«Нистелрой был одним из немногих, кто покинул «Юнайтед» по своей воле»
Акцентировав внимание на молодежи, мы убили сразу двух зайцев: получили как вереницу талантов для первой команды, так и новые возможности рынка сбыта. За время моего пребывания в «Юнайтед» мы выручили более ста миллионов фунтов за парней, прошедших через нашу систему подготовки молодежи.
И это не только манкунианцы до мозга костей вроде Дэвида Бекхэма и Ники Батта, но и «импортные» Жерар Пике и Джузеппе Росси.Мы их заметили, развивали, и в итоге имели полное право рассчитывать на определенные дивиденды от продажи. Большинство выпущенных юниоров могли показывать стабильно высокий уровень футбола на протяжении десяти-пятнадцати лет. Фрэйзер Кэмпбелл, Робби Брэди, Райан Шоукросс, Дэнни Хиггинботам, Дэвид Хили, Джон Кертис - навскидку несколько примеров юношей, нашедших свое будущее вне «Юнайтед».
Кит Гиллеспи был подписан в 16-летнем возрасте, отыграл за «Юнайтед» пару-тройку матчей, став затем частью сделки по переходу Энди Коула на «Олд Траффорд». Риск заключался в том, что мы могли допустить ошибку, концентрируя внимание, можно сказать, не на тех парнях. Надо было выждать определенный период времени, чтобы разглядеть потенциал каждого игрока в полной мере, так как физика каждого из них развивается по-разному. Если мы собирались продать кого-то из юнцов, то абстрагировались от эмоций.
Когда парни прогрессировали на уровнях молодых команд всех возрастов, и, в конце концов, попадали в молодежку, или, что еще лучше, в резервный состав, вариантов развития событий было предостаточно. Самые яркие - Дэнни Уэлбек, Аднан Янузай - могли прыгнуть сразу в основную команду, остальные оставались под наблюдением до 20-21 года. А там уже было относительно понятно, имеет ли игрок будущее в клубе или же мы должны отпустить его.
Если по достижении игроком 21 года у нас оставались сомнения, то мы отправляли его в аренду, чтобы он имел опыт выступлений в основе. Так было с Томом Клеверли («Уотфорд», «Уиган», «Лестер»), Джонни Эвансом («Антверпен», затем дважды «Сандерленд»), Дэнни Уэлбеком («Престон», «Сандерленд»).
Иногда практика отдавать футболистов в аренды не приносила пользы или же игроки не оправдывали надежд. Яркие подтверждения - Джузеппе Росси («Ньюкасл», «Парма») и Федерико Македа («Сампдория», «КПР»). Они играли редко, и их прогресс прекращался.
Иногда мы передерживали игроков, которых давно пора было отпустить или чья стоимость падала из-за травмы. Таких случаев было немного, к примеру, Джеймс Честер, которого из-за хронических проблем с коленом мы были вынуждены отдать «Халлу» в 2011 году за смехотворные 300 тысяч. За последующие четыре с половиной года он провел более 170 игр; эта сделка оказалась настоящей кражей.
Мы постоянно искали новые выгодные варианты, однако футбол в данной ситуации напоминает жизнь: обычно цена соответствует качеству. Иногда, правда, присутствует элемент везения; так было с Эриком Кантона, который был куплен после того, как «Лидс» вышел на нас с запросом о трансфере Дениса Ирвина. То же самое можно сказать и о Шмейхеле - уму непостижимо, как вратарь такого уровня до 28 лет пылил в «Брондбю».
В 2008 году Карлуш Кейруш искал для нас игроков в Анголе; так в составе «Юнайтед» появился Манушу. Мы подписали его за 250 тысяч (для нас это была сравнительно небольшая сумма), и когда стало очевидно, что он недостаточно хорош для клуба нашего уровня, продали его в «Вальядолид» за 2.5 миллиона фунтов.
Кто-то (прежде всего на ум приходят «Реал» и «Ман Сити») создает команды-победители с помощью банковских счетов. Те же «галактикос» разных периодов на пике карьеры - Зидан, Фигу, Кака, Роналду, Бэйл, Хамес. У них все получилось, что показывает возможность применения разных подходов к подобным вопросам, однако я, в силу своего воспитания, всегда был склонен создавать, а не покупать. Мой сын Марк назвал бы это термином «value investor» (стратегия вкладывать в акции, которые стоят заведомо дешевле, с целью получения выгоды в будущем - прим.перев.).
Мне нравилось подписывать талантливых футболистов, чья карьера шла к закату. Они сидели на краткосрочных контрактах. Нам просто были нужны игроки, способные закрыть ту или иную брешь в определенный период времени. Например, Лоран Блан пришел к нам 2001 году из «Интера». Ему было уже 35, но его опыт стал бесценен для нас, а глубина оборонительных редутов заметно увеличилась. Подобные слова можно сказать и про Майкла Оуэна, взятого в 2009 году, чтобы добавить огоньку атаке.
Майкл был свободным агентом. Я пригласил его домой и сделал предложение перейти к нам. Он был на седьмом небе от счастья. Оуэна преследовали травмы, но он забивал важные мячи: сравнял счет в финале Кубка Лиги в 2010 году, когда мы обыграли «Астон Виллу». Через год он получил свой первый за 13 лет выступлений в АПЛ титул чемпиона лиги.
Исключения из наших правил купли-продажи - это трансферы игроков, преданных клубу на протяжении многих лет. Когда пройдена точка невозврата к былой форме, будь то травмы или просто неспособность играть на высоком уровне, их время в футболе можно пересчитать по пальцам одной руки. И тогда клуб шел навстречу: либо мы предлагали отпустить игрока на свободный трансфер (благодаря чему покупающий клуб мог предложить им более солидный контракт), либо давали шанс провести прощальный матч. А зачастую и то, и другое.
Фил Невилл был единственным из игроков такого типа, кто реально отлично играл и после ухода. За него мы получили всего около 3 миллионов фунтов. После ухода из «Юнайтед» он провел в «Эвертоне» целых восемь лет, и мы явно могли получить за него больше. «Ириски» провернули отличную сделку. Денис Ирвин, Стив Брюс, Майк Фелан, Брайан МакКлэйр - все ушли бесплатно. Когда клуб захотел покинуть Петер Шмейхель, мы разрешили ему уйти по окончании контракта, но с тем условием, что он не будет выступать за английский клуб.
Он перешел в лиссабонский «Спортинг», однако спустя несколько лет вернулся в Англию - «Астон Вилла» и «Манчестер Сити». Мы не стали препятствовать этим трансферам, хотя имели на то право. Порой нужно поступиться какими-то принципами и сделать упор на вежливости и обходительности. В случае с игроками подобного калибра это очень важно.
Зарплаты и вознаграждения
Я убеждён, что никто не рассматривает тренеров как экспертов в области ценообразования. Оценочная стоимость - это, как считают, удел бренд-менеджеров, которые сами решают, столько будет стоить тюбик зубной пасты и как дорого можно продать бутылку водки. Я действительно не волновался о ценах на сезонные абонементы или клубную атрибутику (если только не получал жалобы от фанатов), но всегда трепетно следил за ценовой политикой в футбольной стороне клуба: за сколько мы можем позволить себе того или иного футболиста, какой контракт мы готовы ему предложить.
Когда ты покупаешь газету, а там на первой полосе новость, что какой-то клуб отвалил баснословные деньги за очередного футболиста, создается ощущение, что футбольные клубы транжирят налево и направо. Такая характеристика справедлива только для той группы команд, у чьих владельцев денег куры не клюют. Если рассматривать Европу, то это в первую очередь «Челси», «Манчестер Сити», «ПСЖ». Для всех остальных клубов, даже с приставкой «топ-», деньги и клубный бюджет имеют большое значение. Я уже не говорю о командах вроде «Питерборо», где работал мой сын, Даррен. У Фергюсона-младшего на счету была каждая копейка. Я просто не могу понять, как можно купить успех. Его необходимо заработать.
В шотландском футболе денег исторически было на несколько порядков меньше, чем в английском; на ранних этапах карьеры я выработал в себе умение выжимать максимум из ничего. Думаю, данное качество очень ценно для любого вида деятельности - тратить деньги впустую очень легко. К тому же, мне всегда приходилось отчитываться перед владельцами и инвесторами - им хотелось знать, на что будут потрачены их средства.
