Украинский защитник Василий Прийма, выступающий в Беларуси за солигорский «Шахтер», дал интервью местной Трибуне.
Василий Прийма— Как обустроились в «Шахтере»?
— Нормально. Пока живу на базе, но ищу квартиру, чтобы перевезти жену и дочку. Хочу жить вместе с семьей. Ну, а как иначе? Они будут в Украине, а я здесь? Хочу, чтобы были со мной рядом. Так и мне будет легче адаптироваться, и им веселее. Тем более дочке 5 лет — в школу еще не ходит. Пусть с папой побудет немного.
В Солигорске созданы все условия для работы. Все, чтобы добиваться хороших результатов. Когда поступило предложение переехать в Беларусь, долго не раздумывал. Знал, что тут работает хороший тренер Сергей Абуезидович Ташуев, с которым пересекались в донецком «Металлурге». Его требования знакомы. Понимал, что меня здесь ждут. Также немаловажным фактором было то, что нет языкового барьера. Не хотелось снова учить какой-то иностранный язык.
Вместе с Дарко Бодулом приехали в конце второго сбора. По его окончании все уехали по домам, а мы остались в Турции и самостоятельно дорабатывали в тренажерном зале, бегали «горки» и так далее. Тренеры расписали программу, мы снимали упражнения на камеру и отсылали в Солигорск. Мы понимали, что это для нас очень важно. Поэтому не отлынивали. Я, например, не тренировался с 7 декабря, а год вообще заканчивал в дубле «Зари» по не понятным для меня причинам.
— Юрий Вернидуб говорил, что некоторых игроков надо наказывать.
— Не знаю, что он имел в виду. Может, из-за ошибок в игре или из-за работы на тренировках. А может, я по каким-то цифрам ему не подходил. Не знаю. Да и, если честно, я об этом разговаривать не хочу.
— Это реакция на нарушение дисциплины?
— Нет. Но после матчей с тем же «Лейпцигом» он говорил мне, что доволен. А тут одна игра — и все перевернулось. Но это уже пройденный этап. Сейчас все мои мысли с «Шахтером». Хочу добиться здесь успеха.
— «Заря» играет не в Луганске, а в Запорожье. Каково это?
— Без своих болельщиков очень тяжело. Что-то подобное я уже проходил с «Металлургом». Понятно, что люди приходили на стадион и болели за «Зарю», но биток был только на Лигу Европы и на топ-команды — «Шахтер» и «Динамо». Хотя знаю, что многие жители Луганска, несмотря ни на что, продолжают поддерживать «Зарю». Мне рассказывали, что один мужчина к каждой игре сочинял песню, исполнял ее на гитаре и выкладывал видео на ютуб. Это супер!
— Вы родились в Новояворовске. Что это за город?
— Не совсем верно. Я родился в селе Лес, а когда мне было лет пять, семья переехала в Новояворовск. Это молодой, активно развивающийся город с населением в тысяч 50. Он чем-то похож на Солигорск. У нас есть швейная фабрика. Раньше было большое серное производство. Поэтому вокруг города было очень много карьеров. Но когда «рудник» закрыли, карьеры залили водой — получилось маленькое море. Самая глубокая точка — 106 метров.
Город стоит недалеко от границы с Польшей, но это не особо сказывается. Пожалуй, только машин много, потому что через Новояворовск проходит международная трасса. Мне там живется лучше всего. Привык к городу и не люблю шумную движуху.
— Как проходило ваше детство?
— Не сильно богато. Нас было четверо детей — два старших брата-близнеца, я и младшая сестренка. Денег особых не было, поэтому мама с папой ездили на заработки, а за нами смотрела бабушка. Ну как смотрела. Она торговала продуктами на базаре. Вставала рано утром, готовила нам еду и ехала на рынок в Яворовск за молоком, сметаной и сырами. Потом возвращалась в наш город, шла на наш рынок и продавала купленное. И так каждый день кроме воскресенья, когда мы ходили в церковь. Мы были предоставлены сами себе. Приходили из школы, кушали, делали уроки и шли на улицу. Там или играли в футбол, или обустраивали бункеры. Летом вообще было хорошо: найдешь клубнику, черешню, вишню, другую ягоду, живот набьешь — и сыт. Но я бы для своего ребенка такой жизни не хотел.
