Валерий Васильевич, мы помним... Спотыкаясь и падая — голый лед, занесенный непрерывно валящим снегом, скользкие каменные ступеньки, мы в который раз пришли к вам, чтобы запоздало объясниться в любви. Ах, если б вы. С другой стороны, к чему тогда были бы все эти лирические излияния!
Тот, кто вправе сказать, что у него имеется собственная история общения с Валерием Васильевичем Лобановским, и не одностороннезаочная («если бы у меня была возможность, я б ему сказал!»), а реальная, скакнувшая с нуля на невероятную высоту добродушного общения, а затем замороженная на отметке «я тебя не трону, но ты понял» — счастливый, многое повидавший и многое понявший в этой жизни человек. Вот я, например.
С высоты прожитых лет, особенно те, что прошли после смерти Васильича и были отмечены активными попытками дотянуться зубами до собственных локтей — «что ж ты, дурак, не пользовался, когда мог, что ж ты не слушал, не внимал?!», могу сказать, что отношения Лобановского с прессой претерпели серьезную эволюцию. Умнейший человек, он при всех своих взглядах и предрассудках, не мог не видеть, насколько переменилась обстановка после развала Союза и что с людьми, в том числе и пишуще-снимающими, «нужно быть мякше», что и реализовал в конце 90-х. То, что новое поколение возомнивших себя работниками СМИ, с одной стороны, воспринимало его как глыбу и легенду, а с другой — категорически не желало вникать в его логику и просто не в состоянии было понять основы его работы (не говоря уж о том, чтобы проникнуться его фанатичным отношением к профессии, к футболу!), на определенном этапе помогало... Увы, люди не меняются, и первые же, пусть небольшие, но уже досадные неудачи послужили поводом для резкого охлаждения к Лобановскому.
Я сам прошел через все это. Наше очное знакомство (до того он меня просто ВИДЕЛ, ну а я, разумеется, был знаком с Мэтром заочно) завязалось летом 1999 года, когда Украина в тяжелейшей борьбе обыграла на выезде Исландию в отборе Евро-2000 — 1:0. Тогда я позволил себе в грубой форме написать о том, что критика наших футболистов неуместна — просто потому, что они выиграли в Рейкьявике, а никому из конкурентов это не удалось. На следующий день пресс-атташе «Динамо», ныне его вице-президент Алексей Семененко передал мне комплимент от Валерия Васильевича, который заставил меня не то чтобы прыгать от радости по съемной квартире. Хотя, может, и скакал, с тех пор уж два десятка лет без малого минуло!
Потом было многократное общение на динамовских выездах — в аэропортах, на тренировках накануне матча, а один раз я набрался наглости, подошел в самолете и завис у кресла Лобановского на добрый час. Было, было, коллеги не дадут соврать. Был и тот самый комичный эпизод, когда на тренировочном поле в Милане я завис между Лобановским и Шевченко, напрочь испортив телевизионщикам съемки исторической встречи Учителя и Ученика.
Закончилось все плохо. В Дортмунде, после 1:4 от Германии в плей-офф отбора на ЧМ-2002, я в свои 32 не нашел в себе ума и сил простить Лобановскому манкирование пресс-конференцией, куда он послал своего помощника Леонида Буряка, постановку в основу Тимощука вместо наказанного за упущенного в первой игре Баллака Гусина (Тимощука пришлось заменить после трех голов в первые 15 минут), беспомощную фразу «Очень трудно играть, когда на первых минутах тебе забивают трижды», а также то, что он не отпустил Гусина из сборной в роддом к жене и к новорожденному сыну. В то время мне этого было более чем достаточно, а уж когда в начале января следующего года Лобановский дал редкую большую пресс-конференцию, мы с Андреем Шаховым разнесли ее в «Футболе» от всей души. Васильич позвонил мне сам — кажется, впервые! — и мягко выговорил за то, что я сработал на Москву, которая-де охотно подхватит любую гадость о нем.
Потом мы встретились на «Динамо», еще не его имени, и долго говорили в режиме монолога — разумеется, его. Лобановский часто повторял одно и то же — не в одном разговоре, но на разных мероприятиях («Чего же новенького вы хотите в футболе, Артем?»), но не из-за того что страдал-де склерозом. Нет, он всего лишь так и оставался непонятым, потому что подавляющее большинство окружающих недотягивало до него по слишком многим параметрам. Увы, в числе таковых оказался и я, о чем безумно сожалею по сей день. Грешен. Но пусть кто-то бросит в меня камень.
С тех пор пришлось прочитать очень много всего, поговорить со многими из тех, кто располагался выше или ниже Лобановского по административной лестнице, услышать тучу баек (лучшая — «Неубедительно как-то!» Ну и партнеры Федорова, Могильный и Буре — отдельная и очень классная песня.), убедиться или опровергнуть тысячу предубеждений. А в итоге все равно, как ни крути и как ни убеждай, получается главное: не бывает великих, которых понимали бы полностью, не бывает великих, которые считали бы, что их поняли. Такова их судьба, и дело не в среднестатистическом Артеме Франкове или еще ком-то. Дело в том, что они сами выбирают такую участь и жертвуют собой, чтобы сделать лучше мир и Игру.
Как журналист я безумно скучаю по Тренеру, каждое действие, каждое слово которого становилось неубиенным информационным поводом на грани афористичности. Как болельщику мне должно повеситься, что наш футбол, и не только он, не рождает больше личностей такого масштаба. Как человеку. А вот это я, пожалуй, оставлю при себе. Память жива. Такая память не умирает.
Артем ФРАНКОВ, журнал «Футбол», № 1
Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости