Роман Максимюк: «Мне ребенок звонит в три часа ночи и говорит: «Алиев маму бьет головой о батарею и меня бьет, приезжай, спаси»

Бывший защитник киевского «Динамо» и сборной Украины Роман Максимюк рассказал о деньгах в России, пристрастии к казино, работе с Валерием Лобановским и Виталием Кварцяным, а также зловещей роли журналиста Игоря Цыганика в его тренерской карьере.

— В вашей истории удивительно вот что: как парень из небольшого прикарпатского поселка пробился в «Динамо», «Днепр», «Зенит», сборную? Расскажите о своих первых шагах в футболе.

— Заниматься футболом начал в четвертом классе, когда пошел в надворнянскую ДЮСШ. 15 километров расстояния от поселка Битков в Надворную. С тренировок тяжело было ездить ‒ тогда еще не было столько маршруток, как сейчас, а ходили всего три автобуса в день. Нередко приходилось идти пешком после тренировки 15 километров домой.

Не было телефонов, родители всегда переживали. Особенно в зимнее время, когда рано темнело и зимы были другие: снегопады, метели. Как-то так начинался мой путь в футболе. Дальше пробивался в Прикарпатье, отслужил в ЦСКА, вернулся в родной клуб.

— В 24 года вы перешли в питерский «Зенит». Как нашли вас питерцы в Прикарпатье ?

— Я тогда был на контракте в ивано-франковском Прикарпатье. Тренером-селекционером в Зените был Леонид Колтун , он сам украинец, работал в ту пору в штабе Бышовца . Он приехал на товарищеский матч между львовскими Карпатами и Прикарпатьем. Зенит искал в то время левого полузащитника. Я ему приглянулся, он предложил мою кандидатуру Бышовцу и вот так я получил приглашение в питерский клуб.

— Ваша реакция?

— Конечно, был доволен. Ведь фактически в Зените стал футболистом, попадал в сборную Украины, перешел в киевское Динамо. Можно сказать, что Анатолий Федорович Бышовец сделал из меня футболиста.

— Какая была сумма трансфера?

— Точно не знаю. Трансферами между собой занимались клубы. Позже говорили, что меня купили за 150 тысяч долларов. Но это не подтвержденная информация, а просто слухи.

— Когда начинали карьеру в ивано-франковском Прикарпатье, думали о том, что когда-нибудь перейдете в российский Зенит?

— Я вообще просто играл себе. Конечно, в мое время мечтой каждого футболиста в Украине было попасть в киевское Динамо. Тем более, что моими кумирами были Блохин, Заваров, Демьяненко, фактически вся та великая команда. Шахтер был еще не на таких ролях, что сейчас. Остальные клубы были где-то далеко. Позвали в Зенит — знал, что есть такая команда, что когда-то была чемпионом СССР, что играют там те-то и такие-то. Но я уже был сформированным футболистом, успел сменить несколько команд. Потому относился к этому переходу как к профессиональному вызову.

— Как вас приняли в Зените?

— Конечно, были проблемы, особенно с местными футболистами. Я ведь, легионер, чье-то место занимал. Приходилось доказывать и за пределами поля, в «рукопашку» идти. Конкуренты старались и на тренировке специально травму нанести, чтобы выбить из колеи. В профессиональном футболе бывают свои нюансы, каждый борется за место в основном составе.

— Что значит в «рукопашку»?

— Дрались один на один. Я говорил: «Если ко мне есть какие-то вопросы, то давай выйдем. Почему мы должны на поле выяснять отношения? Если я тебе чем-то не нравлюсь, давай поговорим с тобой по-мужски».

— И с кем дрались?

— Бывали разные нюансы. Не буду называть фамилий, с кем я ходил в «рукопашку». Потом мы стали друзьями. Я не только «за баней» доказывал, что достоин быть в основном составе, но и на поле. В футболе блата не бывает: или ты выполняешь свою работу, или сидишь на скамейке и даже не попадаешь в обойму.

— И кто кого в ваших «рукопашках»?

— Конечно, я побеждал в драках, я же гуцул! Какие здесь могут быть вопросы? Саша Бабий, который из «Шахтера» перешел, так же доказывал — он тоже половину Санкт-Петербурга сломал, чтобы закрепиться в стартовом составе Зенита.

— Не говорили вам, что вот вы с запада Украины, где детей едят?

— Нет, такого вообще не было. Это когда меня в 1998 году хотел подписать московский Локомотив, то ребята мне сказали, что в Москве очень тяжело украинцам. В то время в Санкт-Петербурге за два года своего пребывания я не почувствовал такого даже на йоту к себе, что я не свой, какой-то «работник». Такого не было, меня уважали и любили. Мы говорим о разных временах. Не будем сравнивать, что было 20 лет назад и сейчас.