— Строили бункеры?
— Убежища. Мы жили в девятиэтажном доме и с друзьями переоборудовали подвал под «клуб». Повесили боксерскую грушу, играли в дартс, настольный теннис. Стол нам заменяла деревянная дверь, которую мы примостили на ящиках, а сетку — кирпичи. Когда нет возможностей, человеческий мозг может много чего придумать (улыбается).
Вечерами, когда становилось холодно, собирались там: старшие ребята играли на гитаре, мы слушали их или занимались своими делами. Могли просто на магнитофоне музыку послушать.
— Когда мы с друзьями что-то подобное затеяли, жильцы первых этажей нас гоняли.
— Наши соседи реагировали нормально. Да и мы старались особо не шуметь.
— Куда ездили родители? В Польшу?
— Мама — в Харьков «на бураки» ездила. Полола, собирала и так далее. А папа в Россию. В Тверской области живет его брат, который после армии остался в тех краях. Вот папа к нему и ездил. Работал на стройках экскаваторщиком.
Он, кстати, мог стать футболистом. Занимался в ДЮСШ и лет в 18-20 его даже приглашали «Карпаты», но бабушка не пустила. Сказала: «А корову кто будет пасти?!» На полном серьезе. Дедушки не было, а бабушка одна двоих сыновей воспитывала. Папа был старшим и главным помощником, на котором держалась вся «гаспадарка».
В детстве конфетами нас не часто баловали. Поэтому когда мама с папой приезжали и привозили конфеты, шоколадки и другие сладости, это был лучший день жизни! Тот вкус «Сникерса» до сих пор помню. Сейчас он уже не такой. Мама приезжала и привозила дыни, а папа конфеты мешками.
Ездить родители начали в 90-е. Папа рассказывал, что в 80-е работы в городе было достаточно и он — экскаваторщик — получал 400-500 рублей. Это было довольно много. А потом, когда выработку серы закрыли, народ стал выкручиваться и уезжать.
— Как долго они отсутствовали?
— По несколько месяцев, а то и больше. Мобильников не было, общались письмами — иногда месяца три от них не было никаких писем. Это дурдом, конечно.
— Им удавалось зарабатывать?
— Да. В один период все шло хорошо, но через какое-то время они переформатировались, потому что не хотели надолго оставлять нас. Стали возить в Польшу орехи, сигареты, водку, еще что-то. Там продавали, покупали еды на несколько дней и даже еще оставались деньги. Выбирались два-три раза в неделю и так зарабатывали.
— Как вы попали в футбол?
— В пять меня папа отдал на карате. Я где-то полгода проходил, но в зал не сильно тянуло. И однажды мальчик со двора сказал, что в ДЮСШ набирают команду нашего возраста: «Пошли, побуцаем мячик». Ну, пошли. И до сих пор «буцаю».
Окончательно влюбился в футбол, когда тренер повез нашу команду во Львов на игру «Карпат» с киевским «Динамо». Это был 1998 или 1999 год. Состав у киевлян тогда был космический — Шовковский, Белькевич, Хацкевич, Шевченко, Ребров. Матч был на стадионе «Украина». Как увидел толпу людей, сразу захотелось выступать так же, чтобы и на меня приходили, смотрели и хлопали. А когда забили гол и болельщики заревели, мурашки побежали по коже. Даже сейчас рассказываю и мурашки побежали. Аура была восхитительная!
Когда после матча команды выходили из раздевалок, тренер нас подвел посмотреть на то, как их встречают болельщики. И мы тоже просили автографы. Нас почти не было видно за спинами, но мы тянули листочки. Теперь понимаю, что надо было локоточками поработать. Но тогда я еще не знал, как это делать. Попозже научили (улыбается).
— Ваши братья и сестра тоже футболисты. Правильно?
— У нас только мама не играла в футбол. Братья не дошли до профессионалов. Просто в определенном возрасте попали в дурную компанию, после девятого класса пошли в бурсу (ПТУ — ред.) учиться на сапожников. Решили больше времени уделить этому, чем футболу. Хотя данные были хорошие. Когда меня в Киев забирали, папа Андрея Гусина говорил, что задатки у них хорошие и если бы занимались, могли бы заиграть. Они и сейчас в Новояворовске живут и работают по специальности. У каждого по двое детей.
А сестра даже поиграла за молодежную сборную Украины. Хотя футбол для нее был скорее как хобби. Мария постоянно искала себя. Три года назад собрала вещи и уехала в Италию. Работает в ресторанчике в небольшом курортном горнолыжном городе. Она и официантка, и бармен, и администратор, может и на кухне помочь. У нее хороший контакт с владелицей ресторана. Она всем довольна. Сестра хотела что-то поменять в жизни и у нее получилось. Считаю, что надо пробовать, искать. А когда просто сидишь на стульчике и думаешь «все придет» — ничего не будет.
— Вы рассказывали, что когда сестра была маленькая, вы за ней не досмотрели и потом получили от родителей. Что произошло?
— В деревне у бабушки пошла на улицу и какая-то девочка ее ударила. Я заступился и ударил в ответ. Да так, что девочка упала. И меня потом дома родители наказали. Объяснили, что девчонок бить нельзя, что надо было поговорить и объяснить все без кулаков. А я очень сильно любил сестру и не рассчитал немножко.
Недавно были у сестры в гостях — я в шоке просто. С трех дня и до трех ночи стоит за прилавком, а вокруг такой балаган. Капец! Мне бы было тяжело, а она, молодец, вцепилась. Ей нравится в Италии. Возвращаться домой не горит желанием. А меня, наоборот, тянет в родной город. Не могу долго без него.
Второе такое место — Донецк, где прожил девять лет, где родилась дочка... С женой часто беседуем на эту тему, вспоминаем нашу квартиру. Она была самая обычная, не расфуфыренная, но в ней было такое тепло! Иногда она мне даже снится. Жена часто говорит: «Как жалко, что так все случилось». И действительно жалко.
— Знаете, что стало с квартирой?
— Думаю, ничего такого. Она в центре города, в сталинском доме. Мы ее снимали. Должны были покупать, занимались этим, но тут все и началось. Воспоминания страшные. Отправил жену и дочку на самолете во Львов, а через два дня аэропорт разбомбили. Не представляете, какие мысли были в голове.
— Как сами выбирались оттуда?
— С командой на автобусе. Даже машина осталась там. Пришлось платить деньги некоторым людям, чтобы они ее подогнали хотя бы до Киева.
— Что происходило в Донецке с самого начала?
— Были митинги, какие-то люди ходили по улицам кучками с битами в руках. Руководство клуба сказало, чтобы мы по городу особо не гуляли, потому что могут быть какие-то провокации. Я только заезжал в аптеку за подгузниками, в магазин возле дома за продуктами и шел к себе.
— Было страшно?
— Первое время нет. Когда был первый мирный митинг, все было нормально. Люди просто вышли на площадь, и все было спокойно. Я это видел своими глазами, когда проезжал мимо на машине. А утром в новостях прочитал, что погибли люди. И после этого старались понапрасну из дома не выходить. Кто знает, что могло случиться. Люди-то разные бывают.
— Город вымер?
— Не то чтобы вымер, но людей на улицах стало на порядок меньше. Это точно. Очень много дончан, когда начали понимать, к чему все идет, уехали.
— Были в Донецке, когда началась стрельба?
— Не помню. Но в один из дней на выезде из клубной базы появились блокпосты, на которых стояли люди с оружием. Это страшная история, не пожелал бы никому. Не очень хочется вспоминать.
— Ваша жена родом из Донецка?
— Нет, Виктория из моего города. Самое интересное, что жила через три парадные от меня, но я ее не видел. Как-то, когда приехал в отпуск, списались в интернете, потом столкнулись на улице, поговорили. Потом еще раз встретились и уже не расставались.
— Какие теперь отношения у вашего папы с братом, который живет в России?
— Нормальные. Хотя поначалу были трудности. У нас одно по телевизору показывали, в России другое. Вот и столкнулись два лагеря. Дядя говорил: «Вы детей распинаете!» Папа в ответ: «Ты же вырос там, гостил у нас потом. Какие дети?! Какое распинание?» В общем, они переговорили по-мужски и все нормально. Смысл родным братьям ругаться?
— После войны в Донецке и Луганске стали как-то иначе относиться к россиянам?
— С чего бы?! Я знаю многих людей в России. У меня там родственники. Никаких проблем нет. Когда у дяди были проблемы со здоровьем, папа летал к нему. И вопросов в аэропорту не было. Спросили, чего летит, куда и пропустили, когда рассказал, что у брата операция.
— Но при этом вы отказались переходить в «Кубань», заявив, что не хотите связываться с российским рублем.
— Это мое мнение и моя позиция. Из-за войны в живых нет некоторых моих знакомых — ребят, с которыми я учился. Они пошли добровольцами в АТО и погибли. А еще в то время была история со сбитым самолетом. Я набрал владельца «Кубани» Олега Мкртчана и все объяснил. Да и я ничего плохо не сказал: просто высказал позицию.
— Однажды ваш соотечественник Илья Галюза признался, что в случае чего готов взять в руки оружие. У вас проскакивали такие мысли?
— Конечно. Думаю, если бы подобное происходило в Беларуси, вы бы тоже за свою страну пошли.
— В 11 лет вас пригласили в ДЮСШ-15 в Киев. Каково было уезжать из дома?
— Нереально тяжело. Рыдал вечерами, как не знаю кто. Особенно когда родители уезжали домой. Они ведь из-за заработков приезжали раз в полгода. Дома где-то есть две фотографии, между которыми как раз месяцев шесть. На одной я ниже мамы, а на другой уже выше. Стою худой, сухой.
Папа мое стремление уехать в Киев поддержал. Сказал: «Я сделаю все, чтобы у тебя получилось то, что не вышло у меня. Я не мог бросить маму, а для тебя мы все сделаем». Помню, надо было платить 200 гривен в месяц на питание. И они раз в месяц разными путями передавали мне эти деньги.
Когда в 15, уже будучи в донецком «Металлурге», получил первые деньги, почти все им отдал. Себе только телефон купил. Самый обычный — «Нокиа», которой можно было сзади по затылку дать и вырубить человека (улыбается).
— Сколько получили?
— 500 долларов! Для меня это был космос. Я до этого максимум 200 гривен держал в руках, а тут такие деньги. Если не ошибаюсь, доллар тогда стоил 5 или 6 гривен.
— Где вы жили в ДЮСШ?
— У школы была своя база с общежитием и несколькими полями. Одно было гаревое 60 на 40 метров, второе натуральное обычных размеров и пара коробок с асфальтом, который постепенно меняли на синтетику.
Гарьку перед тренировками обязательно поливали, чтобы прибить пыль. Иначе заниматься было невозможно. Очень весело было в покаты идти. Подкатился, встал — и половина тела содрана.
Приезжих моего года было где-то 15 человек. Киевские ребята встретили нормально. Пожалуй, трудно было только с языком. Мы в школе русский почти не учили — только украинский. Я первый месяц молчал и слушал, а потом как заговорил! Диктанты писал на «отлично». Обычно после уроков брали мяч и выходили на коробку: оттачивали передачи, удары или просто бегали в футбол.
— В спецклассе учились?
— Нет. Нас раскидали по разным классам. Школа была рядышком с базой. Однажды в интересную историю попал. Утром не хотелось идти в школу. Притворился, что у меня очень сильно болит живот. Изобразил реально вселенские муки. Воспитательница поверила и разрешила остаться дома. И когда все разошлись, я взял мяч и вышел на поле. Стал чеканить, бить по воротам. А оказалось, что окна одного из классов, где у нас был урок, как раз выходили на это поле. И меня увидела классная руководительница. А она дама большая — под два метра, статная, властная. Увидела, пришла на поле, отругала и отвела к директору. Сам себя застрелил (улыбается). Недавно встретились с ней, плакали от смеха с этой истории.
— Дебют за «Металлург» помните?
— Меня аккуратно подводили. Сперва пару месяцев просто тренировался с первой командой. Но все равно был слегка шокирован тем, что выпускают. Стоял на бровке и думал: «Это сон, наверное». До первого касания волновался очень, а потом все мигом ушло. Да и партнеры поддерживали: «Спокойно, малый. Футбол — простая игра. Делай то, что умеешь. Главное не привези». Вроде не привез (улыбается).
— Как вы оказались в Италии?
— После развала «Металлурга» долгое время был без команды, искал варианты. В Украине играть не хотел. Хотел попробовать себя в Европе, чтобы потом не жалеть. Вот и ждал до последнего. Был вариант с «Гентом», но что-то сорвалось. Руки почти опустились. Сказал агенту, что готов уехать в Казахстан, где было хорошее предложение. Билеты уже были на руках. И тут мне написали в фейсбук. Мужчина представился каким-то итальянским агентом и предложил пообщаться. Я переслал это сообщение агенту. Через три часа звонок: «Вася, билеты сдаем. Ты летишь в Турин». Меня аж тряхнуло! Встал, присел, встал, походил по комнате, присел. Недаром ждал.
В «Торино» все было на высшем уровне. Для игроков делали все и взамен требовали только одного: тренируйся и играй. Форму стирают, бутсы чистят, даже ногти на ногах делают. От постоянных ударов по мячу ногти на больших пальцах впиваются в пальцы и чернеют. Это болючая штука. И чтобы не пробивать ноготь, когда он уже почернел, в Италии игрокам периодически делают специальный педикюр, который предотвращает врезание ногтя в палец.
— Сделали себе?
— Ой, куда я со своими картофелинами (улыбается). Хотя жена уговаривала, чтобы убрать дискомфорт. Но я по старинке: ножничками срезал, наждачкой зачистил.
Заграницей очень важно учить язык. Я мог что-то объяснить по-английски, но мне сказали сразу: «Лучше учи итальянский». Главное — не забиваться и говорить не стесняясь. Два или три раза в неделю занимался с преподавателями и через какое-то время смог общаться. Язык помнил даже в стрессовой ситуации. Дело уже во «Фрозиноне» было. Пришли на ужин после тренировки. Сажусь на стульчик, как вдруг сводит судорогой заднюю мышцу. Начинаю тянуться — сводит пресс и другую ногу. Сижу скрюченный, дергаю партнера: «Скажи, пусть массажист подойдет». Прибегают врачи, начинают меня растягивать. Команда валилась со смеху просто. Такое обезвоживание на фоне жары и нагрузок. Я пока скрюченный сидел, вместе с потом еще литр жидкости потерял. Врачи сказали, чтобы много пил, ел зелень и бананы.
— В Италии очень любят пиццу. Объелись? Или в Турине больше пасту любят?
— Не угадали. Там просто божественный ризотто. Мне сейчас во Львов с Италии передают рис в пакетиках и нужные ингредиенты.
— Этого мало. Нужно же правильно приготовить.
— Жена умеет. Итальянцы большие любители покушать. Они раз пять в день едят. И основательно так. Но они это правильно делают. Сперва салат, потом одно, затем другое. А у нас как? Кашу-малашу в тарелке сделал, набил живот и все.
— Что понравилось в Италии больше всего?
— В футбольном плане — тиффози. Просто сумасшедшие ребята. Я когда только приехал в Торино, зашел с агентом в ресторанчик возле базы пообедать. Подходит официант и, как мы поняли позже, владелец заведения: «О, вы спортсмены?» Я заулыбался, что-то сказал и сделал заказ. Он уходит на кухню, но через минуту несется обратно с газетой в руках. А там я на первой полосе и заголовок: «Приехал в Италию с войны». Он как начал эмоционально говорить по-итальянски: «Этот обед за мой счет! Не надо денег! Форца «Торо»!» Было очень приятно.
Помню, «Ювентусу» проиграли два или три — ноль. На следующий день фанаты прервали тренировку, вышли на поле и стали разговаривать с футболистами. Они были очень недовольны не столько поражением, сколько тем, что после игры некоторые парни открыто обменивались майками. Разборка жесткая была. Кто-то карабинеров вызвал, и они всех успокоили.
— Если вам в Италии все нравилось, почему не остались?
— Мне там очень нравилось по-футбольному, но семье в быту было тяжело. Я, бывало, неделями отсутствовал дома. И жене с дочкой было психологически тяжело. Вот и решили вернуться домой.
Андрей Масловский
Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости
Читать все комментарии (5)