В «Абердине» у меня был целый кавалерийский отряд игроков, в том числе и капитан, Вилли Миллер, которые просто приходили ко мне в офис и требовали прибавки к зарплате. Наибольший оклад варьировался в пределах 250-300 фунтов в неделю; Миллер хотел 350. Председатель клуба Дик Дональд собирался уже выставить его на трансфер, но я убедил Дональда, что в случае продажи Вилли начнётся массовый исход футболистов. Затем пришёл Алекс Маклиш со своей женой; ему я тоже дал дополнительные 50 фунтов. И, наконец, появился Дуг Ругви. Я сказал ему: «Слушай, Дуг, у меня есть торт и вишенки на нём. Только что пришёл Вилли Миллер и оттяпал себе 3/4 торта и почти все вишни. У меня осталась четверть. Чего вы от меня ещё хотите?». Ругви был недоволен моим ответом, и мы отпустили его в «Челси».
Шли десятилетия, и зарплата становилась всё более обсуждаемой темой в футболе. По крайней мере, в прессе. Всему виной огромная пропасть между зарплатой обычного трудяги и деньгами, которые каждую неделю получают топ-футболисты.
Когда я только начинал играть в футбол, то заработанные деньги («pay packet») мы называли не иначе как «wage»1. Этот термин неслучаен - в то время практически все футболисты были выходцами из крепких рабочих семей. Отец легендарного Стэнли Мэтьюза был боксёром; Бобби Чарльтон происходил из шахтёрского городка Ашингтон. Когда я подписал контракт с «Сент-Джонстоном», отцы всех моих новых одноклубников были рабочими. В Британии футбол был спортом рабочего класса. Если бы я не был футболистом, то, вероятно, продолжал бы вытачивать инструменты в порту, а игравшие со мной бок о бок парни трудились бы на заводах или близлежащей верфи.
Футболисты были похожи на прислугу из сериала «Upstairs, Downstairs»2. Футбольная лига ограничивала потолок недельных зарплат вплоть до 1961 года. Тогда он был где-то в районе 20 фунтов за игровой период. Естественно, футболисты, которые играли лучше других, чувствовали себя ущемлёнными и обделёнными. В то время не было переговоров по поводу размера зарплаты. Вы принимали условия менеджера. Часто ты мог получать одну ставку в течение игрового сезона, и другую, когда не играл или был травмирован, либо же вообще не получал денег за время летнего перерыва.
Если ты не соглашаешься с предложенными условиями, то просто уходишь на второй план. Одно дело, когда ты устраиваешь забастовку на заводе - машины будут чинно ожидать тебя по возвращении; совсем другое - пропускать матчи, которые не будут сыграны ещё раз. Даже после смягчения правил относительно зарплат некоторые клубы, в том числе «Манчестер Юнайтед», пытались пролоббировать противозаконные ограничения по зарплатам. Но, в конце концов, рыночная экономика победила.
Не то чтобы игрокам был безразличен размер их оклада, или же он был одинаков для всех, но в эпоху без юристов, агентов, бухгалтеров, бизнес-менеджеров и журналистов деньги футболистов не были предметом больших дискуссий и следующей за этим вражды. До появления «правила Босмана» вся власть относительно контрактов игроков сосредотачивалась в руках клуба. Это был примитивный подход. Нападающие получали чуть больше, чем защитники, капитан команды зарабатывал немногим более остальных. Когда я стал игроком «Куинз Парк», то не получал ничего - клуб был любительским. На пике своей карьеры, между 1967 и 1973 годами, моя зарплата составляла 80 фунтов в неделю, а в последний год выступлений (за «Эйр Юнайтед») я получал по 60 фунтов.
И пусть сейчас количество нулей в зарплатах выросло в неизмеримое количество раз, человеческая природа остается неизменной и пятьдесят лет спустя. Как и другие люди, футболисты моей юности хотели получать столько, сколько они, по их мнению, заслуживали. Однако, на протяжении всей своей тренерской карьеры я чувствовал, что всегда можно найти золотую середину. Клуб не хотел разоряться из-за непомерных требований футболистов, но, с другой стороны, я понимал, что мы должны платить игрокам по их заслугам. Кажется, что это звучит легко лишь на словах, но если ты четко будешь следовать этому правилу, то все получится.
Когда я возглавил «Абердин», то увидел, что футболисты получали в среднем по 120 фунтов в неделю. Посчитав этот показатель низким, я распорядился поднять им зарплату3. Впервые я серьёзно столкнулся с проблемой денежного вознаграждения игроков в 1983 году, когда мой «Абердин» победил мадридский «Реал» в финале Кубка обладателей кубков. Это было, можно сказать, одновременно и самое лучшее, и самое худшее, что могло случиться с командой: блеск трофеев направил на моих ребят прожекторы топ-клубов.
Отныне каждый в «Абердине» хотел получать больше денег, чем раньше. В течение двух последующих лет мы потеряли почти половину команды - все ушли в более известные клубы, которые предложили им существенное увеличение зарплаты. Сильнейшим из оставшихся игроков мы подняли зарплату до 350 фунтов в неделю, также прописав в контрактах премиальные за победы в чемпионатах и кубках. Однако Дик Дональд был осмотрителен: он всегда хотел убедиться, что, выплачивая основной команде большие деньги, мы в то же время не ущемляли молодых футболистов.
При распределении зарплат игрокам я не скупился ни на пенни. Думаю, даже сейчас лучшие футболисты мира всё равно недополучают. Автомеханики и медсёстры, читая меня, могут удивиться, но я смотрю на этот вопрос по-другому. Игроки, чьи умения позволяют им выступать за любую команду, претендующую на высокие места в Лиге Чемпионов, априори затмевают собой десятки тысяч парней, которые за подобную возможность отдали бы всё, что у них есть. Они достаточно талантливы для того, чтобы привлекать интерес людей по всему миру – на фоне числа фанатов, следящих за топ-матчами, аудитории, которые собирают кинозвезды или музыканты, могут показаться миниатюрными. Что уж говорить о других видах спорта.
Побочным эффектом современной системы зарплат в Премьер-лиге стал тот факт, что бонусы в прежнем их виде постепенно сходят на нет. Топ-футболисты могут получать увесистые премии при условии победы в чемпионате или еврокубке, но сложные многостраничные системы премирования вроде тех, что прописываются за определённое количество сыгранных матчей или забитых мячей - это уже рудимент. И несмотря на то, что никто не жалуется на дополнительные деньги, финансовый бонус уже не так мотивирует игроков мирового уровня. Инстинкт конкуренции за медали и кубки - вот что является главным стимулом. Деньги - это не всё. Бонусы тратятся, медали остаются навсегда.
Когда оклады игроков вроде Роналду или Месси сравнивают с оными у глав различных хедж-фондов, для меня очевидна несправедливость. Недавно я прочёл, что топ-25 управляющих хедж-фондами получили в 2014 году суммарную зарплату в 7.5 миллиардов фунтов. Это больше, чем совокупная зарплатная ведомость АПЛ, Бундеслиги, Ла Лиги и Серии А вместе взятых. Тем удивительнее, что многие хедж-фонды из этих списков давали меньший доход, чем фондовые биржи.
Если эффективность футболиста падает, то с течением времени он может обнаружить себя на скамейке или, что ещё хуже, в списке на продажу. Но куда более выраженная несправедливость - это пик формы футболиста, в течение которого он получает максимальный доход. Как правило, это примерно лет шесть. Ну, в любом случае меньше десяти. И не надо мне рассказывать, что какой-нибудь 28-летний офисный клерк, ловко управляющийся с электронными бизнес-таблицами, заслуживает получать больше, чем полузащитник «Суонси» или «Саутгемптона».
Подчас игроки раздражаются, когда читают в газетах о новых жирных контрактах своих одноклубников. Ребята вроде Гари Невилла или Пола Скоулза не обращали внимания на спекуляции газет, полагая, что сами зарабатывают вполне сопоставимые с их игровым талантом суммы. Даже когда в конце карьеры Гари, Пол, Гиггзи получали однолетние контракты, это их не слишком волновало. Они были реалистами и понимали, почему клуб поступает подобным образом. Других же этот вопрос раздражал, и я знаю, почему. Все зависит от так называемой относительной самооценки игрока - многие футболисты либо хотят ощущать себя важнее других, либо уже испытывают это чувство. Нет разницы, о чём конкретно идёт речь - ты можешь получать сотню тысяч фунтов или мешок чипсов - главное, чтобы другие получали меньше.
Иногда игрок оказывается в заведомо выгодной позиции и сам это осознаёт. Примером может служить ситуация с контрактом Руда ван Нистелроя. Проведя за «Юнайтед» два восхитительных сезона, в 2003 году он сумел выбить себе пункт в договоре, согласно которому мог перейти в «Реал» за фиксированную сумму отступных. Этот пункт позволил Руду самолично управлять ситуацией относительно своего контракта, и мне не хотелось, чтобы подобная ситуация повторилась с кем-либо ещё. В конце концов мы отпустили его в Мадрид; Руд был одним их немногих, кто сам захотел покинуть «МЮ». Когда ван Нистелрой ушёл из клуба, ему было уже тридцать, и мы отбили на этом трансфере практически всю сумму, в своё время уплаченную за него «ПСВ».
Одни футболисты при первой же возможности без сожаления покидают альма-матер, в которой доросли до приставки «топ»; другие слишком робки для того, чтобы попросить увеличения оклада. Заключая контракты с игроками, я всегда старался на выходе получить максимально выгодную сделку и для клуба, и для футболиста. Я пытался балансировать между полюсами, особенно в 90-е, когда футбольный рынок стал заваливаться деньгами.
Возможно, я сейчас скажу глупость, однако мне кажется, что признанные лидеры порой настолько заняты управлением организацией, что должным образом не могут позаботиться о себе. Они будут недоедать, недосыпать, пренебрегать личными финансовыми заботами - и всё на благо успеха организации; будут тратить уйму времени на составление чьих-то контрактов вместо урегулирования собственных дел. Они халатно относятся к срокам собственных рабочих соглашений, и если повезёт сорвать куш, они будут долго думать, как грамотно распорядиться этими деньгами. Может, это потому, что самые талантливые лидеры - не наёмники, чья цель - только деньги, а скорее миссионеры-просветители.
В первый год работы в «Абердине» я зарабатывал 12 тысяч фунтов в год (что по нынешнему курсу равно приблизительно 65 тысячам); в последний сезон я получал уже 25 тысяч плюс хорошие призовые. Параллельно я печатался в газете и выступал публично. Это тоже приносило какие-то деньги, но их с трудом хватило бы на ящик вина. В то же время самый высокооплачиваемый игрок получал 15 тысяч в год, а спонсорские контракты по сравнению с сегодняшними были просто мизерны. Когда я начал переговоры с «Юнайтед», представители клуба предложили мне меньше, чем я получил по окончании предшествующего сезона в «Абердине».
Когда «Манчестер Юнайтед» стал регулярно выигрывать трофеи, я стал уделять больше внимания собственной заработной плате. В 1989 году председатель клуба, Мартин Эдвардс, попытался продать «Юнайтед» за 20 миллионов фунтов - смешные по сегодняшним меркам деньги, но сумма была приличной для тех времен. Покупатели не смогли наскрести требуемую сумму, и сделка сорвалась. После того, как «Юнайтед» в 1991 году стал публичной акционерной компанией, оценочная стоимость клуба стала известна всем и каждому. В 1998 году Руперт Мёрдок предложил за «МЮ» 623 миллиона фунтов, оценив долю Мартина примерно в 87 миллионов. Я начал задумываться, какова моя заслуга в столь большой стоимости клуба. Возможно, это заиграли пережитки профсоюзного прошлого. А может, я просто чувствовал себя недооценённым.
Мартин был превосходным управленцем. «Юнайтед» был у него в крови, вместе с тем он заботился и о собственном благополучии, но каждый раз, когда я поднимал вопрос о своей зарплате, этот факт неизменно становился объектом дискуссий. Тогда я направлялся на «Олд Траффорд» и заглядывал в его кабинет. Мартин вбивал мои запросы в калькулятор, стоявший на столе возле телефона. Однажды в качестве аргумента в одном из споров о моей зарплате я показал ему контракт тогдашнего менеджера «Арсенала», Джорджа Грэма. Однако я вёл переговоры больше с позиции слабости.
Мартин знал, что во всём футбольном мире для меня не было работы привлекательнее, чем тренировать «Юнайтед».
Примечания:
1 В отличие от более общего понятия «pay packet» термин «wage» обозначает заработок, в большей степени добытый руками или ногами, а не головой.
2 Этот британский сериал рассказывал о жизни аристократии и ее прислуги в начале 20 века, на фоне событий Первой мировой войны.
3 Следует иметь в виду, что первым футболистом, перешагнувшим порог в 100 фунтов в неделю, стал капитан «Фулхэма» и сборной Англии Джонни Хейнс, достигший подобного оклада в 1961 году.
Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости
Загрузка комментариев
