Глава седьмая: ахиллесово колено
Пеппе не притворялся. Однажды из-за нас он чуть не умер от инфаркта миокарда — от сердечного приступа, выражаясь простым языком. У нас был план на случай, если он отбросит коньки: мы бы просто свалили всё на Бруно Конти. А что, выглядело правдоподобно! Бруно стоял, закутанный в туалетную бумагу, а значит, был готов смыться в любой момент.
Пеппе заведовал клубным складом. Руководство «Ромы» наняло его после того, как он в один прекрасный день выбежал на поле. «Рома» играла против «Интера», и на последней минуте гости заработали пенальти. Пеппе не смог совладать с эмоциями. Он перемахнул через забор на «Стадио Олимпико» и с воплями ворвался на газон, но был наказан стюардами на глазах у пяти тысяч голосящих фанатов. Владельцы клуба решили избавить беднягу от постыдных последствий в будущем и дали ему работу на складе. Он был маленьким работягой c очень странной привычкой: он высовывал язык, а затем резко выдыхал, имитируя плевок. После этого он всегда выдавал коронную фразу, причём всегда дважды: «Надерём ‘‘Лацио’’ задницу!» И ведь не поспоришь!
Однажды вечером на тренировочной базе мы договорились разыграть его. Я, Роберто Пруццо и Роберто Скарнеккья обмотали Конти туалетной бумагой с головы до ног. Бруно был невысокого роста, так что нам хватило всего пары рулонов. «Мягкий, плотный и очень длинный — это Бруно Конти!» Он действительно был похож на мумию. Мы даже украсили его «пятнами крови», обрызгав меркурохромом. В два часа ночи мы подкрались к двери комнаты Пеппе, постучали и удрали, оставив перемотанного друга на пороге. Когда бедняга отворил дверь, Конти испустил адский вопль: «Муа-ха-ха-ха!» Пеппе вскрикнул и отшатнулся. Шалость удалась! Более того, мы даже перегнули палку: жертва розыгрыша побледнела и не могла сказать ни слова. Конти твердил парализованному от ужаса Пеппе: «Эй, не бойся, это я — Бруно!» Кто знает, вдруг он именно этого и боялся? Так или иначе, нам пришлось вызвать врача. Несколько пощёчин привели Пеппе в чувства.
Я собирался упасть перед ним на колени и попросить прощения, но вовремя сказал себе: «Валяй, умник, только ты больше не разогнёшься». У Ахилла слабым местом была пятка, у Пиноккио и Тассотти были выдающиеся носы, а моей, мягко говоря, не самой сильной стороной были колени. Они дали о себе знать, когда я выступал за «Рому». Память на числа — не мой конёк, но дату 25-е октября 1981-го года я запомнил навсегда. Мы играли против «Фиорентины». Меня опекал полузащитник Франческо Казагранде, который однажды сломал мне нос, когда был в «Кальяри». Кто-то из наших вбросил аут, я сделал неловкий рывок к мячу и вывихнул колено. Мои одноклубники набросились на Франческо с криками «Ублюдок!», хотя, на самом деле, он меня даже не задел. На замедленном повторе было видно, что я получил травму на ровном месте.
В голове закрутились худшие опасения. Первым делом на ум пришёл Франческо Рокка, известный как Кавасаки, мой первый сосед по комнате на базе «Ромы». Я вспомнил, как долго и мучительно он восстанавливался после травмы и, что важнее, как мы вместе ели феттучини, которые мама приносила ему после каждой тренировки. Честно говоря, я сначала вспомнил феттучини, а потом — товарища по команде. В конце концов, в жизни важно правильно расставлять приоритеты. Так или иначе, стало ясно, что я порвал переднюю крестообразную связку, но, поскольку мениск был в порядке, мы решили обойтись без хирургического вмешательства. В течение месяца я перемещался на костылях. В матче против «Наполи» я оказался на скамейке запасных. На следующий день во время разминки с молодёжной командой я отчётливо услышал подозрительные щелчки, исходящие из моего колена! Приехали. Я всё понял. Сгибать колено вновь было ошибкой: раздался хруст, и нога застряла в неподвижном положении. Я доковылял до Тригории, лёг на диван и позвонил доктору Аличикко.
— Слушай, Эрнесто, что-то не так. Мне кажется, я порвал мениск.
— Думаю, ты преувеличиваешь.
— Пожалуйста, приезжай и убедись сам.
— Я уже в пути.
Он осмотрел мою ногу, сохраняя невозмутимый вид.
— Смотри, дело не может быть в мениске, потому что он не здесь, а тут, — как только Эрнесто легонько ткнул в нужное место, я взвизгнул и подпрыгнул от боли. В тот момент я понял, что был прав на сто один процент.
Мне сделали операцию, и процесс восстановления оказался сущим адом. В наши дни мой товарищ по несчастью Гаттузо приступил к тренировкам всего через два месяца после хирургического вмешательства. Я же через два месяца продолжал материться как матрос от боли при попытке пошевелиться. Сорок пять дней я лежал с загипсованной ногой, висевшей в воздухе под углом в 45 градусов, потом месяц носил съёмный компрессор, который отстёгивал каждое утро перед разминкой, а затем ещё месяц прихрамывал, еле наступая на больную ногу. Итог: 150 дней без футбола, полных скуки, мучений и разочарования. За это время Франческо Рокка успел повесить бутсы на гвоздь, став общепризнанным экспертом в области хромания и ковыляния. Он остался в «Роме» и стал следить за процессом моего восстановления.
За то время, что я был прикован к постели, я успел поправиться, но не в плане здоровья. Да-да, я набрал вес. Я знаю, это удивительно. Франческо решил посадить меня на диету. Во время летних сборов я отдельно разминался вместе с ним. Каждое утро я вставал на весы и в очередной раз убеждался, что не похудел ни на фунт. Это сводило его с ума. Он не мог понять, в чём дело.
— Ну почему ты не худеешь? Карлетто, что я делаю не так?
— Франческо, я тоже в замешательстве. Но наверняка ты во всём виноват!
На самом деле, причина крылась в болельщиках. Дело в том, что не все футболисты ночевали в главном крыле отеля в Брунико. Часть игроков жила в дополнительном корпусе, где в каждой комнате была крошечная кухня. По вечерам фанаты приносили нам дикие грибы, и в полночь мы начинали готовить феттучини ай фунги. Если бы те грибы оказались ядовитыми, сегодня в Риме была бы всего одна команда. Мы поглощали пасту тоннами. Я окончательно восстановился после травмы в октябре 1982-го года, и к тому моменту уже был круглым, словно футбольный мяч, зато довольным. Моё возвращение пришлось на развязку чемпионата Италии. К сожалению, чемпионом мира в том году, как вы уже поняли, я не стал, зато в конце сезона завоевал Скудетто с «Ромой».
А если бы всё сложилось удачно, и Энцо Беарзот взял бы меня с командой в Испанию? Знаю, мечтать не вредно, но к тому моменту я уже дебютировал в сборной Италии — в матче против голландцев в январе 1981-го. Я успел сыграть на Мундиалито, забил там гол через шесть минут после выхода на поле и получил в подарок золотые часы от организаторов. Одноклубники постарше отреагировали на мой успех мудро и по-философски: «Везучий говнюк».
После матча я гулял по городу в компании Марко Тарделли и Клаудио Джентиле, а затем мы пошли ужинать. Вернулись, разумеется, поздно. Моя первая мысль у входа в отель: «Я же с Тарделли и Джентиле, мне не о чем беспокоиться». Моя вторая мысль в холле, где мы наткнулись на Беарзота: «Не о чем беспокоиться? О чём ты только думал, идиот?»
Мы прошмыгнули к чёрному ходу, забежали в лифт и поднялись на наш четвёртый этаж. Стоило нам почувствовать себя в безопасности, как двери распахнулись, и мы попали впросак. Беарзот ждал нас на лестничной площадке. Il Vecchio — Старина — обратился к нашей троице: «Вас двоих, Тарделли и Джентиле, я не задерживаю. А вот от вас, Анчелотти, я такого не ожидал». Бросил пару сухих фраз — и исчез в темноте. Я чувствовал себя дерьмово, побледнел, как полотно. Меня парализовало от ужаса. Я готов был броситься ему в ноги и на коленях молить о прощении: такие приёмчики в исполнении игроков я уже видел. Конти стоял неподалёку и громко ржал. Слава богу, на этот раз — не в образе мумии.
Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости
Загрузка комментариев
