Знаменитый в прошлом защитник киевского «Динамо» Сергей Балтача, работающий сейчас наставником молодежной команды английского «Чарльтона», рассказал о всех этапах своей игровой и тренерской карьеры.
Сергей Балтача
— С «Чарльтоном» вы два раза выиграли юниорский чемпионат Англии. Какая победа важнее?
— Самые сильные эмоции вызвала первая, потому что клуб никогда не достигал такого успеха. Мне было интересно написать новую страницу истории «Чарльтона». Первым моим воспитанником, пробившимся в большой футбол, был хавбек Джонджо Шелви. Очень эмоциональный парень — часто получал карточки. Если считал, что судья несправедлив, мог сорваться, дать сдачи, ударить кого-то. С первого дня я учил его не расплескивать эмоции, не подводить команду: «Если что-то стряслось, не пори горячку, досчитай до пяти». Помогло. Он стал более рассудительным. В 2010-м Шелви перешел в «Ливерпуль», а сейчас играет в «Ньюкасле». Потом был защитник Карл Дженкинсон, проданный «Арсеналу». Его мама из Финляндии, он даже играл за юношескую сборную этой страны. Сразу было видно, что Карл — иностранец: он спокойнее, трудолюбивее, интеллигентнее, чем англичане.
— В академии «Чарльтона» много иностранных игроков?
— С каждым годом все больше. В мой первый период (2001-2008) — пара человек. А сейчас их — двадцать процентов. В основном это дети иммигрантов. У меня был венесуэльский пацан семнадцати лет. Его звали в сборную Венесуэлы, но он выбрал Англию. Недавно ушел в «Ман Сити». Перед этим клубом никто не устоит. Парень не хотел, но родители настояли. Пять лет назад приехали в Англию, им было негде жить, а сейчас стали миллионерами.
— Другой ваш воспитанник — Джо Гомес.
— Его я тренировал три года. Таких талантов сразу замечаешь: он попал ко мне в шестнадцать лет и ментально был очень зрелым. На тренировке серьезный, после — веселый. Не хулиган, смышленый парень, родители тоже очень образованные.Тем же отличался и другой игрок, которого я развивал три года — Адемола Лукман. «Чарльтон» продал его в «Эвертон». Он самый дорогой из моих воспитанников. А если взять всех, кто прошел через меня, то «Чарльтон» получил за них больше ста миллионов фунтов.
— Почему пробились именно эти парни?
— Моих лучших воспитанников — Шелви, Дженкинсона, Гомеса и Лукмана — объединяет то, что в почти детском возрасте они уже осознавали: ради футбола надо чем-то жертвовать. Их школьные друзья веселились, гуляли с девчонками, а они — нет. Понимали, что вечером надо вовремя ложиться, утром рано вставать, дополнительно тренироваться. Они лидеры по натуре и не велись за легкомысленными ровесниками, а шли своей дорогой. Плохим тренерам трудно работать с такими харизматичными ребятами, но если заслужить их уважение — они пойдут за тобой.
Знаете же формулу, по которой в любом деле можно стать мастером, если заниматься десять тысяч часов? В детстве я добирал эти часы во дворе, но сейчас уличный футбол исчез (например, мой младший сын играет дома в компьютер, а не на свежем воздухе в футбол) и атмосферу «десяти тысяч часов» нужно создавать в академиях, где игроки жили бы с четырнадцати лет. Немцы и испанцы это делают, а англичане и русские — нет.
— Чем запомнился юниорский чемпионат мира, который вы выиграли сорок лет назад?
— Страшная жара, сорок градусов. Играли в два часа дня. Жили в студенческом общежитии. Нам запрещали притрагиваться к местной воде, зато на каждом углу стояла кока-кола — спонсор турнира. Только ее мы и пили целыми дня.
Благодаря тренеру Мосягину мы, ребята из разных советских республик, были как братья. Если кого-то обижали, за него вступалась вся команда. В отборочном турнире случилась заруба с венграми: девять желтых карточек, давление полного стадиона, болевшего против нас. Но мы победили. После игры Мосягин сказал: «Вы бойцы. С такой игрой порвете всех на чемпионате мира». Мы сохранили эту сплоченность и в сборной U21. Ее тренер Валентин Николаев вызвал меня после победы на молодежном чемпионате Европы: «Сережа, большое тебе спасибо». Я поразился: «За что?!» — «Ты настоящий капитан, сплотил команду. Я всегда знал: даже если идете пить, то вместе. Никого не бросите».
— Что вы почувствовали, когда попали в киевское «Динамо»?
— А вы представьте. Когда «Динамо» приехало в мой город Жданов, я, капитан детской команды «Карамелька», вручил перед игрой мяч капитану киевлян Владимиру Мунтяну. И подумать не мог, что окажусь с Мунтяном в одной команде и перед тренировками буду слышать от него: «Серый, давай в два касания сыграем». Пасовали друг другу, касаясь мяча любыми частями тела, но не больше двух раз. Кто ронял мяч — проигрывал.
Я приехал в киевское «Динамо» вскоре после школы, в сентябре 76-го, и узнал от начальника команды Михаила Комана, что игроки восстали против Лобановского и его помощника Базилевича. Без Лобановского мы поехали на матч с «Днепром», проиграли, и Коман посоветовал: «Езжай домой. Когда выяснится, остается ли Лобановский, мы тебя позовем». В ноябре я вернулся в Киев, принял присягу, прошел курс молодого бойца и в январе 77-го поехал на сбор с дублем «Динамо».
При этом впервые я пообщался с Лобановским в Москве, куда прилетел для подготовки к юниорскому чемпионату мира. Столкнулись, когда я зашел в спорткомитет за деньгами. Испугался: вдруг он не знает, кто я такой. А он: «О, привет, Сережа. Молодец, следим за тобой. Когда улетаете?» Я был в шоке. А через полгода дебютировал в игре со «Спартаком».
— Как это было?
— Позавтракали после зарядки, и Коман сказал: «Сереж, беги наверх к Папе. Хочет с тобой поговорить». Назавтра мне предстояло ехать поездом в молодежную сборную, и я был уверен, что разговор будет об этом. А Лобановский сказал: «Играешь сегодня. Главное — не волнуйся. Представь, что выходишь на юниорский чемпионат мира. Не бойся ошибиться». Если б я узнал, что сыграю, накануне — перегорел бы, извел бы себя ночью. А так — даже не успел поволноваться. Удачно выступил и услышал от Лобановского: «Молодец, даже пяткой сыграл!»
Годы спустя я был выбран капитаном «Динамо». Перед матчами Лобановский вызывал меня и двух заместителей. Просил написать свои версии состава, обосновать их, а вечером оглашал свой вариант.
— В 1982 году вы забили Новой Зеландии 1100-й гол в истории чемпионатов мира. Чем еще памятен тот турнир?
— Перед каждой игрой я не спал от волнения до двух-трех ночи. А в девять — подъем. Хорошо, что матчи были вечером, и удавалось доспать днем несколько часов. Поддерживать команду приезжали актеры Михаил Ножкин, которому я подарил свою майку с третьим номером, и Евгений Леонов — замечательный человек: признался, например, что сдал сына в армию, чтобы тот стал мужиком. В фильмах Леонов — веселый и смешной, а в жизни — умный и серьезный.
— Из-за чего вы подрались с капитаном «Гамбурга» Хорстом Хрубешом в четвертьфинале Кубка УЕФА-1983?
— Это была не драка, а провокация с его стороны. Он ударил меня в ухо, оно аж опухло, и я понял, что надо дать сдачи. Так мы были воспитаны: если не врежешь в ответ — решат, что ты слаб. Подождав пару минут, пока судья отвернется, я точно так же заехал Хрубешу в ухо. Ребята предложили: «Серый, давай будем по очереди его добивать». — «Да не. Больше не трогайте его». Когда вышли на ответную игру, Хрубеш протянул мне руку: «Хай, Серж». Помирились.
Такой же случай был в Испании. Я забил в товарищеском матче «Барселоне», ее игрок ударил меня, получил в ответ, а после игры предложил поменяться майками.
— К финалу Кубка кубков вы подходили с травмой?
— С воспалением ахилла. Мучился два месяца. Хирурги предлагали прочистить ахилл, но тогда я точно пропустил бы финал. Мы долго обсуждали это с Лобановским, и я решил: отложу лечение и сыграю — рискну. Перед финалом в Лионе по совету врачей пропустил тренировку и, выходя на матч, не чувствовал боли. Но на тридцать восьмой минуте показалось, что сзади кто-то ударил. От страшной боли я потерял сознание на пару секунд. Очнувшись, спросил доктора: «Что это было?» — «Похоже, проблема с ахиллом». В ноге образовалась впадина. Мне сделали обезболивающий укол и сразу заменили.
— Как вы себя чувствовали на послематчевом празднике?
— Я не мог ходить, но боли уже не было. Со всеми пил шампанское и говорил тосты. Например: «За то, чтобы эта команда сохранилась, и мы выиграли Кубок чемпионов».
— За неделю до того финала случилась авария на Чернобыльской АЭС. Как это отразилось на вас?
— На следующий день после аварии мы играли домашний матч со «Спартаком». К тому времени мы уже знали: что-то произошло, хотя всего ужаса не представляли. Все игроки сразу отослали детей и жен подальше от Киева. Кто куда мог. Я отправил семью к родителям супруги в Херсон. Из Киева тогда все уезжали. Ребята улетели на чемпионат мира, и после операции я оказался в пустом городе — странно было это видеть.
