Дмитрий МИХАЙЛЕНКО: «В 2000-м меня товарищи пожалели»

Обозреватель «СЭ» встретился в Днепропетровске с человеком, который вошел в историю украинского футбола не только как классный полузащитник, но и как автор знаменитой шутки, которая заставила смеяться в голос невозмутимого Лобановского.

«Это что за лохматое чудище?»

— В годы игровой карьеры вы заработали прозвище «Зверь». За что?

— В конце 1980-х, когда в моду вошли длинные стрижки, меня впервые пригласили позаниматься с первой командой «Днепра». Выхожу на тренировку со своей огромной копной. А тут кто-то из игроков первого состава — Сергей Краковский или Вадим Тищенко — показывает на меня и говорит: «Смотрите! Похож на Антона Шоха». А у него в команде как раз была кличка «Зверь». Но так как Шоха в «Днепре» уже не было, прозвище унаследовал я.

Евгений Кучеревский, кстати, тоже обратил на меня внимание. Отвернулся от строя и негромко спросил у помощников: «Это что за лохматое чудище?» Ответил ассистент главного тренера Леонид Колтун: «Та, какой-то самородок из интерната».

Но так как Евгений Мефодьевич и сам был мужчиной с роскошной шевелюрой, против моей прически возражать не стал.

— Осенью 2000-го, перед матчем Лиги чемпионов против «Манчестер Юнайтед» динамовцы дружно постриглись под ноль...

— Меня товарищи пожалели. Оглядели буйную растительность и резюмировали: «Ты тоже постригись, но не наголо». Должен сказать, что более радикальных экспериментов со внешностью в моей жизни не было ни до, ни после. Жена увидела мой полубокс и только покачала головой: «Боже, что ты с собой сделал?» Но на заре моей карьеры такие акции в советских клубах не проводились.

— Свой первый матч в высшей лиге чемпионата СССР вы провели в статусе школьника — да еще и против киевского «Динамо».

— Это был март-месяц, то есть, мне было неполных 17 лет, и я заканчивал десятый класс. Хорошо помню, что после игры поехал домой на трамвае.

— Правда ли, что впоследствии Евгений Кучеревский приглашал вас выступать за молодежную сборную России?

— В начале 90-х подул ветер больших перемен — разваливался Союз. Евгений Мефодьевич позвонил мне из России после того, как я сыграл на молодежном чемпионате мира (U-20) в Португалии, где мы под руководством Геннадия Костылева завоевали бронзу. В Россию тогда активно приглашали как опытных украинских игроков — Онопко, Никифорова, Цымбаларя, Тернавского, Тяпушкина, так и молодежь. Меня параллельно зазывали еще и в ЦСКА, но это предложение совершенно не возбуждало. Я считал себя украинцем и не захотел менять место жительства.

Гибель двух товарищей повергла команду в шок

— А в «Днепр» тем временем пришел Николай Павлов, которого вы считаете одним из сильнейших психологов, встреченных на свое пути...

— Однажды я спросил: «Николай Петрович, каким образом 19-20-летние футболисты могли бороться за золото чемпионата?». И он ответил: «Ну, так какие футболисты были!.. А с другой стороны, сколько сил мне стоило держать вас в узде...» Понимаете, у нас средний возраст в команде был — 21 год, половина — неженатые, за каждым — глаз да глаз! И он не оставлял место случайности, контролировал все без исключения. А случаи были уникальные!

Вот, например. Приходим на тренировку. Павлов вызывает нас с Валентином Москвиным к себе. Спрашивает: что мы делали вчера вечером? Называет конкретную дискотеку. «Петрович, да нас там не было!» — «Не врать!» — «Да, честное слово...» — «Мне уже официанты сказали, что опять маленький с лохматым что-то там чудили...» Отпираться дальше смысла уже не имело. Хорошо хоть курить я бросил уже в 22 года.

— Павлов вспоминал, что за глаза его называли «маленький Сталин»...

— Мы его так не называли. Уважали тренера безмерно. А еще немного боялись. Он был вспыльчивым и заводил нас в два счета. Настрой, установка... Все это было дико эмоционально: «Посмотрите на трибуны! Мы не можем проиграть, когда на стадион пришло столько людей...» Но больше всего запомнилась одна ситуация. Однажды на «Метеоре» болельщики переборщили с критикой и ворвались в раздевалку с какими-то нелепыми хамскими требованиями. Долго они там не продержались. Все произошло, словно в кино. Павлов «потушил» одного или двоих просто в момент! Ногами и руками разобрался с подвыпившими фанатами так ловко, что вся команда просто обалдела. Это было как в фильмах Брюса Ли и, конечно, мы сразу признали его своим.

— Серьезные успехи нередко рождаются на фоне драматических событий. Московский ЦСКА стал последним чемпионом СССР, сплотившись после гибели своего вратаря Михаила Еремина. Ваш «Днепр» пережил ранний уход Алексея Сасько, разбившегося в ДТП в ночь после свадьбы вместе с товарищем — игроком «Динамо» Степаном Бецей...

— Это был конец декабря 1992-го. Мобильных телефонов тогда не было. Трагическую новость сообщил Андрей Полунин, который учился и дружил с Лешей с юных лет. Это был шок... Медин, Коновалов, Похлебаев, Полунин, Сасько, Беца, я — были ровесниками, которые вместе учились в интернате, знали друг друга с 12-ти лет! Мы были настоящей бандой. Амбициозными пацанами, которые хорошо играли в футбол и всегда хотели побеждать, чувствовали ту неведомую силу, которой не было в том же «Динамо», куда я перешел впоследствии. И вот в один момент не стало сразу двоих из нас. Мы не знали, что делать. Мы были слишком юными, чтобы понять, как это пережить.

Победа над «Динамо» сделала нас миллионерами

— В какой момент «детский сад Николая Павлова» понял, что может бороться за золото?

— По уровню игры мы были не слабее «Динамо», просто не понимали величины своего потенциала. А поверили только, обыграв киевлян, при сорока тысячах зрителей на «Метеоре». Стадион был заполнен до отказа, прежде всего, благодаря Павлову, который проделал перед игрой небывалую по тем временам рекламу: объявления о матче висели на каждом столбе.

— Главной очковой потерей стало поражение в Харькове. Вспоминая матч с «Металлистом» за три тура до конца сезона, Павлов сказал: «Футболисты решили договориться друг с другом. Но только вышло совсем не то, о чем они договаривались. Ребята мне рассказали. Я ответил: «Хотите решать вопросы таким образом — пожалуйста»...

— Гм... Я был самый молодой в составе. И меня к таким переговорам не подпускали. Думаю, тогда об этом знало человека два-три. А Павлов сор из избы не выносил.

— Вскоре у вас состоялся первый разговор с Григорием Суркисом...

— Это было в гостинице «Спорт» — кажется, в концовке 1993-го. Мы проиграли киевлянам на «Республиканском» — 0:2, и президент «Динамо» сказал, что Йожеф Сабо хочет видеть меня в команде. Однако меня все устраивало в «Днепре», и я вежливо отказался, не размышляя ни минуты. Скажем, сейчас все упирается в экономическую сторону вопроса, активность каких-то агентов. А тогда ничего подобного не было. Футболисты получали одинаковые ставки — как на фабрике. Мы жили вне денег, и никто не жаловался. За квартиру я не платил, семью не содержал, на такси хватало... Нам платили какие-то купоны огромных размеров. За победу над «Динамо» дали чуть ли не по миллиону этих огромных бумажек, что составляло триста долларов. И они тут же перекочевали в какую-то шухлядку на базе.

А потом, когда мэр города Иван Куличенко дал мне квартиру на Тополе, я взял весь этот чемодан купонов, и оказалось, что всего этого добра мне хватает только на... люстру. Вот такая на тот момент была инфляция...

