Рахмиль Суркис: «Когда на свет появился Игорь, Гриша ответил: «Мама, забирай домой. Ничего, потерпим...»

Сегодня 100-й День рождения отмечает Рахмиль Давидович Суркис — отец президента «Динамо» Игоря Суркиса и почетного президента УАФ Григория Суркиса.

Рахмиль Давыдович долгие годы является искренним и преданным болельщиком «Динамо». К 100-летию Рахмиля Суркиса мы подготовили самые яркие и интересные цитаты из различных интервью юбиляра.

— «Под Сталинградом хутор Михайловский был, где дома на сваях стояли, и в одном из этих домов подполковник с простреленной ногой находился. Я ему, когда немцы нас бомбить начали, помощь оказывал: все ушли, а ему же с лестницы не спуститься, ну а я тоже ведь его не брошу — остался. Сидим себе и ждем... Повезло — мимо прошло: вот так к смерти мы относились. Вы спрашиваете: „А страх был?“. Со страхом долго не проживешь...»

— «Много читал и продолжаю. Раньше у меня была большая библиотека, а когда переезжали, то половину книг отдал на базу. Приятно, что футболисты их читают»;

— Когда младшенький на свет появился (разница у нас между детьми девять лет), Римма Яковлевна старшему написала: «Гриша, у тебя братик родился, но он шумит: плачет, орет. Забрать его домой или в роддоме оставить?». Гриша ответил: «Мама, забирай. Ничего, потерпим...»;

— «Меня часто спрашивают, сколько людей прошло через мои руки за годы войны. Сказать честно, никогда не считал, было не до этого. Иногда летчик возвратится на аэродром, я его перевяжу, немного успокою, подбодрю, а он уже снова рвется в бой. Бывало, садились на последней капле горючего, обливаясь кровью и теряя сознание. Вот какими мужественными были наши ребята! И так вылет за вылетом, день за днем, от окраин Сталинграда до аэродрома Шёнефельд, что в пригороде Берлина. Но ничего, выстояли. И победили!»;

— «Он (Игорь Суркис) научился держать удар. Во многом этому способствовал Валерий Лобановский, с которым Игорь был очень близок. Каждое утро они созванивались, после чего начинался рабочий день. Трагедий из поражений сын со временем перестал делать. Научился анализировать, не принимать решения на скорую руку. Он всегда после матча заходит в раздевалку и поздравляет команду. А после поражения держит эмоции при себе»;

— «Могу сказать, что мы с женой детей никак специально не воспитывали. Исключительно на собственном примере. Они просто перенимали те отношения, которые видели в нашей семье, отношение к друзьям, родственникам, взгляды на жизнь. В процессе роста дети впитывают в себя, как губка, все, что видят вокруг. Мы специально никогда не говорили, что нельзя никого обижать, биться, красть, ругаться — это было и так понятным»;

— «Я 12 детей хотел, но эти двое каждый за шестерых отработали»;

— «Если „Динамо“ раньше плохо сыграло, я целую неделю плохо больных принимал: не в состоянии был. На углу возле Олимпийского стадиона огромный шестиэтажный дом стоял, где, кстати, наши приятели жили, и высокое дерево с большой такой кроной стояло, и мы, болельщики, и в дождь, и в снег: в любую погоду за полтора-два часа до футбола там собирались — как в Одессе на Соборной площади. Я приходил, профессор Духин, еще люди: часами там, до игры, после игры общались, все обсуждали... Ну, мы ведь, любители, лучше, чем специалисты, разбираемся, мы мастера поговорить, как будут играть, как сыграли...»;

— «Григорий отходчивый, людям, которые ему уже жизнь портили, снова продвинуться помогает, а потом они за старое берутся»;

— «Книги в моей жизни играют особую роль. В детстве и юности зачитывался до трех-четырех часов ночи. Художественная литература у нас в семье была вся. Особое впечатление произвели „Война и мир“, в один присест „глотал“ Пушкина. Впоследствии перечитал всего Фейхтвангера, который масштабно печатался в Советском Союзе»;

— «Я ведь человек не сварливый, но с позицией. Неоднократно вспоминал золотую фразу, произнесенную на своем юбилее великим актером Александром Абдуловым: „Говорите мне в лицо — то, что говорите в спину“. А в настоящее время я бы хотел, чтобы именно так поступали с моим старшим сыном»;

— «Я мог часами стоять около Валерия Васильевича и слушать его с огромным удовольствием, не произнося ни слова. Это был высокоинтеллигентный, начитанный, всесторонне развитый человек с высочайшим уровнем интеллекта»;

— «Часто спрашивают: „Как вы воспитали таких детей?“ А я не знаю, что на это отвечать. Десять заповедей изо дня в день мы им не повторяли. Просто шли по жизни рука об руку и все. Не баловали, но старались обеспечить все нормальные условия»;

— «Многие до сих пор уверены, что на нашем футболе можно заработать. Как результат их прозрения — исчезновение многих некогда славных и казавшихся успешными клубов. Где „Днепр“? Где „Металлист“?.. А киевское „Динамо“, при всех непростых реалиях, продолжает жить и ставить перед собой высокие цели. Я счастлив, что это происходит не в последнюю очередь благодаря моим сыновьям, которые в свое время в буквальном смысле спасли клуб, которые продолжают тратить на него честно заработанные деньги и столь же честно выстраивают отношения с подопечными»;

— «Во дворе гоняли мяч — что старший, что младший. Помимо этого, Игорь играл с восьми лет в хоккейной команде на станкозаводе, надевал на себя огромную форму взрослого человека. Она была грязная и приводила нас в ужас. А истинную любовь к футболу привил им дедушка, отец моей жены — Ян Петрович Горенштейн. Он имел золотой значок почетного члена Федерации футбола СССР, издавал сборники футбольных анекдотов и карикатур»;

— «Мне не свойственна сентиментальность, нет этой черты, ну что поделаешь? Я к оценке людей подхожу порой категорично, хотя редко ошибаюсь. Старший меня сдерживает: «Батя, будь добрее». Когда я говорю, что некоторые из его окружения ведут себя неискренне, он отвечает: «Я об этом сам догадываюсь по ряду причин, но „маємо те, що маємо“. И с этими людьми тоже надо уметь работать»;

— «Как можно жизнь не любить? Она должна быть богатой, и речь не столько о деньгах, сколько в событиях, которые вокруг тебя происходят, в которых ты участвуешь. Встреча с нормальными, хорошими людьми — это уже радость, уже приятно».