— «Зенит» уже тогда, в конце 90-х, был мешком с баблом или еще были адекватные зарплаты?

— Нет, тогда были достаточно адекватные зарплаты. В чемпионате России по зарплате мы были на пятом месте. Сама ставка у меня была сперва 1300 долларов. Но когда случился дефолт, по курсу рубля «чистыми» у меня уже 700 долларов получалось. Сейчас по 2-3 миллиона получают в год, а я тогда 7-9 тысяч в год получал.

«Газпром» только тогда присматривался к «Зениту», а у нас были другие спонсоры. Уже после того, как мы выиграли Кубок России, «Газпром» уже серьезно начал рассматривать помощь для клуба.

— Какие были премии того времени за победу?

— 300 долларов дома, 500 на выезде.

— Сколько получили за Кубок России?

— Вот за Кубок России чисто «Газпром» платил (это был их проект, они спонсировали Кубок России), так что мы за победу в финале получили почти по 50 тысяч долларов. Это было шикарное время: мы в Москве жили в гостинице на территории «Газпрома», где принимали высокопоставленных газовых магнатов.

— А другие команды стимулировали финансово Зенит?

— Нет, в то время такого не было. Когда я пришел, мы шли в лидерах, боролись за еврокубки. Не было в то время в России так, как в Украине ‒ «Шахтер» против «Динамо» мотивирует команды и наоборот. По крайней мере, я такого не встречал и не слышал.

— Когда стали обладателем Кубка России, кто-то из российских властей вас приветствовал?

— Тогда все руководство «Газпрома» пришло нас поздравлять. Нас всегда поддерживал Михаил Боярский и заходил в раздевалку . Сейчас не припомню всех фамилий, но многие уважаемые люди приветствовали, но всех не вспомнишь.

А вот вице-премьер России Степашин , помню, тогда был очень зол, потому что он был куратором московского «Динамо». Хотя сам ‒ выдвиженец из Санкт-Петербурга, был очень недоволен, что Зенит выиграл кубок.

— Вы в «Зените» пересекались с такими людьми, как Миллер, Мутко, Фурсенко, Матвиенко. Было такое, что могли вместе где-нибудь выпить?

— С Матвиенко никогда не пересекались. С Мутко ‒ конечно. Это был наш президент клуба, у нас был пир после завершения сезона. По бокалу шампанского вместе с командой могли выпить. Не больше этого.

— Какая самая смешная история случилась с вами в Санкт-Петербурге?

— Даже не могу вспомнить. Не было каких-то смешных историй. Если можно назвать смешной историей, когда я снял квартиру, а владельцем оказался парень из соседнего села рядом с моим родным Битковом. Вот такое совпадение.

— Вы очень хорошо играли в «Зените». Благодаря чему демонстрировали такую игру?

— В первую очередь, из-за того, что тренер в меня поверил. Когда я приехал, на просмотре в Зените, был 21 человек, а остался только я. Никто, кроме меня, не подошел. Бышовец рассказал, как правильно играть на моей позиции. Он во мне что-то увидел, и я ему за это был благодарен. Я не мог подвести тренера, рвал и метал, хотел доказать, что это правильный выбор и я чего-то стою в футболе. Тем более, такой уровень — Высшая лига.

— Почему вас отправляли в «Зенит-2»?

— Это не было обязательно лично для меня, потому что я был игроком основного состава. Просто, когда у меня была травма или перебор карточек , чтобы не терять игровую форму, я сам просился в резерв. Хотя бы тайм провести на поле, чтобы не потерять игровой тонус.

— Бышовец ‒ жесткий тренер?

— Нет, он интеллигент. Никогда не повышал голос, но ясно давал понять, что ему нужно. Бышовец ‒ начитан, солиден и мог дать понять одним взглядом, что не так.

— Верите ли вы словам Канчельскиса, что Бышовец брал деньги с игроков за вызов в сборную?

— Я никогда в это не поверю. Я категорически против таких слухов. Давайте разберемся. Как может тренер брать деньги с футболиста в сборной? Он берет всегда лучших, должен выполнить какую-нибудь задачу. За что ему брать деньги? Это бред. Не верьте! Тем более, в то время Бышовец был топовым тренером, получавшим серьезные деньги.

В клубах, я слышал, такое бывает, но сборная ‒ это совсем другое. Какие могут быть взятки на таком уровне, о чем вы?!..

— В «Зените» вы играли вместе с Юрой Вернидубом. Тогда понимали, что в будущем это топовый украинский тренер?

— Нет, в то время об этом никто не думал. Мы просто играли, никто не раздумывал, кто кем будет после завершения карьеры. Наперед никто не заглядывал.

— Сейчас Вернидуб говорит, что отказал бы российским клубам. Как думаете, это правда?

— Это его слова, он в интервью четко сказал. Такова его позиция. Толик Тимощук выбрал другую позицию и сейчас помощник тренера в Зените. У каждого есть своя позиция.

— А вы бы пошли тренировать российский клуб сейчас?

— Понимаете, я сейчас работаю грузчиком в одном из супермаркетов Луцка. Вот такая у меня сложилась жизнь. У меня есть тренерская лицензия, и я хотел бы вернуться в футбол. Вот скажите мне, почему наши заробитчане пачками ездят на работу в Россию? Они не публичны, им можно, а если человек публичный, то ему сразу говорят, что это неправильно.

Я не понимаю этого. Не знаю, как бы я поступил. Я очень хочу вернуться в футбол, и если бы предложение из России поступило, то я не знаю, как бы я поступил.

— Как вы переходили в «Динамо»? Неужели «Зенит» не пытался удержать игрока, забивавшего в финале Кубка России?

— Да, переход был, скажем так, с шероховатостями. Была такая ситуация, что у меня был заключен предварительный контракт с киевским Динамо с 1 января 2000 года, а соглашение с «Зенитом» завершался 31 декабря 1999 года.

В отпуск «Зенит» ушел 1 ноября, и мне позвонил по телефону Игорь Суркис. Сказал, чтобы я перевозил вещи ‒ я уже игрок «Динамо». Зенит выходил из отпуска 21 декабря, а у меня договор до 31-го. К этому числу должны были быть решены все финансовые вопросы по моему переходу, но они не были решены.

И вот 21 декабря мне звонит по телефону Мутко и спрашивает, почему я не на работе. Отвечаю: «Не понял?».

Мне объяснили, что за меня никто не рассчитался, потому я должен прибыть в Зенит. «Если ты не приедешь завтра в клуб, будешь дисквалифицирован на два года», ‒ сказал мне Мутко.

Я тут же набрал Игоря Михайловича и рассказал ситуацию. Суркис сказал, чтобы я вернулся в Зенит и побыл там еще несколько дней до Нового года, а 1-го числа переезжал в Киев. Немножко мне была неприятна эта ситуация, потому что я перевез семью и все вещи в Киев. Я думал, что этот вопрос решится. Там мне начали контракт предлагать другой, давай оставайся, я этого не сделал и вернулся в киевское «Динамо».

— Дальше было «Динамо». Этот переход разрушил вашу карьеру?

— Понимаете, это был вызов. Гранд украинского футбола, тем более, я в детстве мечтал об этом клубе. Где-то и моя вина, что я не доказал, как футболист, что был на уровне этой команды. Очень тяжело заиграть в киевском «Динамо». Надо быть сильным футболистом, на голову выше своих конкурентов. В то время там собирались лучшие игроки. Для себя я считаю, что перейти в киевское Динамо было ошибкой. Я еще не был готов.

— Насколько тяжело было работать с Лобановским?

— С Лобановским не трудно было работать, просто с ним нужно было все время быть лучшим на своей позиции.

— Лобановский во время тренировок и в свободное от работы время — это были разные люди?

— Я лично с ним вне футбольного поля не встречался и не могу ничего сказать. Всё было в рабочем плане.

— Вспомните историю, связанную с Лобановским, которую запомнили на всю жизнь.

— У нас на тренировке были упражнения, где работали один в один. Это значит, что в тренировочном процессе должны были идти, например, я ‒ левый полузащитник, и Яшкин ‒ мой конкурент. Он ставил всегда двух конкурентов на одну позицию в упражнении друг против друга.

Всегда перед каждой тренировкой было теоретическое занятие: разбор прошлой тренировки и задачи на следующую тренировку. На следующий день на теории Лобановский меня спрашивает: «Максимюк, а ты вчера был на тренировке вообще?»

Я такой испуганный, думаю: может, что-нибудь забыл или тренировку пропустил? Отвечаю: «Был на тренировке, Васильич!». Он смотрит статистику и говорит: «А почему по цифрам я тебя не вижу на тренировке, а Яшкина вижу?». То есть, Яшкин на той тренировке меня переиграл полностью, как мой конкурент, а у меня ничего не получалось.

Лобановский так пошутил: был ли я вообще на тренировке? А я подумал, что, возможно, я вообще пропустил ее.

— Какие у вас были впечатления от молодых «звездочек» «Динамо»?

— Все — отличные ребята. Хоть и молодые (в ту пору по 20-25 лет), но уже поигравшие на таком уровне, на каком в СНГ, быть может, больше никто и не бывал.

Дмитрулин от меня всего на год моложе, а это уже была звезда того времени. Когда я пришел в «Динамо», он был игроком основного состава, место правого защитника всегда было за Юркой.

У того же Каладзе были свои плюсы: харизма, желание... Не зря его «Милан» взял. Дмитрулин более спокойный был, но на поле ‒ зверь. Это разноплановые футболисты, их нельзя сравнивать. Это были мои партнеры по команде, и я их всех уважаю и считаю серьезными и хорошими футболистами.

Шацких на два года младше меня, и мы фактически вместе пришли . Он, кстати, не подошел «Зениту»: был у нас на просмотре, а потом его взяло «Динамо».

— Почему Шацких не подошел «Зениту»?

— Считали, что на месте нападающего Попович и Панов были на тот момент сильнее Макса, поэтому его не взяли. Мы с Шацких жили вместе на базе в «Динамо», я его уважаю как человека и футболиста. Он многого добился в «Динамо».

— Правда ли, что Каладзе так боялся травмироваться перед переходом в «Милан», что боялся играть в полную силу?

— Это неправда. Вот, например, «Милан» Шевченко вел в течение двух лет, а Каладзе ‒ где-то полтора. Они следят за футболистом, а не смотрят на диски-кассеты. Серьезные клубы смотрят за игроком вживую. Есть агент, который приезжает от клуба и наблюдает за футболистом в течение сезона ‒ смотрит все матчи, его статистику, стабильность и так далее. Только после этого принимают решение ‒ брать того футболиста или нет.

А боязнь... Ну, в свое время к Шевченко в Киеве была приставлена охрана от «Милана».

Когда футболист стоит 20+ миллионов, то вы сами должны понимать, что этого игрока нужно беречь. Он должен себя беречь сам в бытовом плане, но на поле или на тренировках ‒ ни в коем случае. Каладзе отдавал себя полностью в каждом матче и тренировочном процессе за Динамо, он никогда себя не берег, всегда был агрессивным и лез в борьбу. Это мое мнение ‒ то, что я видел на тренировках и в матчах.

— «Динамо» в ту пору — полуфиналист Лиги чемпионов. То, что вы застали в Киеве, соответствовало этому уровню? Ведь при вас база строилась, в 2001 году манеж сделали.

— Спортивная база действительно отвечала всем мировым стандартам, было все для того, чтобы футболист работал и чувствовал себя комфортно.

Не знаю, как сейчас в большом футболе, но при Лобановском всегда было, что за два дня до игры все игроки заезжали на базу, жили, питались и тренировались.

Я не знаю, была ли в то время какая-то база в мире, которая соответствовала бы стандартам киевского «Динамо». В России точно такого не было. Это был действительно высокий уровень, словами не передать.

— Вы часто общались с Суркисами?

— Не очень: при подписании соглашения, а еще по ходу работы, когда меня хотели в Зенит вернуть, меня вызывали на разговор. Было несколько встреч. С Григорием меньше, с Игорем больше, потому что больше отвечал за трансферы и все остальное. Но это был деловой разговор ‒ то, что касалось клубной работы.

— Где вы получали больше денег: у «Динамо» или в «Зените»?

— Конечно, что в «Динамо». Сумму называть не буду. Потому что мы подписывали соглашение, и на всю жизнь действителен пункт, что мы не имеем права разглашать эту информацию.

— Вы могли вернуться в «Зенит» после «Динамо»?

— Был серьезный разговор, но что-то не сложилось. Но и переход в Днепр считаю удачей. Мне там хорошо игралось.

— «Днепр» — один из лучших периодов в вашей карьере?

— Один из не самых плохих ‒ это сто процентов. У нас был хороший коллектив, серьезная команда.

— Как узнали, что «Динамо» отправляет вас в «Днепр»?

— Игорь Михайлович вызвал меня, Езерского и Мазяра. Мы все были у «Динамо» на соглашениях. Нам дали понять, что в «Динамо» в ближайшее время ничего не светит. Предложили переход в «Днепр», а Коломойский сказал, что не будет брать в аренду, а только выкупать. Стеценко приехал за нами, и мы перешли в «Днепр» на тех же условиях, которые у нас были в договоре в «Динамо».

Мне было интересно. Говорили, что «Днепр» будет бороться за еврокубки, всерьез взялись за футбол. Было интересно работать.

Мы выступали в еврокубках, в добротном коллективе. Нельзя сказать, что это был шаг назад.

— Если смотреть на статистику, то больше мячей вы забили именно за «Днепр» и «Зенит.» Где вам было комфортнее?

— Мне одинаково было ‒ что там, что там. Мне доверяли место в основном составе, его нужно было его завоевывать, имена в футбол не играют. Ты всегда должен доказывать, что ты вправе играть в этой команде, причем в стартовом составе, а не выходить на замену. Доверяли и там, и там, поэтому получалось. В «Днепре» немного пересидел, пять лет ‒ это для лично меня многовато.