— Читал, что вашему трансферу в «Динамо» поспособствовал Леонид Кучма...

— Мы готовились к сезону в Крыму, причем тренерскому штабу тогда помогал Олег Петрович Базилевич. И тут меня находит Павлов. «Нужно ехать в „Динамо“, такова просьба Леонида Даниловича». А Кучма тогда был президентом «Днепра» и искренне интересовался командой. Помню такую картину: он сидит на базе, в актовом зале в модной водолазке и спрашивает: как у вас дела, ребята, какие проблемы? Меня запомнил по прическе, называл по имени. Павлов дружил и с ним, и с Сергеем Тигипко, и если Григорий Михайлович Суркис хотел пригласить игрока в «Динамо», то, думаю, Кучме достаточно было позвонить Павлову или найти другую цепочку, чтобы решить любой вопрос.

«Йожефович, выходите вместо меня!»

— Вы ушли из «Днепра» первым...

— И сразу попал в Лигу чемпионов, когда мы играли против «Спартака». А через полгода грянул скандал. Николай Петрович приехал в «Динамо» на должность... начальника команды вместе с Беженаром, Коноваловым, Похлебаевым и Максимовым...

— То, что случилось в «Динамо» с Евгением Похлебаевым — несчастный случай, закономерный исход высоких нагрузок или природные особенности организма самого игрока?

— Физически Женя был очень одарен! Обладал безумной дистанционной и стартовой скоростью. Он был крепче даже двужильного Коновалова. Но перед тем злополучным матчем у Похлебаева поднялась температура. И варианта было два — играть или не играть. Попробовали второй. Последствия известны. У нас, в молодежной команде «Днепра», доктор говорит: никакая игра не стоит того, чтобы выходить на поле с температурой. Потому что на кону — человеческое здоровье, а оно всегда дороже результат. Вот почему я, как тренер, оказываясь в такой ситуации, дважды никогда не думаю: болен — отдыхай.

— В одном из интервью вы вспоминали, что при Сабо крик в раздевалке стоял невообразимый. Но ведь по психотипу Йожеф Йожефович очень близок к Павлову...

— И все же это два совершенно разных человека. Павлов никогда не оскорблял человека в прессе или публично, не унижал его достоинства. Мог пожурить, покритиковать, но всегда чувствовал грань, чтобы не перейти на оскорбления. У Сабо все было наоборот. Он мог обидеть. И не понимая до конца психологию футболиста, так крепко эмоционировал, что попросту себя не контролировал. Мог наговорить страшных гадостей и глупостей, далеко не всегда извиняясь. При этом Йожефу Йожефовичу казалось, что он — жесткий тренер, но ведь его никто не слушался! Он все время кричал, и дело дошло до того, что в конечном итоге его перестали воспринимать всерьез. Люди поняли: не так уж он и страшен — просто любит покричать. Но серьезных поступков за этим не стоит.

А в Йожефовиче играла мадьярская кровь, и поэтому истерики начинались сразу же после матчей. Он не всегда мог ограничиться летящим в стенку стаканом. Вспомнить хотя бы наше поражение в Австрии от «Рапида», в котором играли насоливший нам болгарин Трифон Иванов. После игры Сабо выломал ногой дверь раздевалки. На звуки прибежали полицейские: «Что случилось?». Йожефович невинно ответил: «Не знаю, что тут было». Это что касается поступков. Ну а текст, как правило, лился потоком на всю команду. Он доводил Леоненко, доводил Шевченко, однажды довел криками из технической зоны Лужного... Болельщиков на матчах чемпионата Украины раньше было немного, и когда бегающий вдоль тренерской скамейки Олег в очередной раз услышал тираду главного, то повернулся и сказал: «Йожефович, выходите вместо меня. Вот вам мяч — возьмите его и играйте».

