Бывший медик-защитник «Азовстали» украинский арбитр Дмитрий Кубряк подробно рассказал сайту УАФ о своей работе в Мариуполе, пребывании в плену и возвращении в Украину.
«Когда я вернулся из плена, у меня был настоящий взрыв эмоций. Такое впечатление, что даже воздух в Украине иной, чем там, где мы находились. Для обмена нас почти полтора суток везли — КАМАЗами и самолетом. Приземлились мы в Беларуси и уже автобусом прибыли на нашу границу. Все это время мы были с глазами, заклеенными скотчем, и со связанными руками. К тому же не было понимания, куда мы едем. Первое мнение было, что нас просто этапируют в другую колонию, ведь Еленовка почти на передовой. И все то время, когда мы там находились, шли обстрелы. Мнения о том, что это может быть обмен, появились, уже когда нас погрузили в самолет. Он приземлился на длинной взлетно-посадочной полосе, и дальше мы по автобусам час ехали в границу вместе с российскими спецназовцами, которые всю дорогу нас психологически терроризировали. Чисто по-человечески даже сутки не позволяли сходить в туалет. Я уже не говорю, что полтора дня не кормили. Причем все время отмечали, что за любое проявление неповиновения — расстрел на месте. Настроение это, конечно, не улучшало.
Но потом на границе в автобус зашел человек в костюме, и когда я услышал украинский язык, то понял, что уже нахожусь в Украине. Тогда стопроцентно стало ясно, что это обмен. Я не знаю, что в жизни можно сравнить с этим ощущением. Вышли из автобуса, увидели блокпост, знак «Украина» и перешли на нашу сторону. Навстречу вышел человек, спросил мою фамилию и сразу передал мне телефон. И первым, с кем я пообщался после освобождения из плена, был Андрей Васильевич Павелко. Это было и приветствие, и поддержка от него. Я был просто шокирован, ведь это был вечер 21 сентября, и в Шотландии именно в этот день играла наша сборная. Андрей Васильевич был на стадионе в Глазго и вышел на видеосвязь. В Украине нас встретили волонтеры, медики — это был безумный момент. Все здоровались и обнимали нас».
«Выдумывать не буду — к медикам непосредственно в Еленовке отношение было не самым плохим. Наиболее жестко они обращались с людьми, которые непосредственно держали в руках оружие. Это снайперы, артиллеристы, танкисты. С теми, кого россияне считали виновными в разрушении Мариуполя или гибели мирных жителей, как они говорили. Медикам тоже задавали кучу вопросов. Неоднократно водили на допросы. Спрашивали о наличии в Украине биолабораторий, о пытках, об иностранных инструкторах. Видели мы такое или нет. Жутко было каждый раз, когда называли фамилию и куда-то вызывали.
Допросы строились таким образом, что ты априори виноват. Виноват в том, что ты — украинец. Они нас называли националистами, бандеровцами, фашистами. Считали нас какими-нибудь праворадикальными элементами. Обвиняли в том, что Мариуполь уничтожен. Я пытался это отвергать, ведь все, что происходило, до сих пор стои́т перед глазами. Я им объяснял, что у Украины не было возможностей нанести такие разрушения городу. Они и не очень отрицали, но объясняли, что это происходило потому, что бригада морской пехоты и полк «Азов» просто занимали свои позиции, и у них не было другого выхода, чтобы их оттуда выбить.
В Еленовке мы жили в бараках, в которых нас было 500-600 человек. А сначала и все 800. Вообще это называлось Волновахской исправительной колонией. С 2014 года она была законсервирована из-за близости Еленовки к линии разграничения. Но российское командование ожидало большое количество пленных и в 2022 году ее расконсервировало. Там были просто комнаты без кроватей. Сначала был голый бетонный пол, а затем начали какие-то условия создавать. Матрацы какие-то, кровати. Они называли эту территорию локальным сектором, и выйти за ее пределы было невозможно. Были и помещения — классические СИЗО. Камеры с окошечком для передачи пищи. Мы мечтали там только о свободе и полностью поняли, чего она стóит. На нас все время психологически давили. Мол, Украина прекратит существование, а мы за два-три дня возьмем Киев. В западных областях уже Польша и Венгрия. Приезжал российский медик, предлагал работу. Если будет положительный ответ, то прямо сейчас забираем, переодеваем, даем работу. Но я даже не слушал до конца его монолог. Я сказал, что готов хоть 10 лет здесь сидеть, но с Россией мне не по дороге».
«Через неделю-полторы после взрыва в Еленовке туда приезжал известный голливудский актер Стивен Сигал, известный друг Владимира Путина, и ходил по колонии от одного барака к другому. Была куча репортеров, много сопровождающих. И он у каждого барака демонстрировал обломки ракеты — фрагмент «Хаймарса». Подчеркивал, что якобы он найден возле того помещения, и это доказывает вину Украины. Говорил: «Видите, что ваши собратья делают с вами». Но для нас было очевидно, что это пропагандистский ход. К слову, в бараки актер не заходил, а обращался к нам через решетку, как к зверям».
«Лично для меня самой тяжелой в плену была неопределенность. Сравнивая даже с обычными преступниками… Они знают, какой срок должны отсидеть. У них есть предел, когда они должны выйти на свободу. Этот ориентир очень облегчил бы наше пребывание в плену. А у нас, особенно после взрыва, появилось понимание, что мы в плену не в цивилизованном государстве, а в государстве-террористе, не имеющем никаких моральных принципов. Каждый день нес риск жизни».
«До последнего я не понимал масштабов того, что увижу в Мариуполе. Вертолет приземлился в мариупольском порту, и это был безумный контраст с мирным Днипром. Сразу услышали звуки взрывов, выгрузили оружие и бойцов, погрузили раненых, которых подвезли к месту посадки. На все это было 10 минут. И все это время по Мариуполю работало все, что было у русских. И просто артиллерия, и корабельная артиллерия, и минометы, и гранатометы, и авиация, и все что угодно. Ожидали и боялись прилета, но все же успели. К сожалению, вечером узнали, что один из вертолетов с ранеными назад не долетел. Мы некоторое время находились в бункере в порту. Дальше нас на моторной лодке отвезли через устье на «Азовсталь». Мы могли погибнуть в полной темноте каждый миг, а теперь это воспринимается, как какой-то фильм. Но хочу сделать такой акцент — мы прибыли как подкрепление, а те ребята, которые находились там все время, все достойны звания Героя Украины. Отсутствие сна, отсутствие отдыха были для них обычными вещами. И что меня поражало — никто даже не поднимал вопроса об усталости. Это просто невероятное самопожертвование. Что касается медиков, Мариуполь стал пределом их работы на самом высоком уровне».