— С кем больше всего дружили в «Днепре», а с кем были конфликты?

— Конфликтов у меня ни с кем никогда не было, ни в одной команде . Общался в принципе со всеми. Обычные дела.

— Кто круче как президент: Суркис, Мутко или Коломойский?

— Нельзя ответить на этот вопрос и назвать одну фамилию (смеется — прим.). Каждый клуб ‒ это своя история. Единственное, я бы Суркисов поставил на первое место. Это — зубры в футболе. Они живут футболом, руководят командой уже много лет.

Мутко немного меньше времени провел в Зените, но тоже внес свой вклад в развитие клуба. Что касается Коломойского, то понимаете, он уже с 2000 года стал интересоваться футболом. Как раз в ту пору, когда я туда переходил, Игорь Валерьевич втянулся и начал приглашать более опытных игроков. Ему это стало интересно.

Вы понимаете, есть президент клуба, а есть владелец. У «Динамо» есть семь акционеров, в «Зените» Мутко тоже не свои деньги вкладывал в клуб, а только руководил им. Коломойский был и президентом, и владельцем, он вкладывал личные деньги в клуб. Коломойский из своего кармана платил деньги, так же, как Ахметов в «Шахтере». Он сам держит клуб, имеет свои средства и управляет ими. Здесь тоже есть разница, понимаете, в чем дело.

— С кем бы и из вышеперечисленных выпили бы пива, а кому бы и руки не подали?

— Со всеми выпил бы пива, всем подал бы руку. С уважением отношусь ко всем президентам. Откровенно говорю, люди, которые любят футбол, отдают себя футболу, вкладывают не только деньги, но и душу и сердце в футбол. Это президенты тех клубов, без каких бы не было футбола.

Коломойский никогда не покинет «Днепр», всегда будет поддерживать этот клуб и город. Ему большой респект. Если бы не он, то в «Днепре» вообще футбола не было. «Динамо» есть Динамо. Суркисы всю жизнь отдали футболу. Мутко давно уже не у дел в Зените, но он выстроил структуру клуба, которую поддержали другие люди, и не пропускал ни одной тренировки. Кстати, я не помню тренировки, на какой бы не было Игоря Михайловича Суркиса. Он всегда был с нами.

‒ Как еще один тренер?

‒ Нет. Мутко и Суркис никогда не влезали в работу тренеров, просто со стороны наблюдали за работой команды. Коломойского практически не бывало на базе, его нельзя сравнивать в этом плане с двумя другими президентами, с которыми я работал.

‒ Кто из них, скажем так, самый футбольный?

‒ Игорь Михайлович Суркис мог поспорить с футболистом, кто больше набивает мяч, и обычно всегда побеждал. Возможно, он где-то дома тренировался, серьезно вам говорю. Игорь Суркис у Белькевича, Каладзе выигрывал, сидя не выше колена. У него была такая фишка.

Это было после тренировки, чисто в эмоциональном плане. Это была жизнь команды.

— Дальше была луцкая «Волынь». После «Днепра» это ‒ шаг назад?

— Я не считаю ни один свой переход в какой-нибудь клуб шагом назад. Шаг назад — когда ты переходишь в Первую лигу. Волынь была в УПЛ. Да, со своим специфическим тренером. Все знают Виталия Владимировича Кварцяного, это не секрет. У него есть своя харизма и видение в футболе. Ни у одного тренера в мире такого нет. Я с уважением к нему отношусь. Его можно назвать тренером с большой буквы. Так, как он видел потенциал у любого футболиста, никто из тренеров не видел. Возможно, ему в таких условиях всегда приходилось работать. Как он говорил, брать полено и из него тесать футболиста. Может, и так. Кварцяный ‒ специфический человек, но большой тренер. Это не был шаг назад, у нас была хорошая команда и футболисты. Трудно было работать и играть в этом клубе, но интересно.

— От 1 до 10 ‒ насколько Кварцяный огненный тренер?

— Я бы сказал, что он не огненный, а вулканический тренер. Кварцяный — тренер-вулкан. В любой момент может взорваться.

О чем тут говорить, таков он человек, но человеческие и тренерские качества ‒ разные. В жизни Кварцяный ‒ совсем другой. Дружелюбный, всегда спросит, как дела, пошутит, но в тренировочном и игровом плане это вулканище.

— Какие трешовые тренировки Кварцяный проводил в «Волыни»?