Суркис не пошел на поводу у команды

— Тем не менее, за режимом Сабо следил очень строго.

— Более чем. Он бегал по балкончикам: смотрел, кто из игроков курит. Но в таком клубе как «Динамо», прежде всего, нужно быть очень серьезным психологом, а не выслеживать футболистов, ходить по квартирам, проверять, кто и где ночует, лазить в мусорные баки, изучая, что ты ел и что пил.

— В случае с Йожефом Сабо с вашей стороны возникали коллективные протесты?

— Чемодан главного тренера бегал вместе с ним то вверх по базе, то вниз. Такая у Йожефовича была привычка: чуть что — начинает его собирать, пугает нас. В какой-то момент игроки в команде подумали: а как бы сделать так, чтобы чемоданчик исчез насовсем? Несколько раз опытные ребята — Лужный, Шматоваленко, может быть, Юра Калитвинцев ходили к президенту, но Григорий Суркис повел себя совершенно правильно. Так и сказал: если вы постоянно будете снимать тренеров, я вам угодить не смогу.

— В «Динамо» был период, когда постоянно устраивались собрания. Что примерно там происходило?

— Футболисты на таких мероприятиях молчали. На авансцену выходил Йожефович. Долго обсуждали игру — мол, нужно добавлять. В общем, обычные совковые дела. Тактика? Ну, ему казалось, что она была, но люди на теоретических занятиях засыпали. Хотя сейчас, когда я вижу Сабо на экране в роли эксперта я прихожу к выводу, что футбол он понимает, игру чувствует, причинно-следственные связи находит. Однако свои идеи еще нужно уметь донести. Футбол все видят разными глазами, оценка реальности субъективна...

— В легендарном матче со «Спартаком» пенальти неожиданно пошел бить 21-летний дебютант. Почему так вышло?

— У Вити Леоненко что-то было с ногой. Он и говорит: «Иди — бей». Не Ковальцу, а именно мне. Я сначала подумал: ладно, чего уж там, пойду — забью... А я до этого пенальти толком никогда не бил. В «Днепре» специалистами по этой части были Беженар, Багмут, Похлебаев... И уж куда мне до Вити с его «кладосом» в любой угол и на любой высоте?!

— Все знали, что автору первого мяча достанется новенький «Ауди»?

— Слушайте, может, и знали, только никто про это не думал. Чтобы машину получить, нужно было не только забить, но и выиграть. В общем, подошел я к мячу, а тут такая игра нервов началась. Шум стоит невообразимый, сто тысяч людей беснуются, ворота — какие-то маленькие, Тяпушкин — какой-то большой, углов свободных нет... Ну, дай себе в уголок ударом средней силы — и все, но опыта не хватило. Пробил слабо, удобно для вратаря. Кому-то это дано, а кому-то — нет. Мне нужно было, чтобы мячик подальше стоял. 11 метров — слишком близко (улыбается).

Не забуду, как юный Шевченко убежал от Бухвальда

— Вы признаете, что уступили место в основе «Динамо» Лобановского, не выдержав конкуренции с Гусиным...

— По игровым характеристикам мы с Андреем были похожи. Поначалу Валерий Васильевич доверял мне, но потом в каких-то играх увидел, что я не справляюсь. Главную роль сыграла психология. В «Днепре» я чувствовал себя комфортнее — что называется, в своей тарелке. А в «Динамо» мне не хватало элементарного спокойствия, какой-то основательности. Я не чувствовал стопроцентного доверия и слишком сильно суетился. Хотел проявить себя наилучшим образом и сразу же начинал делать глупости. Мне давали немного времени, и я думал: ну, сейчас я всем покажу! И вместо того, чтобы играть на своих сильных качествах, делал то, что умею хуже. Например, шел забивать, чтобы удивить тренера, и концентрировался только на атаке. Как следствие — терял позицию и ошибался в дриблинге.

А когда у Андрея все пошло, смысла менять его уже не было.

— Через «Динамо» прошли многие безумно талантливые игроки. Некоторых в Киеве не рассмотрели...

— Помню такую картину. Первый сбор накануне нового сезона в «Динамо» при Лобановском. Игроки встали в ряд. Я повернул голову, посмотрел в хвост этого «поезда» и попросту его не увидел. В этой шеренге было 52 человека. Где-то в конце — Александр Глеб и другие легионеры из Ближнего зарубежья. Невольно подумал: как тренировать всех этих людей? А Валерий Васильевич просто распределил нас по двум полям и ходил туда-сюда — смотрел, что происходит. Глеб посидел у нас неделю и уехал. Сам худенький, массы пока не набрал, но талант у парня был недюжинный. С мячом работал безо всякого напряжения.

— Сергей Мизин вспоминал, что на первых порах вся команда пихала Шевченко за то, что тот просто отказывался делиться с партнерами мячом...

— Я цепок к деталям, но не помню воспитания Шевченко всей командой. Он был нереально талантлив, очень одарен физически. Но природные данные есть у многих, вопрос в том: как ты ими пользуешься и насколько быстро адаптируешься во взрослом футболе. Андрей умел быстро разбираться в новых вещах и убирать лишнее. Это стало ясно довольно быстро. Знаете, когда я впервые посмотрел на Шеву большими глазами? На первом же сборе за «Динамо» в Германии он в конце игры подхватил мяч в центральном круге, убежал от чемпиона мира Гвидо Бухвальда и забил «Штутгарту». Быть быстрее — не подвиг. Игрока такого класса нужно перехитрить, ведь обычно он просто не пропустит тебя к своим воротам! Сделает так, что ты развернешься и убежишь в другую сторону. А какой Шева забил в финале Кубка Украины «Карпатам», когда минут за 15-20 до конца обвел всю команду! Кто-то скажет: да ладно, у него нет финтов! Ну и что? А ты попробуй просто убеги к воротам, когда тебя догоняют пять человек. Если ты делаешь такие вещи в юном возрасте — значит, ты неимоверно крут.

Учиться тактике начал у Каштана

— Поразительно, но при разнице в возрасте в три года вы с Шевченко играли за одну молодежную сборную...

— ...и были просто обязаны попадать на Олимпиаду-1996. Лично мне особо запомнился домашний матч против итальянцев, когда мне удалось забить красивый гол чуть ли не с центра поля. Кто-то из наших вбросил аут, и я сразу же, с лету пробил: мяч влетел в ворота верхом — по неимоверной траектории. Второй мяч забил Сергей Ребров, и мы победили — 2:1. При этом, в составе «Скуадры адзурры» играли будущие звезды мирового футбола и многие чемпионы мира — Индзаги, Дель Пьеро, Таккинарди, Неста, Пануччи, Каннаваро, Вьери, Галанте, Дельвеккио...

Увы, в том цикле нам крепко не повезло. Дима Парфенов и Влад Ващук не забил два важнейших пенальти — хорватам и литовцам, один из которых мог решить все наши проблемы. Ну а так решающим оказался матч в Италии, где мы на газоне неважного качества и без Андрея Шевченко, пропустили на первой минуте, затем сравняли счет усилиями Виталия Косовского, но в конце концов, Никола Аморузо принес хозяевам путевку на Олимпиаду и молодежный чемпионат Европы.

— Решение покинуть Украину далось вам нелегко?

