На той трибуне.

Порою мне кажется, что наша жизнь сродни бильярдному столу, а люди – шары. Судьба своим непостижимым кием придает импульс лишь одному, а он уже раздает эту энергию остальным.

Я не люблю годовщины. Есть в них, что-то надуманное. Все эти даты, числа, - все это условности. Все это придумали люди. Как систему мер и весов.

Есть система СИ, а есть английская. Дюйм или фунт совсем не похожи на сантиметр или килограмм. В одной системе круглое число, а в другой дробное, хотя отражают одно и то же.

Так и с датами. Круглые они или квадратные, это все условности.

Последние десяток месяцев ко мне приходят люди, которые ушли из этой жизни в один год. Это не родственники, не друзья, не приятели, которых мы стараемся помнить и поминать. Нет! Но они приходят и осторожно царапают сердце, как бы напоминая о себе. А потом начинают говорить. Нет, это не разговор в привычном понимании диалога. Это какое-то «пакетное» двустороннее общение на подсознательном уровне. Я долго не мог понять почему я, зачем все это? Пока они мне не сказали. Нет, не в прямую, а как бы намекнули. Они хотят, чтобы их помнили. Поминали. Это для них важно.

С этими людьми меня судьба столкнула по касательной. Таких столкновений в жизни – миллион. Все не упомнишь, но эти моменты я помнил. Еще до их смерти. И периодически размышлял над ними. Может поэтому они ко мне и приходят? Не знаю. Полгода мы вели разговор, что я могу для них сделать и в конечном итоге пришли к пониманию, что я должен рассказать о тех незаметных касаниях судьбы. Что я и делаю.

Белькевич.

Это был матч в прохладный день начала декабря на динамовском стадионе. Боролись с «Днепром». Валек уже завершал карьеру, поэтому я за ним наблюдал с удвоенным вниманием, чтобы впечатать в голову детали. Сам матч я не помню, но помню один эпизод, который врезался в память. В ворота «Днепра» по правому краю атаки назначается штрафной. Метров десять по диагонали от угла штрафной площадки. Можно пробить, а можно и навесить.

К мячу подходит Белькевич. Как свойственно только большим мастерам, тщательно утаптывает газон выравнивая площадку для мяча, затем наклонившись долго крутит его в руках определяя положение ниппеля, потом тщательно устанавливает мяч на газон.

В это время, боковым зрением, я замечаю как от нашей штрафной к точке удара, почти шагом, начинает движение Родриго. Помните, был такой лось из Бразилии. Ну он еще с Алиевым пенделя отрабатывал. Так вот, пока Белькевич колдовал перед ударом у мяча, Родриго сзади бесшумно подобрался к Валентину.

И в тот момент, когда Белькевич разогнулся установив мяч и начал прицеливаться перед ударом, Родриго, молча, стоя за спиной у Валентина, выбрасывает ногу и по дуге перекатывает мяч к себе.

Валек обернувшись, лишь взглянул удивленно на футбольного жлоба и не говоря ни слова трусцой двинулся не в штрафную, а в зону подбора мяча. Родриго же, не заморачивался с мячом, а оставил его в том положении, что украл у Белькевича, разогнался и врубил на трибуны.

Через пару минут Белькевича заменили и он через скамейку запасных, шагом отправился в раздевалку. Так и осталась в моей памяти спина уходящего Белькевича, одного из самых интеллигентнейших и талантливейших мастеров нашего футбола.

Гусин.

Как и у многих, в моей голове иногда возникают совершенно несбыточные идеи, которые хочется реализовать. Умом понимаешь, что бред, а душа толкает на подвиги. Словом, задумал я написать книжку о футбольном чемпионате 2006 года. О тех кто играет, от тех для кого играют. Некая исповедь игроков перед болельщиками. Сложность заключалось в том, что меня никто не уполномочивал на роль священника, а игроки не задумывались об исповеди. Но я почему-то был уверен, что смогу их разговорить. Ну, бред, я же предупреждал. Жил с этой мыслью я несколько лет.

Но душевный порыв начал побеждать. До этого я неоднократно перебирал состав сборной в поисках того с кем можно начать разговор. Остановился на Гусине. Ни явок, ни паролей, ни телефонов у меня не было. Обратился к одному человеку, он знает о ком я, который по моим прикидкам мог мне помочь в этом вопросе (дай Бог ему здоровья!) и он без лишних слов и вопросов помог. Единственное о чем попросил, чтобы даже под пытками не раскрывал источник.

Позвонил. Андрей воспринял звонок напряженно, но не интересовался как я вышел на связь, лишь попросил сбросить ему ссылки моих опусов. Сказал, что ознакомиться и через пару тройку дней я могу ему перезвонить. Сбросил. Не знаю, читал он, что-то или нет, но второй разговор был уже совсем другой. Он как бы ждал его и сразу начал исповедь. Как будто торопился, что не успеет.

Я годами готовился к этому первому, наиважнейшему разговору, готовил вопросы, определял канву… А он, как будто все это знал, как будто все это время был рядом и знал главные вопросы. Перебивая меня, он говорил: «Я все расскажу! Не переживайте. Этот успех обеспечила команда!»

Я попытался двигаться по намеченному мною плану и произнес фамилию Блохина.

• Да я же сказал, - все расскажу. Блохин не играл той роли, что ему приписывают, - торопливо говорил Андрей, - извините, мне надо идти, я уже опаздываю. Созвонимся.

Угораздило же меня с этим звонком дернуть Гусина перед самым матчем ветеранов на который он торопился. А потом он уехал. А потом, я не решался первым позвонить, чтобы опять не попасть в неудобный момент и все ждал, что он сам наберет, когда будет свободен. А потом он погиб.

Закарлюка.

Играли киевский «Арсенал» с луганской «Зарей». Был погожий летний день и все сложилось: я отправился на Оболонь. Хотелось посмотреть на реконструированный камерный стадион пивзавода, глянуть на Заварова-тренера, присмотреться к молодежи.

Оказалось, все как всегда у нас бывает. Сданный стадион был в процессе достройки, но на центральную трибуну мы попали. Правда пришлось пройти мимо вагончиков раздевалок-времянок и уже выстроившимися на игру командами. Проходя вдоль двух шеренг стоящих футболистов, я ничего умней придумать не смог, чтобы подбодрить киевлян, брякнул типа, что ждем победы с сухим счетом.

Правая шеренга «Зари» глянула на меня глазами ленивого волка, как бы давая понять, что еще одна фраза…

Обернулась и левая. На секунду я встретился взглядом с Закарлюкой. В них читалось не просто многое, в них читалась вся жизнь. Безусловно, мне было в ту же секунду невероятно стыдно за смороженную глупость. И не только потому, что пользуясь преимуществом домашней встречи, я невольно давил на соперника. Это присутствовало, но лишь фоном. Главная причина самобичевания было обозначена в глазах Сергея. Я понял какую сморозил глупость. Это для нас болельщиков, футбол это игра, а для настоящих профессионалов это жизнь. И к ней они относятся серьезно, а я позволил себе влезть туда, где не должен находится. Он готовился к игре, был уже там, в своем мире. А тут я. Походя разрушил то неосязаемо хрупкое, что дает настоящему мастеру перевес в единоборстве. Словом я по сей день помню глаза Сергея и все то, что он мне сказал этим одним мимолетным взглядом.

Во всех трех случаях я не воспользовался энергией, которую получил, а передал ее в борт, в пустоту. А ведь мог прокатиться по столу-жизни и раздать ее другим шарам-людям.

В случае с Белькевичем, мелькнула шальная мысль поднять вопрос о том как мы равнодушны к угасающим звездам. Не знаю, насколько это помогло бы погасить бурю переживаний в душе мастера. В любом случае, это если бы не предотвратило преждевременную смерть, то во всяком случае было бы тем лекарством, которое ее отодвинуло. Но не сделал. Не написал. Не поднял. Оставил в себе.

С Андреем все еще проще. Я не переборол эффект Даннинга-Крюгера. Побоялся быть назойливым идиотом. Мне до сих пор кажется, что если бы я сделал нужный шаг, то Андрей был бы занят разговором со мной в тот день, а не оказался бы в седле мотоцикла.

А Сергею я остался должен вопросом к Блохину. Просто вопросом, в котором бы упоминалась фамилия Закарлюки. Не рассматривает ли он вопрос возвращения Сергея в сборную. Была у меня такая возможность. Но ее оттеснили игры с французами, итальянцами и прочей текучкой. Не задал. И думается мне, что будь Сергей в сборной, то жил бы до сих пор.

Возможно я все преувеличиваю. Возможно рулю не туда в своих размышлениях. Возможно. Но с того момента как я начал писать этот текст, ребята перестали меня тревожить. Давались эти слова нелегко и не быстро, но ни разу ушедшие не вмешались в процесс. Думается мне они сейчас там, на той самой высокой трибуне наблюдают за нами. Они уже ничего не могут изменить. А мы можем. Видимо это они и хотели сказать.

Поэтому, вспоминайте и поминайте. Поминайте всех кто уже на той трибуне.

Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости