Ножовка и космос.

Воскресенье. Футбол продолжается, он бесконечен. Это хорошо. АТО приостановлено, оно временно. Остановка - как сказать, хорошо или плохо? Но нет или почти нет жертв, не стреляют - уже положительно.

Давайте отвлечемся от всего этого и вспомним, что в этой стране были не только Ленин и Сталин, не только, нынче, Путин и озлобленная и поглупевшая Россия, но было много и хорошего.

Одной из страниц таких достижений является космонавтика, одной из строк этой страницы - первый самый длительный полет в космос космонавтов Лебедева и Березового, расконсервировавших первую космическую станцию и поработавших на ней рекордное количество времени.

Почему я об этом? Все обЪяснимо: вчера умер Анатолий Березовой, мой не совсем близкий родственник. О нем, его полете, вкратце.

"«Что Вы видели из иллюминатора космической станции?»

Отвечая, А.Н. Березовой вспомнил интересный эпизод из первых дней совместного с космонавтом В.В. Лебедевым пребывания на орбите: «Первое время в иллюминатор я мог смотреть только урывками — нужно было приводить станцию в пилотируемый вариант. Что это значит? — Всё, чем была начинена станция, на Земле было закреплено монтажниками на специальных стойках. Эту аппаратуру нужно было снимать и устанавливать на штатные места возле иллюминаторов, а крепление-то было на болтах и гайках. Ребята-монтажники, которые всё это собирали на земле, попались крепкие. Они затягивали все крепления специальными ключами: затянул до какого-то момента, а дальше »трещотка» — сигнал — всё, хватит. А они постарались: »А чтоб не отвернулось…», трещотку снимают, ещё покрепче затягивают, а некоторые болты вообще замазали краской. Начинаешь что-то отворачивать — никак, крутишься вокруг этого болта, а опоры-то нет в невесомости. Говорю Лебедеву: »Валентин, подержи меня за ноги». Он где-то закрепляется, хватает меня, а я, приспособив к ключу ещё какой-то рычаг, начинаю эту гайку отворачивать. И нельзя ведь было эти гайки просто отвернуть и бросить, они же потом по станции летают. Приспособились в монтажные пояса складывать, но только замешкался завязать, где-то тряхнул, и всё — вокруг тебя рой болтов и гаек летает. Вот так мы приводили станцию в пилотируемый вариант. В конце концов мы всё это выполнили, и даже больше сделали. Когда прибор снимается с фермы, на которой он был закреплён, ферма уже не нужна на станции. Сломать её невозможно. Хорошо, что кто-то на Земле догадался положить обычную ножовку по металлу. »А давай-ка мы спилим все эти фермы и сложим в грузовой корабль, который потом отойдёт от станции и сгорит в атмосфере, а себе освободим жизненное пространство». Так и решили, начали пилить, но металлические опилки ведь тоже летают! Специальных респираторов нет, приспособились кое-как: на глаза — очки, чем-то закрыли нос и рот, чтобы не дышать этими опилками, — короче говоря, справились. И когда ребята первой экспедиции посетили станцию, они были поражены: на Земле тренировались в одном интерьере станции, а когда пришли, здесь оказалось в два раза просторнее. Вот такие были монтажники, нештатные». Из зала подсказывают: космические! — «Да, космические монтажники. И должен вам сказать, что мне очень пригодились мои рабочие навыки. Происхождением я из крестьянской семьи, отец работал в колхозе на Кубани столяром и плотником, он и учил меня, как работать и с металлом, и с деревом. А потом после школы я года два работал на заводе».

«Верите ли Вы в то, что есть жизнь на других планетах?»

«Я убеждён, что среди миллионов миллиардов звёзд, которые существуют и в нашей, и в других Галактиках, не может не быть планет, на которых есть жизнь. Мы — белковые существа, но может быть и другая форма жизни. Помните, как у Станислава Лема, который описывал мысль-океан? Я уверен, что в Космосе существует бесконечное количество форм жизни, и неизбежно когда-нибудь мы, земляне, войдём в контакт с ними».

«Изменилось ли что-то в Вашем мировоззрении после полёта в Космос?»

«Коренного изменения в моих взглядах не произошло. Говорят, что человек, побывавший в Космосе, начинает верить в Бога. Нет, такого про себя не скажу, но я верю в то, что существует Космический Разум, постичь который мы пока не можем, а может быть, и никогда не сможем. Потому я считаю, что можно говорить »Боже мой!», но можно — »О Великий Космос!».

Изменилось во мне то, что за эти семь месяцев я стал строже к себе, к своим поступкам и более снисходительным к людям, которые живут рядом со мной. Вот что дали мне 211 суток работы на орбите. Наверное, это происходит с каждым космонавтом, который долгое время провёл в Космосе».

Орбитальная станция «Мир»

«О чём Вы подумали сразу, как приземлились?»

«Не поверите, но первая мысль была: я снова хочу в Космос!» Когда стихли аплодисменты, Анатолий Николаевич продолжил: «Семь месяцев невесомости не забыть. Мы тренировались там по два часа на беговой дорожке, на велоэргометре, чтобы не отвыкали от нагрузки мышцы, но когда вернулись на Землю и, выбравшись из корабля, попытались встать на ноги, то ощущение было такое, как будто на плечи тебе взвалили килограммов 80 груза и ты с этим должен бежать. Примерно так можно описать, что такое притяжение Земли. А в Космосе хорошо, там невесомость. Там хорошо…»

«Каким Вам представляется будущее Земли после возвращения из Космоса?»

«Я понял, что если нам не остановиться — не прекратить губить свою среду обитания, свою планету Земля, — то будущего у человечества не будет. В течение семи месяцев из космоса я наблюдал и природные явления на планете, и творения рук человеческих. На севере Африки есть громадная пустыня Сахара. Там ничего нет — там сплошные пески. Но вот южный ветер поднимает в воздух миллионы тонн песка, ширина этого вала — 500–600 км. И это рыжее покрывало надвигается на Средиземное море, накрывает Италию так, что на юге видны только верхушки Везувия и Этны. Всё это движется дальше на север; через двое суток Средиземное море закрыто. Вал песка упирается в Альпы, перевалить не может и начинает растекаться влево и вправо. Там и оседает песок, который принесло ветром из Сахары. Это природный катаклизм.

Но я наблюдал и другое. На Украине — в Днепропетровске, Запорожье, Кривом Роге — есть мощные металлургические заводы, доменные печи которых извергают тысячи тонн дыма и сажи. Всё это восточным ветром через Украину начинает сноситься к западу, накрывает Молдавию, упирается в Карпаты и тоже растекается влево и вправо. Это уже творение рук человеческих, а по масштабу они соизмеримы. И если это не прекратить, то в конце концов экологическое состояние планеты дойдёт до того, что человеку на поверхности земли жить станет невозможно».

Об этих явлениях, так поразивших космонавта, Анатолий Николаевич говорил и в своём интервью с тележурналисткой канала «Вести — Новосибирск»: «Природа слепа, а человек должен видеть, что он делает на Земле, и осознавать свою ответственность за то, как варварски он разрушает свою среду обитания… А атмосферный слой вокруг Земли всё равно что тонкая папиросная бумага вокруг большого глобуса»."

Закончу словами, которые, надеюсь, поддержите и вы: земля ему пухом!