— Была у него любимая собака. Он приезжал с Рокки на машине на тренировку, просто выпускал, и она выгуливалась по полю. Другим собакам вход на поле запрещен, а Рокки можно, он у нас тоже был тренером. Мы даже вставали в круг, Кварцяный бросал мяч и Рокки старался его забрать у нас. Ему это было любопытно. Это ведь не то, что собака была натравлена на футболистов или мешала работе. Это до тренировки мы баловались, а как только звучал свисток на тренировку, собаку забирали в машину и начинался тренировочный процесс.

— Какая самая тяжелая тренировка была при Кварцяном?

— Они все были нелегкие, потому что все занятия ‒ на максимальную выносливость. Таков у него стиль футбола.

— Как вообще было жить в Луцке? После Санкт-Петербурга, Киева и Днепра — это была деревня?

— Я не люблю большие города. Честно вам скажу, я задыхался в этих мегаполисах. Возможно, потому, что я родился и вырос в деревне. В Луцке мне комфортно, я полюбил этот город, второй раз здесь женился, у меня отличная семья, дети. Здесь никогда нет пробок. Хотя Санкт-Петербург, я вам скажу — это город-наркотик.

Я, когда впервые приехал и меня встретил клубный водитель, ему сразу сказал: если больше года здесь проживу, то не смогу без этого города. У меня до сих пор ностальгия по этому городу, по этим людям. У них действительно культурная столица. Этот город чем-то заворожил за два года, настолько, что ностальгия до сих пор. Не по Киеву, не по Днепру, а по Санкт-Петербургу.

‒ Сейчас, после семи лет войны?

‒ Давайте отбросим все эти сегодняшние дела. Я говорю про Питер, в котором я играл 22 года назад. Да и вообще, Санкт-Петербург и Москва всегда были врагами между собой ‒ по кадрам, по бюджету, по обычаям. В 97-98 годах вообще был слух ‒ хотели перенести столицу Росии в Санкт-Петербург. Специфика людей совсем другая. Аристократичность ощущалась всегда. Санкт-Петербург — прекрасный город.

— После «Волыни» вы уехали в Казахстан. Уже чисто на заработки?

— «Волынь» тогда вылетела в Первую лигу, а я еще чувствовал, что могу поиграть на другом уровне. Когда я впервые поехал в Казахстан ‒ в команду «Атырау», его тренировал Сергей Андреев. До этого он «Ростов» тренировал, кажется, он тоже украинец — луганчанин. Он меня отлично помнил по Зениту и предложил поиграть в «Атырау». Клуб поставил задачу, хотел создать серьезную команду. Но Андреева уволили, потому что не было результата, нам не платили, нехороший момент сейчас вспоминаю.

— Насколько серьезные деньги были в Казахстане?

— Я не скажу, что сильно отличались от украинских. Не знаю, как сейчас, но в то время в Казахстане очень сильно обманывали.

Полгода не выплачивали зарплату. Когда я вернулся в Луцк, то задолженность была больше шести месяцев. Если бы не моя жена , я бы эти деньги никогда не вернул. Всеми юридическими методами добивались, чтобы мне вернули эти деньги. 

– Что должно было произойти, чтобы бывший сборник почти в 40 лет играл за Ласку (Боратин)?

– (Смеется – прим.). Это я закончил в 38 лет, и отец Тимощука был начальником команды и предложил мне еще «попылить». Мы с ним встретились, и он попросил помочь им. Я и согласился поиграть некоторое время, почему бы и нет? Ласка (Боратин) к тому времени ‒ лидер чемпионата области, там собрался хороший коллектив. Было серьезное отношение к футболу, интересно было сыграть за них. Тогда там были высшие амбиции, команда хотела дойти до чемпионата Украины среди аматоров, а, возможно, и во Вторую лигу хотели замахнуться, но не получилось. 

– Любительский футбол – это жесть?

– Там своя специфика. Там и драки на поле, и грубая игра, и судьи не того уровня, глаза закрывают на разные моменты. Здесь играют действительно не за деньги, бывает разве что 500 или 1000 гривен премиальных. И люди убиваются за это на поле. Там не смотрят на имена, что ты был какой-нибудь профессиональный футболист, на поле все равны. Там не класс играет, а желание.

– Вас обвиняли в договорных матчах. Расскажите свою версию этой истории.

– Было такое дело. Это до сих пор мне больно.

Некоторые футболисты решили прикрыться моим именем, оклеветать меня, будто я заставлял их играть «конторские» матчи. Я ездил в Генеральную прокуратуру в Киев, предоставлял всю информацию. В результате против меня закрыли дело, потому что никаких официальных доказательств не было. 

‒ Генпрокуратуре не было чем заниматься, кроме футбола, или это футбол у нас дожился до того, что его приходилось «разгребать» генпрокурору?