А незадолго до операции я поехал с Володей Бессоновым к людям, тушившим Чернобыль. Выступали перед ними, как артисты. Рассказывали о победе в Кубке кубков. Нам предлагали даже съездить посмотреть на реактор, но мы отказались.
— Как вы уезжали в Англию?
— После Евро-88, где я из-за травмы сыграл только в финале, позвонил Лобановский: «Серый, тобой интересуется пара клубов». Из-за перестройки страна открывалась, и в Спорткомитет посыпались запросы из Англии, Италии, Австрии: «Можно ли подписать ваших игроков?» В ответ им выслали список из десяти футболистов, в котором были опытные ребята вроде Блохина. «Ипсвич» выбрал меня. Узнав об этом, я и слышать не хотел о других вариантах. Мне подходила Англия. Я хорошо играл головой, был одним из самых агрессивных игроков Европы и мечтал попробовать себя в самом жестком чемпионате.
Недавно в интервью BBC Radio владелец «Ипсвича» Дэвид Шипшенкс объяснил, почему после нашего знакомства в Москве подписал со мной контракт: «Балтача не пил и не играл в карты!»
— Как же вы потом в Англии-то не пили?
— Я научился пить шанди — пиво с лимонадом. Очень полезный напиток — то, что нужно, после игры, потому что обычная вода не восстанавливает солевой баланс в организме. Но все равно — игроки «Ипсвича» выпивали после матчей по три-четыре шанди, а я — один-два.
— Чем запомнились переговоры с «Ипсвичем»?
— В Москве, в Спорткомитете, мне заявили, что я не могу получать в Англии больше, чем советский посол. При этом «Ипсвич» в течение двух лет перечислял Спорткомитету миллион фунтов. Я не хотел получать в Англии меньше всех, знал, что заслуживаю большего, и собрался назад в Киев. Но переводчик «Динамо» Миша Ошемков отговорил и на второй день переговоров позвал руководителей «Ипсвича» в ресторан. «Ребята, у нас проблема. Спорткомитет не называет зарплату Сережи, но уже понятно — это не те деньги, что ему нужны». — «Тогда заключим контракт между клубом и Сергеем. И Спорткомитет ничего не будет знать».
— Почему в первом матче тренер «Ипсвича» поставил вас правым полузащитником?
— Предыдущий матч они выиграли. Тренер не хотел менять победный состав, но травмировался правый хавбек, и он поставил меня на это место. Я ожидал, что в каждом английском клубе будут такие игроки, как Блохин и Дасаев, но уровень моих партнеров по «Ипсвичу» оказался гораздо ниже, поэтому мне было все равно, где играть. Я еще и гол забил.
— Почему ваш сын Сергей Балтача-младший играл за молодежную сборную Шотландии?
— После двух лет в «Ипсвиче» я перешел в «Сент-Джонстон», так что с одиннадцати лет Сережа жил в Шотландии. В конце девяностых он играл в местной премьер-лиге за «Сент-Миррен», был очень перспективным, и один из агентов спросил Арсена Венгера: «Тебе нужен второй Патрик Виейра?» — «Откуда он?» — «Родился в Советском Союзе, но играет за Шотландию». — «Привози». Посмотрев на моего сына, Венгер сказал: «Хороший. Будем подписывать». Стали обсуждать сумму трансфера, и «Сент-Миррен» запросил больше миллиона. А у «Арсенала» было правило: не платить за молодых больше полумиллиона. «Сент-Миррен» пожадничал.
— Что дальше?
— От обиды мы отказались подписывать новый контракт с «Сент-Мирреном». Сына решили срочно продавать, пока еще можно было получить хоть какие-то деньги, но «Арсенал» к тому времени уже отпал. Сын перешел в лондонский «Миллуол», но через четыре месяца получил серьезную травму — от удара вылезла межпозвоночная грыжа. Английские врачи не гарантировали, что он будет ходить. Я договорился с украинскими хирургами, сына прооперировали в Киеве, однако играть он больше не мог. Устроился в банк (у него уже была пара курсов экономического образования) и работает там до сих пор.
— Тренерскую карьеру вы начали в шотландском «Инвернессе»?
— Да, но в начале первого сезона, когда мы шли на первом месте, двенадцать игроков (из восемнадцати!) получили травмы, и я вернулся на поле, добавив в состав ребят из дубля. Пару месяцев покувыркались и финишировали шестыми.
— Как вы попали в «Чарльтон»?
— Поработав ассистентом тренера «Сент-Миррена», я устроился в Шотландскую федерацию футбола. Дочь выросла, ей было шестнадцать и для продолжения теннисной карьеры ей понадобилось перебраться в Лондон. Я оставил работу в федерации и поехал за дочерью. Посвятил себя ее теннисной жизни, но вскоре получил предложение от директора академии «Чарльтона», который узнал от нашего общего друга, что я переехал в Лондон. «Но я могу тренировать только по вечерам». — «Когда сможешь. Мы будем тебе хорошо платить».
