Игроки прошлого никуда не исчезают. Они остаются не только в нашей благодарной памяти, но и вместе с нынешним поколением футболистов — незримые и вечно молодые! — каждый раз «выходят» на поле. И вносят свой ощутимый вклад в новые победы и успехи.
Для меня, например, рядом с Александром Шовковским невидимо маячат Олег Макаров и Евгений Рудаков... Бок о бок с Александром Головко ведут воздушные единоборства Василий Турянчик, Анатолий Коньков, Олег Кузнецов... Вместе с Андреем Гусиным рвутся к воротам Юрий Войнов, Виктор Серебреников, Владимир Мунтян... А Сергею Реброву и Андрею Шевченко не обойтись впереди без Андрея Зазроева, Виктора Фомина, Олега Базилевича, Виталия Хмельницкого... И, конечно, без такого блистательного форварда 50-х годов, как Михаил Коман.
Пятьдесят лет отдал родному динамовскому клубу Михаил Михайлович, уже отметивший свое семидесятилетие! В далеком 1954 году именно Коман забил тот самый решающий гол, который впервые сделал киевское «Динамо» обладателем Кубка СССР. А потом он стал тренером и способствовал тому, что «Динамо» (Киев) долгие годы, вплоть до распада Союза, было лидером советского футбола. Теперь о «Динамо» говорит весь мир!
Михаил Коман в 1963 году написал книгу «Атака». Я недавно перечитал ее с большим удовольствием. В ней все интересно, все поучительно. Жизнь Михаила Михайловича — это бесконечные атаки! И не только — на ворота соперника, но и — на жизненные обстоятельства, которые не всегда складывались в его пользу.
Атаки на судьбу: «Беда не обходила нас стороной: старшего брата избили в тюрьме, и вскоре он умер. Братья и сестры заболели туберкулезом»
В Виноградове дружно жили украинцы, русские, евреи, венгры, румыны, немцы... Даже тени вражды не было между нами. Поэтому, когда евреев заставили носить желтую звезду, мы это восприняли, как оскорбление и в наш адрес. Они без нее не могли даже выйти на улицу! Как можно так унижать людей? У нас были случаи, когда евреев замуровывали, оставляя только окошко для еды, и так спасали им жизнь с риском потерять свою собственную.
Разъезжали мы на игры по Закарпатью в американских грузовиках «студебеккерах». Две скамеечки — по бокам и еще одна — посередине. Брали с собой болельщиков, девочек. Компания всегда подбиралась веселая.
Меня тренировал Шустер, бывший игрок сборной Венгрии. Он подарил мне красные бутсы и рекомендовал меня в знаменитый будапештский клуб «Ференцварош». Но отец сказал: «Ты должен быть машинистом!» — и никуда не отпустил.
В шестнадцать лет я уже играл за взрослую команду Виноградова — «Партизан». Получал муку, подсолнечное масло и зарплату — девятьсот рублей. В свободное от футбола время работал механиком на мельнице. Помогал отцу содержать семью.
Беда нас не обходила стороной. Старший брат Андрей пытался с товарищами убежать в Россию, но венгры их поймали, одного пристрелили, а брата так избили в тюрьме, что он вскоре умер. А тут еще в семью попала больная корова, и мои сестры и братья заболели туберкулезом. Я уже тогда находился в Киеве, посылал к ним врачей, доставал путевки в санаторий. Вытащил их таки из болезни!
В ужгородский «Спартак» меня взяли силой. Вызвали нас с директором Виноградовского мельуправления Степаном Иосифовичем Штейфаном на ковер к первому секретарю райкома партии Ивану Ивановичу Турянице. Сначала зашел директор. Вышел оттуда с побледневшим лицом и — ко мне: «Миша, подпиши то, что тебе скажут, а не то меня снимут с работы». А мне первый секретарь сказал так: «Или ты, говнюк, идешь к нам, или мы тебя отправим в Донбасс на восстановление шахт».
Я не столько за себя испугался, сколько директора было жалко, который ко мне очень хорошо относился. Поэтому согласился переехать в Ужгород и выступать за «Спартак».