‒ Там создали отдел, который должен заниматься этим делом. Одно дело, когда они занимаются юридическими или хозяйственными делами, а есть спортивная тематика ‒ и она немного другая. Эта структура должна разбираться в спорте, во всех нюансах. Когда меня прокурор спрашивает: «Посмотрите этот матч, вот эти футболисты сказали, то-то и то-то», а я сижу и показываю по документам, что я тогда уже в клубе не работал.

‒ Кто вас предал?

‒ Фамилий уже называть не буду. Приведу пример. Был матч между дублями Днепра и Волыни, Мне говорят, что я в перерыве матча подошел к футболисту Малыку, центральному защитнику, и предложил ему сдать матч. 

«Во-первых, ‒ я говорю, ‒ уважаемые, вы знаете, что такое стадион? Где сидят все люди и команда уходит с поля? Это сколько мне нужно времени, чтобы остановить футболиста, объяснить ему ситуацию и поговорить с ним?» Плюс очевидные нестыковки по фактам. Я якобы Малыка просил сдать матч, так почему этот игрок забивает Днепру с центра поля в матче, который якобы должен проиграть, а потом пишет заявление, что я его попросил сдать матч? Если я тебя попросил сдать матч, то зачем ты забиваешь голы, скажи мне? 

Я говорю тем, кто на допросе: «Вы возьмите протокол матча, знаете, что это такое?» Они отвечают, что не знают. Говорю прокурору: «Заходим на сайт федерации футбола Украины, открываем матч U-21 между Днепром и Волынью, смотрим стартовый состав, Малик фамилия есть?» «Есть». «Теперь посмотрите его статистику за матч». «А чего там мяч нарисован?» Отвечаю: «Это значит, что он забил гол. Если бы я сказал центральному защитнику сдать матч, он бы забивал голы?» Прокурор отвечает: «Действительно, нелогично».  

Я просил, чтобы они решали что-то и дали какое-либо официальное заявление о расследовании, что это была ошибочная информация: «Как-то помогите мое имя обелить». Они так и ничего не представили. Я ведь не могу каждый день звонить в Генеральную прокуратуру и требовать от них каких-либо объяснений.

– Страшно было идти на допрос в Генеральную прокуратуру?

– Нет, почему страшно? Я знал, что я прав, почему должно быть страшно. Я им сказал, что могу пойти на детектор лжи: «Проверяйте меня, как хотите. Обелите немного мое имя». На этом тема и закончилась, но мое имя и репутация подмочена. Что поделаешь, так в жизни получилось.

– Что это была за ситуация, когда вы возглавили ФК Тернополь и через десять дней вас уволили?

– Это как раз было перед допросом в Генеральной прокуратуре. Меня пригласил ФК Тернополь, мы с ними договорились обо всем. На следующий день Игорь Цыганик выставляет это письмо Малыка с моими обвинениями. Это что значит, Цыганик следил за моей карьерой тренерской работой в чемпионате дублеров?

Я был год без работы. Устраиваюсь в клуб Первой лиги через год ‒ и на следующий день выходит вот статья в интернете. Что, не заказная? Отсюда все и началось. Мне звонят из Тернополя и спрашивают, что это за ситуация. Я говорю: «Не знаю!». 

Я не стал воевать с Цыгаником. Да, он мне испортил мою тренерскую карьеру, очернил меня.

Я не хотел с ним судиться, чтобы выяснить, откуда у него эта информация есть, откуда это письмо взялось. Малыку едва дозвонился, потому что он не хотел трубки от меня брать. Он намекнул, что ему продиктовали, что ему написать. Почему я стал крайним? Что я, такой большой тренер или что я сделал? Почему так вышло? 

Конечно, ФК Тернополь не захотел со мной сотрудничать, потому что у них до того были тренеры, которых обвиняли в договорных матчах. Это все Цыганик предал огласке. И как совпало-то: ФК Тернополь дает информацию, что главным тренером назначен Максимюк, и на следующий день вот такое письмо. 

Генеральная прокуратура три-четыре часа после меня разговаривала с Цыгаником, откуда у него эта информация. Мне говорили юристы, что я могу за клевету судиться, но я не захотел вести войну. У Цыганика что не программа, все не о футболе, а о договорных матчах. Этим должны заниматься другие люди, доводить до судебных решений, а он просто выдавал информацию и потом хвастался, что раскрывал кучу всего. Молодец, нет вопросов, но ты сначала выясни до конца ситуацию, прежде чем винить. Такое впечатление, что он начал с меня, а закончил Олимпиком и всеми другими клубами.

– Поговорим о личной жизни. Как случилось, что ваша прежняя жена пошла к Алиеву?

– Я в Днепр перешел, а семья осталась жить в Киеве, потому что квартира была и ребенок должен был пойти идти учиться. Чтобы потом не переводить из школы в школу, решили, что я играю в Днепре, а семья остается на месте. 

