если это касается каких-то вратарских дел.

— Прислушиваются?

— Нет, не поддаются.

— Наверняка же вас звали на телевидение за последние полгода, тем более «Футбол» и «2+2» постоянно в поиске…

— Звали.

— И что? Боитесь заклиниться на 15 секунд?

— Нет, я абсолютно этого не боюсь. Человеку нужно уметь над собой смеяться, даже если он где-то ошибся. Ничего, посмеялись, дальше работаем. Я просто не хочу вступать во внутренний конфликт с самим собой. Кто я — футболист или уже эксперт? Нужно понимать. Да, я подвис на полгода, но я же ежедневно тренировался с тренером вратарей, в «Шахтере» все нормально. Сейчас умничать, а потом ехать тренироваться… Я пока не хочу совмещать работу футболиста и эксперта.

— Правда ли, что вы в свое время могли оказаться в России?

— Были разговоры насчет России. Конечно, предлагали. Это было в последний год. Я себя слабо представляю в России.

— Именно за последний год вы слабо представляете себя в России?

— Да, именно поэтому.

— Вы сейчас следите за тем, что происходит сейчас в Донецке? У вас же осталась квартира в Донецке…

— Пока там все цело, но никто не знает, как будет завтра или даже через пять минут, никто это не может спрогнозировать. Слежу. Я уже смирился. Если придется потерять, что поделать? Судьба такая. Очень много людей попали в гораздо худшую ситуацию, чем я. Люди побросали свои дома, приехали сюда, в неизвестность, и им еще здесь достаются упреки. Не все люди поддерживали сепаратистов, я это знаю, видел своими глазами.

— У вас есть друзья в Донецке, которые не уехали?

— Все уехали. Я там мало кого знал. А те, кого знал, все уехали.

— Как вы переживаете эту ситуацию? Как вы помогаете украинской армии, делаете ли вы какие-то пожертвования?

— Один раз помог купить какую-то обувь специальную из Америки. Я помогаю другим людям. Я понимаю, что сейчас много людей обращают внимание на армию и помогают, но есть другие люди, которым нужна помощь, и из-за этой войны от них, может быть, отвернулись люди, которые помогали раньше.

— Помогаете благотворительным организациям?

— Нет. Если какому-то конкретному ребенку нужны деньги на операцию, то тогда помогаю. Я сотрудничал с благотворительной организацией в Донецке. Они работали неплохо, но они уехали из Донецка. Поговорив с руководителем этой организацией, я многое понял, расставил нужные акценты. Но сейчас не хочу искать. Я не знаю, например, куда пойдут деньги, которые собирают на улице в коробки. Резко пропали все попрошайки на перекрестках и появились ребята с коробками. Может, они и собирают деньги для раненых или для больных детей, но я же не знаю. Если я в интернете увидел собственными глазами или жена нашла (в основном, это делает жена), то мы помогаем. Там четко и ясно написано, что ребенку нужна операция. Через три месяца после операции явно видны улучшения. Значит, хорошо. Армии я не помогаю не потому, что стал на какую-то сторону конфликта. Я считаю, что у меня есть вот это.

— Когда вы пришли к благотворительности, когда малыша своего взяли или до этого?

— Чуть раньше, но это носило не системный характер. Это было случайно. Но я не люблю об этом говорить. Я считаю, что нужно делать в тишине. Были люди, которые, съездив полтора раза в детский дом, делают из этого фотосессии, выставляют в Инстраграм, куча понтов, потом ему при встрече говорят: «Ты такой молодец». Делаешь себе тихонько — и делай.

— В «Шахтере» это вообще традиция. Есть благотворительный фонд Рината Ахметова, они постоянно ездят. Это все искренне?

— Да, искренне, конечно. Я присутствовал при том, как от команды дарили какому-то отделению больницы дорогой аппарат. Конечно, это искренне, по-настоящему.

— Ваши детки футболом занимаются?

— Да.

— Вы говорили, что старший интересуется точно…

— Он уже занимается.

— В школе «Динамо»?

— Не в школе «Динамо», а в филиале. Нравится, доволен.

— Полевой игрок или вратарь?

— Я ему как-то подарил перчатки, он заявил, что будет в воротах играть. Я ему сразу сказал, чтобы он отошел от ворот, побегал, попробовал себя везде, потом выбрал. То, что я ему подарил перчатки, это ничего не значит. Пока еще рано говорить о том, на какой позиции на поле он будет играть.

— Вы хотите, чтобы он пошел по вашим стопам?

— Конечно. Я считаю, что спорт дисциплинирует, делает тебя обязательным, ответственным и учит не отлынивать от работы. Когда он станет футболистом, это для меня будет феерия. А когда он подпишет свой первый контракт, это будет вообще…

— А младшему перчатки или мяч купили?

— Младший еще не ходит, но мы его водим, он мяч активно бьет. Ну как бьет… Толкает, пинает. Будет здорово, если они станут футболистами.

— Мы им этого желаем. С фамилией «Худжамов», наверное, будет легче. Или наоборот?

— Не знаю. Нужно будет им объяснить, что это их ни к чему не обязывает. Вы так сказали, «фамилия»… Я понимаю, что я мог гораздо больше в футболе сделать. Это иногда давит на меня. Фамилия как фамилия. Таких людей, как я, в футболе полно.

— Вопрос от болельщика. Какой период в вашей карьере был лучшим?

— В Харькове, два года до продажи в «Шахтер», и в «Ильичевце» вот эти два года.

— В «Ильичевце» даже были капитаном команды. Это дополнительная ответственность?

— Да.

— Тем более у вас вся молодежь была под контролем…

— Почему? У нас Полянский был, Чижов, Ищенко. У нас такая хорошая была банда старших… Конечно, это ответственность. Просто начинаешь острее свои ошибки воспринимать. Начал с собой жестче разговаривать.

— Старшие должны «напихать» или, наоборот, поддержать молодежь? Тарас Степаненко недавно нам говорил в интервью в свои 24 года, что когда он был помоложе, его «пихали»…

— Тарас начал рано играть, поэтому он уже может что-то говорить. Я считаю, что молодому футболисту нужно подсказывать. Но как он слушает? Были в «Ильичевце» ребята, которые хотели слушать тебя и слышали, что самое главное. А были ребята, которые слушают тебя, и думают: «Что ты рассказываешь? Кто ты такой? Я — звезда. А ты — непонятно что». Тогда, конечно, хотелось перевернуть пару раз, и конфликты возникали. Приходится их учить. Я — сторонник слова, не битья.

— А битье вообще возможно?

— Конечно, возможно. Есть же люди, которые не понимают, они тебя не слушают и не слышат. Был в «Ильичевце» такой футболист, он уехал. Он понимал только силу.

— Кто прикладывал к нему силу?

— На тренировках приходилось ребятам его где-то встречать пожестче при работе с мячом. Такая была форма обучения.

— Вы сталкивались с тем, чтобы в вашу сторону такое применяли?

— Рукоприкладство — нет. Меня никто не трогал, тем более, когда уже вырос. А в детстве у меня был первый тренер веселый… Из него вылетали матерные слова, как из пулемета. У него была такая форма донесения информации. Он думал, если ты орешь, оскорбляешь ребенка и стоишь с красными глазами, как у карася, то это поможет ему вырасти в успешного футболиста.

— Опыт показал, что это не помогает?

— Помогает. У него в команде Лисицкий, Кутас, Шевелюхин, я, еще было пару ребят, но они закончили карьеру. С одной стороны, помогает, но, с другой стороны, убивает все внутри. С одной стороны, я считаю, что это не было правильно. Но если смотреть на результат — да, его методика принесла какие-то плоды.

— У Виталия Кварцяного раздевалочные разговоры…

— Все ребята, которые с ним работали, говорят, что он такой только два часа до игры и два часа после. Его не стоит злить, он не любит отсутствие каких-то качеств в футболистах.

— На что потратили первую зарплату?

— Первую зарплату с очень гордым видом отдал родителям, практически всю. Она у меня была 155 гривен, еще за «Динамо-3» я на замене посидел, еще 150 гривен было премии, итого 305. Я когда получил, взял телефон, позвонил, гордо сказал: «Приезжайте». Я взлетел, меня только нужно было на веревочку привязать и, как шарик, носить.

— А когда уже поняли, что футболом можно зарабатывать, на что потратили деньги?

— Честно говоря, не помню. Не могу даже примерно вспомнить.

— Так повелось, что у футболиста должна быть красивая машина, дом, куча развлечений. Вы такой? Гнались ли вы за материальными вознаграждениями? Для вас статусность важна?

— Особо нет. Я понимаю. что могу себе позволить любую машину, но не будет ли это кощунством? У нас люди еле концы с концами сводят, а я буду менять машину и сходить с ума по этому поводу. Нет никакой гарантии, что я через десять лет не пожалею, что я поменял 5 машин и потерял на этом десять тысяч, предположим. Выбрал себе машину — и ездишь на ней. У меня машине пять лет, я спокойно на ней езжу. Квартира, конечно, нужна. Первым делом, я очень хотел себе машину, я работал для этого пять лет. Я заслужил новый контракт с «Динамо». Пришел к Игорю Михайловичу, сказал, что хочу приобрести машину, можно ли мне как-то помочь в плане подъемных. У него было хорошее настроение, он сказал: «Конечно, без проблем». Я сразу заказал Мазду 6.

— Это была клубная машина?

— Нет, это уже была моя личная.

— Все еще зависит от настроения Игоря Михайловича?

— Не знаю. Я считаю, что мне повезло. Может быть, потому, что эти деньги для меня были огромными на тот момент. Я был счастлив безмерно.

— Когда встречаетесь с Игорем Михайловичем, руку жмете?

— Конечно.

— Обсуждаете что-то?