А в 1948 году всю нашу команду — двенадцать человек — после финала Кубка Украины пригласили в Киев. Сначала мы играли за дубль, всех «чесали» и собирали на «Динамо» полный стадион.
Атака на вратарей: «Я всегда шел на добивание мяча. Вратари, на которых наскакивал, грозились меня сломать. Крепко выражались»
Я, в основном, брал своей футбольной хитростью, скоростным мышлением. Рассчитывал полет мяча, чувствовал, где могу его поймать. Контролировал угол прострела, находясь где-то возле штанги, откуда легче забить.
И все время шел на добивание мяча! Вратари этого не любят. Когда кто-то постоянно наскакивает на них, они, хочешь не хочешь, начинают нервничать и допускать ошибки. Я то и дело слышал от них: «Уходи, а не то я тебя сломаю!». И покрепче выражались.
На тренировках я тоже набегал на вратаря. Наш голкипер Анатолий Зубрицкий отобьет мяч, еще лежит, а я — тут как тут. Удар — гол! Он вскочит разъяренный: «Ты что, черт подери, меня туг добиваешь? Иди отсюда!».
Когда Зубрицкий выступал за московский «Локомотив», мы встречались с ними на их поле. Он вышел из ворот и готовился перехватить навес в штрафную площадку. А я сбоку стоял, он меня не видел. Я неожиданно выскочил перед ним и головой послал мяч в ворота. Мы тогда победили. Руководство «Локомотива» подумало, что Анатолий специально пропустил гол бывшим одноклубникам, и уволило его из команды.
Играем с московским «Динамо». Я выхожу один на один с их вратарем Алексеем Хомичем. Сейчас забью! А он мне вдруг кричит: «Миша, свисток был от судьи — вне игры!» Я поверил, повернул голову к арбитру. А Хомич раз — и подобрал мяч. Смеется: «Ты самый порядочный парень!» Перехитрил меня...
Вратарь ленинградского «Зенита» Леонид Иванов прыгнул не на мяч, а на меня. И притворился, что получил травму. Судья растерялся, не дал пенальти. А я с разрывом передней крестообразной связки долго не играл... Это случилось в 52-м, когда мы все время лидировали в чемпионате СССР, могли взять «золото», но в итоге получили «серебро».
Атака... рукой: «Яшину я тоже хитро забивал. Лев Иванович злой был на меня»
В 1951 году мы последнюю встречу проводили в Киеве с бакинским «Нефтяником». Побеждаем — остаемся в высшей лиге, нет — вылетаем. Счет ничейный. Мы атакуем. Бакинцы уже нам нарочно уступают, но мы, как назло, все мажем и мажем. Ну не идет мяч в ворота, хоть убей!
Очередная подача с фланга. Я прыгаю, но до мяча головой не дотягиваюсь. Тогда поднимаю руку и забиваю ею...
Судья стоял рядом, но сделал вид, что ничего не заметил. И бакинцы не протестовали, поскольку понимали наше положение.
Были ли угрызения совести? Как вам сказать?.. Нам надо было выиграть во что бы то ни стало! А для наших соперников та игра ничего не значила. Вот это как-то успокаивает...
Льву Яшину я тоже однажды рукой забил. Мяч уже уходил за линию ворот, и я, прикрывая действия рук от судьи, незаметным толчком левой переправил его в ворота.
Был еще игровой эпизод, связанный с Яшиным. Здесь, на Центральном стадионе, Георгий Грамматикопуло подает угловой. Передо мной — защитник Виктор Царев и вратарь, стоим плотно, почти впритирку. Царев собирается сыграть головой, хочет подпрыгнуть, а я в этот самый момент его тихонечко рукой толкаю, не даю подняться в воздух, и взвиваюсь вверх сам. Удар головой — мяч в сетке!
Что тут началось! Царев набросился на судью: «Он меня толкнул!» И Яшин подскочил: «Да, да! Я видел!» А судья что? Он мою хитрость не раскусил, и мяч засчитал.
Лев Иванович злой был на меня за этот гол...
Атака на Кубок: «Финал играли «втемную». Против ереванцев и братьев Старостиных»
В 54-м мы на пути к финалу Кубка СССР одолели очень сильные команды — московский «Спартак», ЦСКА, ленинградский «Зенит» и встретились в решающем поединке с ереванским «Спартаком». Наших соперников усиленно готовили братья Старостины, которые только что вышли из заключения.
Напряжение перед матчем было огромное. Мы друг друга подбадривали: «Ну, ребята, надо как-то победить, есть же возможность». Накануне игры я никак не мог сомкнуть глаз.
Туман во время финала был такой, какого я еще не наблюдал никогда. По сути, играли «втемную». Видели на поле только тех, кто находился рядом, больше никого.
В первом тайме я выскочил один на один с вратарем, но он близко находился, пришлось его обводить. Я очутился на линии ворот. Ударить? Нет, рискованно, слишком большой угол. Тогда я разворачиваюсь и отдаю пас Виктору Терентьеву, который стоял в пяти метрах от пустых ворот. Тому оставалось только «щеку» подставить.
Болельщики на трибунах болели больше за нас. Киевское «Динамо» в Москве тогда любили. У нас была сильная, техничная команда, за которую выступали классные игроки — Олег Макаров, Андрей Зазроев, Виктор Фомин... Пасы Виктор мог давать ювелирные — с точностью до одного метра.
Именно от него во втором тайме последовала передача с центра поля. Мяч упал между мной и вратарем. Несемся друг другу навстречу. У кого нервы крепче? Мой расчет был точнее... Мяч подпрыгнул, и я легко перебросил его в сетку.
Это был первый успех киевского «Динамо» в Кубке СССР. Мы ехали домой и не могли налюбоваться почетным призом. Пили из него шампанское.
Народу на вокзале встречать нас собралось видимо-невидимо. Такая была радость! Мы взяли Кубок в честной борьбе, за счет лучшей организации и атаки. Ни о каком подсуживании в те годы не могло быть и речи. Нас судили высокопрофессиональные арбитры. В Москве и Киеве матчи нередко обслуживали бригады столичных судей. И претензий к ним не возникало никаких.
Киевское «Динамо» не испытывало робости ни перед кем — каким бы титулованным ни был соперник. Помнится, приехала в Киев бразильская команда «Васку да Гама». Они перед этим обыграли мадридский «Реал», парижский «Рэсинг», лиссабонскую «Бенфику», «Атлетико» из Бильбао. А нам уступили — 1:3. Их защитники были до того техничные и смелые, что в своей штрафной площадке обводили нас, нападающих.
Во встрече с югославским «Партизаном» я впервые увидел, как игроки противника аплодируют нашему вратарю Олегу Макарову. Ему били с близкого расстояния, а он взял мяч намертво. Югославы не скрывали своего восторга.
Атака на Москву: «Спартак» был «моей» командой, я им забивал больше, чем другим!»
Свой первый гол советским клубам (после того, как Закарпатье присоединили к Украине) я забил московскому «Спартаку», выступая за команду Виноградова. Они у нас находились на сборах и провели с нами товарищескую встречу.
После этого как-то так получалось, что спартаковцам я забивал больше, чем кому-либо другому. Это была «моя» команда!
С приходом в Киев Вячеслава Соловьева у нас с Москвой борьба пошла, можно сказать, не на жизнь, а на смерть. Он настраивал нас на золотые медали, говорил, что для этого необходимо прежде всего во встречах со столичными клубами набрать пятьдесят-семьдесят процентов очков. Нельзя было уступать «Спартаку» и «Динамо» — нашим главным конкурентам.
Он сам был москвич и имел связи с прессой, с футбольным руководством в верхах. Чуть что — мог потушить какие-то разговоры, скандалы.
Говорят, что наше чемпионство в 1961 году было воспринято Москвой очень болезненно, как трагедия. Это не так. Успех киевского «Динамо» был преподнесен как результат государственной политики, дружбы народов, когда все нации равноправны. Точно так же потом реагировали на «золото», завоеванное грузинами, армянами... Здесь лишнего придумывать не надо.
Чтобы превзойти столичные клубы, мы дружили с тбилисцами, алмаатинцами, ростовчанами... Особенно хорошие отношения у нас наладились с грузинами. Мы к ним постоянно ездили на сборы, тренировались на их базе. Очень гостеприимный народ.
Мы их выручали, они — нас. Были случаи, когда мы им отдавали очки в Тбилиси. А они обыгрывали наших конкурентов, когда принимали их на своем поле, не поддаваясь ни на какие уговоры с их стороны.
Москве не нравилось, конечно, что у нас такая футбольная дружба с другими республиками, но что она могла поделать? Доказать что-либо было невозможно. Это вопрос очень тонкий... А задавить Украину и «Динамо» (Киев) Москва боялась. С нашим хозяином Владимиром Щербицким считались. Представляю себе, какие он вел разговоры на самом высоком уровне, когда отстаивал интересы своей республики, своего народа!
...Виктор Маслов высшего образования не имел, но в футбольной науке разбирался как никто. Человек он был добрый, очень любил ребят, баловал их. Порой это даже шло во вред. При нем игроки могли расслабиться, выпить. Он старался такие моменты прикрыть. Надо было людей наказывать, а он их прощал. Всю вину брал на себя. И подобные случаи накапливались, накапливались...
С ним болельщики любили поговорить. В тбилисской гостинице подошли к нему несколько человек. Разгорелся спор. А Маслов на язык свободный был. Что-то сказал резкое, и грузины начали его колотить. Прибежала милиция, схватила драчунов. Но Маслов потребовал: «Отпустите их!» Понимал, что любя побили.
Он пережил страшную трагедию. Его жена шла с восьмилетним сыном по улице, а тут наезжает машина и убивает малыша. Как жить после этого?
Он был живой человек, мужчина, как говорят... Заботился об одной одинокой женщине с двумя детьми. Ну, и пошли жалобы на него в ЦК, наговоры... То ли на его место охотились, то ли другие имелись причины... И Маслова сняли. Он плакал, как ребенок. Жалко его было.
Второй мой любимый тренер, с которым мы Москву побеждали, — Валерий Лобановский. Считаю его тренером века, преклоняюсь перед ним. И, думаю, в украинском футболе не было бы таких резких спадов, если бы он никуда не уезжал, а продолжал работать здесь. Щербицкий, будь он жив, ни за что бы его не отпустил. Да, много тогда игроков уехало за границу. Но Васильич, если бы остался, нашел бы новых исполнителей и сделал бы из них отличную команду.
Что и вышло, когда он вернулся. Он снова поднял «Динамо» за короткий срок. И это доказательство того, что он на правильном пути.
Лобановский на вид всегда был такой строгий. Только посмотрит на игрока, и тому уже ясно, что тут не до шуток. Всех держал в руках! Такого не было, чтобы кто-то сопротивлялся, не подчинялся ему, что-то делал вопреки его требованиям. Как он сказал — так и было. Люди порой на него обижались, уходили, но все равно со временем признавали, что он был прав.
Тот, кто его слушался и все выдерживал, достигал больших успехов: и футбольных, и материальных. Это относится к любому игроку киевского «Динамо», кого он готовил и направлял по жизни. Игорь Беланов где-то сопротивлялся, а пришел в Киев и стал Белановым, а не кем-то. А был бы Олег Блохин тем, кем он есть, если бы не Лобан?
И по житью-бытью не возникало никаких вопросов. Все решалось быстро. Лишь бы игроки отдавались футболу душой и сердцем.
Меня всегда удивляло, когда игроков списывают в тридцать лет. Думаю, что это неправильно. Я сам закончил в тридцать один, но чувствовал, что мог бы еще играть. Футболист в эти годы накапливает опыт, ум, технику, и он может принести гораздо больше пользы команде, чем иной молодой игрок.
Отец у меня умер в восемьдесят лет, и гены, конечно, сказываются. Но главное все же — движение, моральная стойкость. Не падать духом! Не расслабляться! Человек, который ищет для себя какой-то добавочный отдых, передышку, уже подвергает свое тело умерщвлению. Мышцы должны быть в напряжении. Если не вести активный образ жизни, умертвить себя можно и в сорок, и в пятьдесят лет. Поэтому никогда не надо прекращать атаки на самого себя — на свои слабости, недостатки и прихоти!..
Михаил НАЗАРЕНКО Футбол на Бессарабские ворота.
Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости
× 85
Загрузка комментариев