Мы жили отдельно. Татьяна вела такой образ жизни, что ходила по ночным клубам, познакомилась с Милевским, Алиевым. У них любовь появилась. Мне говорили друзья, знакомые, что они рога наставляют. Я не верил, пока сам не застал. Меня единственное интересовало: почему именно футболист, почему Динамо? 

– Вы застали Алиева и вашу бывшую жену вместе?

– Играл уже в Луцке, мы еще были замужем. Приезжаю в свою квартиру, а они там вместе. Все дали понять.

– Какие были первые эмоции, когда узнали об измене?

– Эмоции уже были до этого, потому что были подозрения. Это ‒ все, жизнь дальше была на скандалах. Ее постоянные отлучения, ребенок дома сам ‒ с бабушкой, няней или сестрой. И я уже понял ‒это все. Конечно, было болезненно. Моя вина тоже есть, в себе искал вину, что там произошло в жизни.

– Не пробовали ли вы разрешить эту ситуацию с Алиевым по-мужски?

– А за что с ним драться? Когда жена говорит, что его любит и не может жить без него. За что его бить? Он ее не заставлял, не привязывал к себе, не угрожал. Она мне ясно дала понять, что прошла любовь.

Да, у нас с Алиевым был мужской разговор относительно ребенка. Что он все это видит, на это все смотрит. А что касается их отношений, то о чем можно говорить, за что здесь драться? Говорили на повышенных тонах, но до потасовки дело не доходило.

У меня больше вопросов было не к нему, а к ней, как к маме ребенка. Что касается него ‒ 20 лет, там любовь, гормоны играют и все остальное.

‒ Как расставались?

‒ Я говорю: «Все, расстаемся, не будем позориться на всю Украину, тем более что я действующий футболист, публичный человек». Вот так началась их жизнь “в любви и согласии”. Понятно, чем все завершилось. Оно было так с самого начала.

Приведу пример. Мне ребенок звонит в три часа ночи и говорит: "Алиев маму бьет головой о батарею и меня бьет, приезжай, спаси меня". Я срываюсь с Луцка, еду в Киев, влезаю в их разборки. Меня это не интересовало ‒ можете делать все, что хотите, но это мой ребенок, и я не хочу, чтобы это его касалось. Их жизнь меня не интересовала, только жизнь и благополучие моего сына.

– Сейчас общаетесь с сыном или нет?

– Конечно, общаемся. Хотя они меня лишали отцовских прав. Я тогда еще был в Казахстане, тяжело было с документами, разрешениями на выезд. Как они считают, это проблема была. Я вернулся из Казахстана, играл в Черноморце, так без моего ведома через суд лишили родительских прав. С Татьяной приехали на суд четыре адвоката и охрана. Там уже все было решено, и я не мог ничего сделать. Я сказал: «Время пройдет, и ты поймешь, кто был прав». Дети у меня есть, что бы ни говорили юристы.

– Как сейчас у вас на личном фронте?

– У меня все отлично – семья, дети. Общаюсь с сыном, он ко мне приезжал в Луцк, живет и работает сейчас в Киеве, снимает квартиру. Потому что маме на него наплевать, она уже давно не интересуется судьбой сына. Он первый мне позвонил по телефону, мы встретились в Киеве, поговорили. Поддерживаем контакт, это мой ребенок.

– Ваш самый большой гонорар – 50 тысяч долларов за Кубок России – что он означал в тогдашних ценах?

– В 1999 году 50 тысяч долларов ‒ это как сейчас 500, наверное. Если брать по соотношению, по цене недвижимости. Я за 50 тысяч купил в Ивано-Франковске три трехкомнатные квартиры. Мне предлагали купить недвижимость в Санкт-Петербурге за 55 тысяч у базы Зенита. Через два года она стоила 750 тысяч.

– Какая была самая глупая трата денег в вашей жизни?

– Моя игромания – это игра в казино. Это не игровые автоматы, а казино. Я был игроманом, этого не скрываю, все об этом знают. Все сбережения, что я заработал, я проиграл в казино. Вот это и есть самая глупая трата.

– На что вы живете сейчас?

– Работаю грузчиком. Квартиры во Франковске не остались, я их продал. Так получилось, что, когда я пришел в киевское Динамо, они мне обещали квартиру, но я не закрепился в составе и мне не дали. Чтобы где-то осесть, я решил купить квартиру в Киеве. Ради трехкомнатной в Киеве в 2000 году нужно было продать три в Ивано-Франковске. Я понял, что во Франковск не вернусь, в Днепре не хотелось жить, решил оставаться в Киеве. 

‒ Что с той квартирой? 

‒ Оставил ее бывшей жене. Во время развода я оставил всё.

Игорь ГРАДСКИЙ