— Мне хотелось играть. В какой-то момент понял, что просто топчусь на месте, карьера выглядела неполноценной. Подошел к Лобановскому, тот отнесся с пониманием, а Григорий Михайлович Суркис внезапно сказал: «Попробуй поехать в Израиль». Так возник вариант с тель-авивским «Хапоэлем». Прилетел, осмотрелся и просто обалдел — хорошие поля и совершенно другое качество тренировочного процесса! Тренировал нас Дрор Каштан — замечательный тренер, который впоследствии в течение пяти лет возглавлял сборную Израиля. Именно при нем в 27 лет я начал учиться тактике и основам игры. Относительно недавно обсуждали это с Юрой Калитвинцевым и другими ребятами, и сошлись во мнении: система Валерия Васильевича полностью основывалась на атлетизме. Физически мы, как правило, были сильнее, зачастую были способны прессинговать соперника весь матч, но что делать, если прессингуют тебя? Как перестроить свою игру? Об этом и многом другом я узнал только в Израиле.

Чемпионат там был очень сильный. В сезоне-2000/01 «Хапоэль» занял второе место, после чего обыграла в Кубке УЕФА «Челси» и «Локомотив», а затем в четвертьфинале чудом не прошла «Милан». Футболисты у нас играли замечательные — например, Денис Онищенко или ставший моим товарищем словенец Милан Остерц... Но главное, в Израиле команды старались играть в футбол, что не всегда получается у украинских клубов.

— В «Хапоэле» все у вас складывалось неплохо. Что заставило перейти в заштатный «Бейтар»?

— Когда истек срок аренды, руководство «Маккаби» очень хотело выкупить мой контракт, предложив соглашение сроком на три года, но «Динамо» оценило Михайленко в такую сумму, что заплатить ее сразу в «Хапоэле» не могли. В итоге израильская сторона предложило выплатить эти деньги двумя или тремя траншами, но в Киеве оно не прошло. Пришлось возвращаться домой.

До сих пор не пойму, как не прошли «Партизан»

— Финансовые условия на Земле обетованной вас устраивали?

— На то время в Израиле они были на порядок лучше, чем в Украине. При Лобановском зарплаты у всех были одинаковыми: нам платили по две-три тысячи долларов. Нормальные деньги пошли только, когда появились легионеры, но этого периода многие не застали. Когда поступило предложение отправиться в «Бейтар», я поддерживал форму с дублем. Если Тель-Авив был славен своими курортами, морем и пляжами, то древний Иерусалим поражал красотой архитектуры. Я смотрел на каждый камень и понимал, что на его глазах разворачивалась вся история человечества. Само собой, я носил записочки к Стене Плача, а мой партнер по «Бейтару» Сергей Коновалов, как я шутил, засовывал туда обойные рулоны. И, знаете, многое сбывалось. Притом, что желания были глобальными, а не какой-нибудь шестой айфон. Когда мы приехали, «Бейтар» после пяти туров ни разу не забивал, пропустив в свои ворота 15 мячей. Мы вполне могли вылететь, но одержали важнейшую победу в последнем туре и сохранили команду в высшей лиге. И, наверное, я бы остался в Израиле, если бы в стране не участились заварушки и теракты...

— Вернувшись в «Днепр» вы поразили многих, разъезжая по городу на старенькой «Волге»!

— Ездить какое-то время было не на чем, вот и взял у тестя «Волгу» — он же недалеко от базы живет. Иногда меня принимали за такси и голосовали. А сама машина была такой старой, что прогревать ее приходилось не менее получаса. Руль крутился так тяжело, что заменял занятия в тренажерке, а чтобы включить заднюю скорость, нужно было качать трицепс четыре дня. «Волгу» можно было не только на стоянку не ставить, но и двери не запирать. Как говорил в таких случаях Олег Лужный: «Ты еще ящик шампанского сверху поставь — все равно никто не угонит». В общем, на базу на этом антиквариате я старался не заезжать, чтобы не дразнить своих остроумных партнеров (смеется).

— Однажды вы сказали, что самым большим потрясением для вас было поражение «Днепра» Евгения Кучеревского от «Партизана» в 1/16 финала Кубка УЕФА...