В 2008-м ко мне обратился директор «Бэкен Колледжа»: «Есть большие деньги. Хотим открыть футбольную академию. Но не английскую, а европейскую. Подумаешь об этом?» Я возглавлял эту академию несколько лет, мы были партнерами «Челси», но потом колледж возглавил другой человек, который ничего не понимал в футболе — я не мог с ним работать. Вернулся в «Чарльтон».
— Еще Владимир Романов приглашал вас в «Хартс».
— Он предложил мне быть старшим тренером, но не хотел ни за что платить: «Прилетай в Бельгию — потом все оплачу». Я прилетел за свой счет, а он так и не рассчитался. Несолидно. Это насторожило. Потом позвонил мне: «Прилетай тренировать». — «А контракт когда?» — «Когда приедешь». — «Нет». По одной встрече стало понятно, что он за человек.
— Вы общались с Леонидом Слуцким, когда он приезжал в Англию?
— Пытался с ним встретиться, выслал открытку с пожеланием удачи. Знал, что новому человеку в Англии наверняка понадобится помощь, но, видимо, ему это было не надо.
— Как ваша дочь увлеклась теннисом?
— Когда мы переехали в Ипсвич, сыну предложили играть за местную детскую команду (он до этого два года провел в школе «Динамо»), а пятилетняя Алена бегала рядом. «Папа, я тоже хочу в футбол играть!» — «Даже не думай. Займись чем-нибудь другим. Например, теннисом». — «А что это?» Купил ей пластиковую ракетку и поролоновый мячик, убрал всю мебель из зала и поставил сетку посреди комнаты. Наклеил скотчем разметку и объяснил правила. Поиграли часа три, и Алена сказала: «Мне очень нравится!» В газетах нашел ей чешского тренера. Предупредил его: «Только она никогда не играла». — «Привози — посмотрим». На первой тренировке она отбила шестьдесят восемь ударов, и тренер сказал: «Ты серьезно говорил, что она никогда не играла? Обычно детям тяжело даже ракетку держать. Не то что бить». В Шотландии у Алены появился профессиональный тренер Джим Маккехни.
Потом я работал в Киеве (тренировал «ЦСКА-Борисфен», но его хозяин Дмитрий Злобенко разорился за пару дней, и я вернулся в Британию), и Алену позвали на турнир в Харькове. Ей было девять лет. Она проиграла Алене Бондаренко первый сет, потом у соперницы было четыре матч-пойнта, но Алена отыгралась и победила. На всю жизнь запомнил ту игру. Дочь потом признавалась: «Когда я проигрывала, у тебя были такие глаза, как будто ты сейчас умрешь. Я поняла: надо выиграть, чтобы ты не умер на трибуне».
— Из-за чего она заболела?
— Подхватила инфекцию во время турнира в какой-то экзотической стране. Начались проблемы с печенью. Через месяц после свадьбы, в январе 2014-го, поднялась температура, начался кашель. Говорила хриплым голосом: «Пап, я простыла, наверно». — «Сходи к доктору». Месяцем ранее врачи не заметили болезнь, а потом обнаружили рак печени. Понадобилась пересадка, но мы не успели. Через свои связи я нашел в Израиле донора. Готовы были помочь наши русские люди: «Печень есть. Прилетайте». Но было уже поздно. Безнадежная ситуация.
— Ваша дочь открыла теннисную академию для малоимущих?
— Она всегда хотела помогать детям — особенно тем, кто хочет играть в теннис, но не имеет средств. Она же по своему опыту знала, как это дорого. С юности говорила: «Папа, когда вырасту, постараюсь открыть академию для всех желающих». Академия и сегодня существует, ей занимается муж Алены Нино Северино. Академия находится в Ипсвиче, где похоронена дочь.
— У вас тоже есть своя академия?
— Да, в Лондоне. Моя футбольная команда успешно играет в английской детской лиге. Стараюсь развивать философию, которая есть в немецких, испанских, португальских академиях и была в советских интернатах. Наши главные принципы: больше часов работы, чем в английских академиях, и чтобы на тренировке был не один мяч на десятерых, а по мячу на каждого.
«Чарльтон» платит мне процент от трансферов игроков, которых я воспитываю, но в клубе не понимают многих футбольных нюансов, а я не хочу тратить энергию на то, чтобы кого-то переубеждать. Хочу сосредоточиться на своей академии и ищу для нее инвесторов. Если вложить десять миллионов, уже через несколько лет можно получить сто.
Денис Романцов
Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости
Читать все комментарии (17)