Алексей Смертин: «Мы настолько боялись Яковенко, что я умолчал о травме, когда надорвал заднюю мышцу»

Бывший полузащитник сборной России Алексей Смертин в своей колонке на Sports.ru вспомнил легендарные тренировки Павла Яковенко в «Уралане».

«Уралан» — важнейший клуб моей карьеры. Я перешел туда из Ленинск-Кузнецкой «Зари» в середине сезона-1997 и узнал, что такое футбол высокого класса. Вроде бы та же лига — но совсем другой мир. Суровый, но безумно интересный.

Осторожно: здесь я опишу жесткие упражнения Павла Яковенко. И расскажу, почему скрыл от всех травму

В «Заре», где я провел три года, тренер Сергей Васютин собрал лучших игроков со всей Сибири, мы играли в а-ля спартаковском стиле, где все бежали в атаку, только не каждый дорабатывал в защите. Здорово смотрелись дома, но почти не побеждали на выезде. В какой-то момент я понял, что перерос этот уровень, и нужно идти дальше.

Васютин упорно не хотел меня отпускать, но я нашел выход. Мне дали по контракту квартиру и должны были предоставить машину — но не сделали это вовремя. Тогда я обратился в КДК — и «Заре» пришлось меня отпустить. Признаю, это было не очень красиво, но я чувствовал, что поступаю правильно. Васютин злился, позднее я лишился квартиры, но ни о чем не жалею — важнее была перспектива.

«Уралан» тогда тренировал Павел Яковенко. Он удивил меня еще в начале сезона, когда сказал в интервью, что его команда станет чемпионом и выйдет в высшую лигу. Стиль тренировок Яковенко я бы описал так: методика Лобановского в гипертрофированной интерпретации. Ребята, с которыми Яковенко работал после «Уралана», говорили, что он стал мягче. Но нас он не жалел.

Я начал подозревать, что в «Уралане» все очень грозно еще в «Заре». После первого сбора к нам из Элисты сбежал Серега Кормильцев, оставив Яковенко записку: «Извините, пожалуйста, не выдержал нагрузок. Возвращаюсь в родной клуб». Но Серега быстро понял, что поступил неправильно, и вернулся.

Вскоре в Элисте оказался и я — полетел с командой на сборы в Италию. Яковенко давал просто сумасшедшие упражнения, которые невозможно забыть. Вот некоторые из них.

1. Рывки 100 метров от лицевой до лицевой: 30 раз туда-обратно, небольшая пауза — и снова 30 рывков. Представляете?

2. Легендарные «Лягушки» — с низкого приседа выпрыгиваешь вверх. Тренер по физподготовке говорил, что надо прыгать недолго, а то мышцы совсем забьются, но Яковенко с ним не согласился: «Да они в хорошей форме, пусть прыгают через все поле».

3. Но самое жуткое — набивать мяч на скорости от лицевой до лицевой. Яковенко требовал, чтобы мы это делали по-разному: правой ногой, левой, коленями, головой. И постоянно кричал, что нужно держать линию. Когда я был неопытным, очень трепетно к относился к задаче и приходил последним, потому что выполнять упражнение идеально почти невозможно: сбивается темп, дыхание, нервы на пределе. Но со временем я перенял способ украинского полузащитника Юры Грицына: он подбивал мяч вперед и продолжал жонглировать, когда тот отскакивал от земли. Мы поняли, что намного важнее держать скорость и линию, а не мяч в воздухе.

Тренировки проходили даже в дни матчей. Да-да, например, игра начиналась в 18:00, а в 9:00 мы пахали на тренировке. На сборах Яковенко не смягчал занятия в жару больше 30 — ребята падали в обморок. Многие не выдерживали и уезжали. Человек вроде бы на просмотре, тренируется рядом уже несколько дней, а потом внезапно пропадает. Андрей Анненков, который до Яковенко играл у Лобановского, говорил, что нагрузки Яковенко намного жестче. И я ему верю.

Мы настолько боялись тренера, что я умолчал о травме, когда надорвал заднюю мышцу. Даже сейчас ее трогаю — и чувствую рытвину. Целый месяц тренировался, испытывая жуткую боль — жгло, болело. Почти со слезами на глазах, пока все это не зарубцевалось. Глупо, наверное, но я боялся гнева Яковенко, боялся потерять место в составе. Он очень не любил травмы и ротацию.

Основа, кстати, страдала от нагрузок чуть меньше запасных, потому что после матчей нам давали какой-то отдых, а запасные еще умудрялись тренироваться после игры. В итоге мы были настолько серьезно готовы, что добивали на последних минутах даже самые закрытые команды — и силы еще оставались.

Яковенко, кстати, соответствовал своим требованиям. Серьезно качался, до тренировок ездил в тренажерный зал. Причем часто брал с собой весь состав и персонал. Некоторые сотрудники в конце сезона жаловались, что им это нафиг не нужно, но приходится ходить. Пока Яковенко качался, люди спали на тренажерах.

После чемпионства Яковенко даже не отпустил нас в отпуск, а повез в Кисловодск попить лечебную воду и пройти процедуры, чтобы быстрее восстановиться к следующему сезону. Несмотря на все это, мы даже между собой не обсуждали его в плохом контексте. Максимум могли сказать: «Ну Паша дает!» Думаю, тут сложились несколько факторов: команда выигрывала, добивалась целей, деньги платили (много и в долларах).

Мы и терпели. Молодые были.

Яковенко не нравилось, когда игроки переставали думать о футболе. Вот как я рискнул признаться, что обсуждаю музыку

Жесточайшая дисциплина была не только на поле. В гостиницах на этажах дежурил персонал клуба, чтобы следить, кто и во сколько возвращается. Кормильцев рассказывал, как Яковенко зашел в его номер посреди ночи:

— Ты что, не спишь?

— Да нет, сплю.

— Как-то плохо спишь.

Помню, в клуб пришел тренер по физподготовке Николай Кушнир, воспитавший чемпионку мира в тройном прыжке Инессу Кравец, и мы с ним сошлись на фоне музыки. Он мне открыл Wishbone Ash, T. Rex, King Crimson. Мы обменивались кассетами, я обожал слушать рок. Кушнир мне даже сказал:

— Далеко пойдешь.

— Почему?

— Правильную музыку слушаешь.

И вот как-то мы сидели с Кушнирым в его комнате, мило болтали, и зашел Яковенко. Спросил с подозрением:

— О, а ты что тут делаешь?

— Музыку обсуждаем.

— Музыку? О футболе думать надо.

Честно говоря, ни о чем другом и не получалось. Две тренировки в день, сходить было некуда — никаких театров и кино. Максимум — прогулка по главному проспекту к администрации города. Перед глазами популярная картина: жены стоят под окном, мы к ним спускаемся поговорить, а потом поднимаемся обратно.

Какое-то время мы с женой Ларисой жили в квартире, которую нам выделил клуб, — в хрущевке. Там была безумная жара — никакого кондиционера, разумеется. На смесителях стояла марлечка, чтобы желтая вода текла хотя бы без соли. Лариса в тот момент была беременна, и мы смачивали для нее простынь, чтобы хоть как-то можно было лежать, а вторую клали на вентилятор. Когда уже стало невыносимо, я прятал Ларису в своем номере гостиницы. Она ходила исключительно по черной лестнице, а я носил ей еду из ресторана в холле. Но это уже было в следующем сезоне при тренере Виталие Шевченко. С Яковенко, конечно, такое бы не прошло.

И все равно я очень благодарен Яковенко. Его упражнения потом давал Моуринью

До Яковенко я всю жизнь играл атакующего полузащитника, а он увидел во мне оборонительный потенциал. На тренировках у меня выработался навык отбора, которого раньше не было. В квадратах Яковенко нельзя было давать оппоненту два раза подряд принять мяч. Если это происходило, тренер орал: «Плотнее! Отбирай! Жестче!» Естественно, в таких условиях все действовали на максимуме.

Когда травмировался центральный защитник Виталий Литвинов, Яковенко даже не предупредил меня, что хочет передвинуть на его позицию. Я узнал об этом в раздевалке на установке перед матчем — и обалдел. Предстояло играть против лучшего бомбардира лиги Алексея Чернова. Но все получилось: я вцепился в него как собака и не давал получать мяч на нашей половине. Ему приходилось спускаться на свою, но я и там его успешно атаковал.

Установки Яковенко — это вообще отдельный вид искусства. Когда я играл левого полузащитника, он брал на макете мою фишку и объяснял задачу максимально емко: «Здесь подач нет (показывая на нашу штрафную), а здесь есть (на чужую)». Это означало, что я должен создавать остроту у чужой штрафной и не допускать навесов в свою.

За полгода я получил невероятный опыт. Суровая школа Яковенко дала мне фундамент: научила читать игру, начинать атаки, действовать на опережение, быть ответственным не только в атаке, но и в обороне. Когда я приезжал в Англию и во Францию, многие тактические нюансы уже были привычны. Можно сказать, Яковенко подготовил меня к европейскому футболу. Простой пример: он тренировал моментальный отбор мяча в атаке в случае потери — сразу вступаешь в единоборство, чтобы вернуть его за 5 секунд, пока соперник не оклемался. Когда столкнулся с похожим упражнением у Моуринью в «Челси», подумал: «Нифига себе. Вот это Яковенко крутой». Только у Моуринью между упражнениями мы могли попить водичку, а у Яковенко — нет. Он считал отдыхом немного другое: подачи с фланга и завершение.

В Высшей лиге мы играли уже без Яковенко — они не договорились по зарплате с Кирсаном Илюмжиновым. Про него у меня, кстати, тоже есть история. В 1998-м мы обыграли дома «Спартак» (1:0): забил Саша Игнатьев после нашей комбинации с Кормильцевым, а Андрей Саморуков отразил пенальти. Игнатьев и Саморуков стали героями Калмыкии, которых до этого было всего шесть-семь, и получили ордена, обрамленные алмазами. Местное население негодовало — и я его отлично понимаю. Один попал в сетку, другой отбил пенальти — ну какой еще орден? А остальные игроки стали почетными гражданами Калмыкии, но я привилегиями не пользовался (они в основном касались транспорта).

Когда Яковенко ушел, забрав половину состава, стало немного волнительно. Но Шевченко все доказал — мы заняли седьмое место в дебютном сезоне в Высшей лиге. Конечно, физика осталась от Яковенко, но Шевченко добавил в наш футбол творчества.

Спасибо «Уралану» за два прекрасных года и мой первый вызов в сборную. Было сложно, но без этого опыта я бы точно не справился.

Алексей Смертин