— Мы тогда вышли в плей-офф из тяжелой группы. В Белграде сыграли 2:2. А дома, кажется, еще в первом тайме судья выгнал с поля одного из сербских игроков, и мы оказались в численном большинстве. Игра была под полным контролем: я даже поймал себя на мысли, что мы никак не можем проиграть, ведь гости и близко не доходили до нашей штрафной. Но как оказалось, это было необязательно. На 87-й минуте последовал злосчастный удар чуть ли не с центра поля, какой-то рикошет, и мы проиграли.

После бегства Эраносяна я ходил на допросы в Интерпол

— Чем запомнилось пребывание в кипрском клубе АПОП?

— На Пафосе, где мы жили, расположены лучшие пляжи Кипра, место было замечательное, дом нам с семьей выделили шикарный. У меня на тот момент было неплохое предложение из Азербайджана, где мне обещали платить в три раза больше. Но душевное равновесие я оценил дороже. И хотя с деньгами на Кипре меня в конечном итоге, как водится, обманули, я бы и сейчас поступил также. Достаточно сказать, что наш Ваня после средиземноморского климата три года ходил по Киеву без носок и ни разу не заболел. А какая там интересная и натуральная пища: миллион сортов мяса, клефтико, вкуснейшая завозная рыба, фрукты, маслины оливки, фета...

— Ну а уровень футбола?

— Вполне достойный. При этом ты играешь на прекрасных полях с классными возрастными легионерами. В нашей команде играли очень опытные игроки — болгарин Росен Кирилов, Хосе Антонио Каладо, упомянутый в книге самим Жозе Моуринью, полузащитник сборной Армении Ромик Хачатрян, нигерийский поляк Эммануэль Олисадебе. Кроме того, как раз в то время на Кипре играли Александр Филимонов, Эдгарас Янкаускас, знаменитые греки Траянос Деллас и Никос Махлас...

— А затем тренер Эдуард Эраносян вовлек вас в допинговый скандал...

— Интересный был специалист: разговаривал на трех языках, много работал тактически — после чего у нас пошли результаты, и мы вылезли на четвертое место. Однажды сказал: есть у меня хорошие таблетки, заметно улучшают самочувствие и их начали раздавать игрокам. Я в свои 35 лет знал, что эту ерунду лучше не пить. Мы с Ромиком и Росеном брали их и незаметно выбрасывали, а вот молодежь потребляла. Никто даже и подумать не мог, что это какая-то гадость, ведь давал их сам тренер. Скорее всего, он и сам стал заложником ситуации: просто не знал, чем нас пичкает. Никакого глобального эффекта таблетки эти не давали — чистое плацебо. А потом после одного из матчей двое наших ребят «срезались» на допинг-контроле. И спустя пару недель на тренировку АПОПа приехала комиссия от УЕФА: всех закрыли на стадионе, держали до часу ночи, заставили сдавать анализы. Игроков дисквалифицировали, а тренера нашего искал Интерпол, но след его простыл в один момент. Помнится, нас еще вызывали на дачу показаний в полицию — целое дело завели.

Максимов готов был щедро платить за хорошее шоу

— Вопрос, без которого это интервью будет неполноценным. О вас ходит слава общепризнанного чемпиона по остроумным фразам. Но ваш главный хит — ответ на гневный вопрос Валерия Лобановского: «Кто играл с Федоровым?».

— У нас был разбор двусторонки. Валерий Васильевич был зол, потому что игроки основы потеряли на «стандарте» Сергея Федорова, и тот забил гол. После вопроса в зале для теоретических занятий повисла зловещая тишина. И Лобановский повторил: «Я еще раз спрашиваю: кто играл с Федоровым?». И тут уже я не выдержал: «Могильный и Буре». Хорошо, что Васильич ценил и понимал юмор. Он — умнейший человек, театрал, который любил ходить на хорошие комедии, развивал в себе чувство смешного. Но в своей работе ему приходилось иметь дело с людьми, которые, скажем мягко, не настолько умны. И, конечно же, мы с ним не шутили: нашего юмора он вполне мог не оценить. А успех той моей реплики заключался в том, что на то время тройка Буре-Федоров-Могильный была у всех на слуху, и актуальность шутки была очень высокой. Она разрядила обстановку, сняла напряжение и расслабила мэтра. Иногда он просто улыбался, а тут рассмеялся в полный голос, раскатисто.

— Вспоминает Николай Павлов: «Двигателем прогресса является конкуренция. А у Димы по части юмора и розыгрышей был очень серьезный конкурент — Юра Максимов...

— Розыгрышами я особо не увлекался. Зато Юра мог подговорить всю команду перетащить машину Думенко с одного места на другое. Или поспорить с администратором, что тот съест три или пять килограммов яблок, причем, под кастрюлей с фруктами лежала купюра в пятьсот долларов. Бедный администратор ел эти яблоки при всей команде, и главным заводилой тут был Юра. Кто-то проходил мимо: «Можно яблоко?» — «Нет, это не тебе». Потом поворачивался к администратору: «Ты грызи лучше, не доедаешь, качанчики какие-то толстенькие...» или «Ну ты даешь: как будто из блокадного Ленинграда приехал...». В итоге несчастный администратор не осилил всего лишь с пяток яблочек.

Максимов, вообще, любил заинтересовывать финансово. Чтобы это ни было — побрить одну бровь или съесть полпуда яблок, но все крутилось вокруг денег. Он нередко их проигрывал, но был щедр и легко расставался с деньгами ради хорошего шоу.

Мы с женой прославились на Цейлоне

— Ваше знакомство с женой случилось на автобусной остановке?

— Мы с ребятами ловили такси около Старого моста, чтобы ехать на базу в Приднепровское. Поймали машину и взяли с собой девушку, жившую неподалеку от базы. Подвезли ее до места, где она жила, я спросил номер телефона, она назвала. Сами понимаете, мобильных тогда не было. Но номер я запомнил, утром проснулся, перезвонил: оказалось, что она не обманула. Вот так и завязались отношения. Карина не знала, что я футболист. Видимо, свою роль сыграла шевелюра (улыбается).

— В вашей жизни случались моменты, когда было откровенно страшно?

— В 2000-м году мы с женой отдыхали на Цейлоне — в Шри-Ланке. И пошли искупаться. Но у Индийского океана была особенность, о которой мы ничего не знали. Во второй половине дня там начинается страшный отлив: первые несколько минут мы плескались по пояс в воде, но через какое-то мгновение коснуться дна было уже очень тяжело, а потом мы с ужасом поняли, что нас относит от берега все дальше и дальше. Мы оба неплохо плавали, но несмотря на все усилия, не приближались к берегу ни на сантиметр. Через какое-то время Карина сказала мне: «Я устала, больше не могу». Нас начало относить все дальше. Кричать «Помогите!» показалось обоим стыдным. Карина все говорила: «Ничего, выгребем», но когда береговая полоса практически исчез из нашего поля зрения, я понял, что выбора нет и начал кричать «Help!». И тут же на всех парах к нам поплыл спасатель-малазиец. Сам по себе маленький, на две головы ниже вас, он оказался рядом очень быстро, протянул жене резиновую подушечку величиной с чайник и помог ей вернуться обратно. Я же собрал последние силы и преодолел водоворот отлива быстрым кролем, после чего течение заметно ослабло, и я относительно спокойно добрался до берега. Когда мы выползли на песок, вокруг собралась толпа зевак...

Пришли в номер, молча выпили виски. Жена начинает меня бить: ты, мол, такой-сякой, зачем потащил меня в этот ад, еле живы остались... Упали на кровать, проспали до ужина. Заходим в ресторан, все посетители отеля встают — встречают нас аплодисменты. Карина закрывает лицо руками: «Господи, какой позор». В общем, слава нашла нас даже на Цейлоне. Долгожданный отдых был испорчен (улыбается).

Михаил СПИВАКОВСКИЙ