— Нет. У него много своих дел. Я слабо представляю, как буду лезть к старшему человеку и навязывать свое общение. Если он что-то спросит, я, конечно, отвечу, поговорю с ним. Это касается любого человека, который старше меня.

— Президенты клубов часто общаются с игроками? Бывает такое, что заходят в раздевалку?

— Бывает.

— Кто хороший оратор? Ринат Ахметов так делал?

— На моей памяти это было один раз. Он просто пришел, спросил, как у нас дела, и все. Бойко в Мариуполе тоже приходил и говорил: «Ребята, у нас такая задача, давайте будем к ней идти. Если у вас есть какие-то вопросы, проблемы — говорите, спрашивайте, будем обсуждать». Посредине чемпионата он приезжал, говорил: «Хорошо играем, давайте не сбавлять». Это были больше мотивационные разговоры, никакой накачки я не помню.

— Штрафы мотивируют игроков?

— Меня мотивировало бы. Если бы я «влетел» на приличную сумму, я в следующий раз так не делал бы.

— А на какую сумму «влетали» вы?

— Я опоздал на сбор донецкого «Металлурга» на две-три минуты, меня оштрафовали на 100 долларов. Когда приезжаешь на базу, нужно написать время, в которое ты приехал, и расписаться. Я в субботу в Донецке нашел пробку, не знаю, как, и опоздал на три минуты, отдал 100 долларов и все. Еще меня штрафовали за нецензурные выражения в «Динамо-2».

— Во время матча?

— Нет, на тренировке.

— Говорят же, что на тренировке можно выплеснуть эмоции, или вы прямо-таки «красиво» сказали?

— Не то, чтобы была выстроена фраза из десяти «таких» слов, нет. Просто что-то проскакивало, небольшое. А в Харькове меня штрафовал Юрий Петрович, за каждое матерное слово я делал десять прыжков с коленями к груди. К концу тренировки где-то сто набиралось в среднем.

— Было много разговоров осенью прошлого года, когда Михаил Иванович принял решение, что нужно вас позвать в сборную Украины вместо выбывшего Рыбки. Вы как тогда это восприняли, с энтузиазмом? Или вы все прочитали, что вдруг свалилось сразу: «А зачем вы Худжамова позвали? Он не работает, не тренируется»?

— Конечно, я читал. Но я же до этого вызывался в сборную, нормально себя там вел, тренировался изо всех сил, поэтому вызвали и вызвали. Выиграли две игры? Какие еще вопросы могут быть?

— Да, столько было вопросов, что со скрипом выиграли… Вы заметили изменения в сборной, в коллективе? Возможно, психологически?

— Абсолютно ничего не поменялось. Все, как было отлично, так и осталось. Все ребята между собой общаются, перед игрой спокойно, нормально все, ничего не поменялось. Игра чуть-чуть поменялась. Мне сложно судить. Может быть, немножко поражение от Франции сказалось.

— Это же еще год назад было. И до сих пор это играет свою роль?

— Вполне может быть. Я предполагаю, мне сложно на это ответить. Честно говоря, я даже это еще не анализировал, не думал об этом, поэтому мне сложно что-то об этом сказать, а выдумываю я плохо.

— Правда так сложно отходить? Говорят, недонастрой. Неужели футболист на уровне сборной может недонастроиться на Беларусь или Македонию? Это совсем другие ощущение, если ты играешь против Македонии и против, например, Испании?

— Это в принципе может быть. Ты думаешь, что они простят твою ошибку, недоработку в свете того, что они не испанцы. А испанцы наказывают в секунду, у них инстинкт убийцы. Я с этим больше связан, все-таки кажется, что если ошибусь, ничего страшного не произойдет. А сейчас уже в футбол все научились играть.

— Вы можете предположить, выйдет сборная Украины из этой группы или нет?

— Я очень надеюсь, что выйдет.

— Что нужно сделать с испанцами?

— Отработать от и до. Скажу банальную фразу: биться вместе до конца за каждый мяч. Еще, конечно, должно повезти в каких-то моментах, без везения никак.

— Кого считаете сейчас лучшим вратарем? Болели за Нойера, когда было вручение «Золотого мяча»?

— Меня часто спрашивали про Нойера, нравится ли он мне, видел ли я, что он сделал. Он — очень хороший вратарь, мировая величина, но мне его игра не очень импонирует.

— А чья импонирует?

— Диего Лопес мне нравился. У нигерийцев Энияама вообще бешеный. Сейчас мне уже никто не нравится. Та эпоха вратарей, на которых я равнялся, потихоньку уходит.

— Вратарь должен брать на себя функции последнего защитника, как делает Нойер, хорошо играть ногами?

— Да.

— Вас этому учили?

— Да, постепенно учили. Михаил Леонидович «вылепливал» правую ногу, а потом — левую. Левая нога, конечно, больше для самоката была и для ходьбы, чтобы толкаться ею. Сейчас уже нужно детей с лет девяти потихоньку готовить, потому что игра ногами — требование современного футбола.

Татьяна ЯЩУК, Дария ОДАРЧЕНКО

Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости