Перевод автобиографии Дидье Дрогба. Глава 20-23

«В Кот-д'Ивуаре в честь меня называют крепкое пиво». Глава 20

Глава 20. Моя семья и другие люди

Я не рассказал слишком много о своей семье, и в частности жене, но без них я бы не стал тем, кем являюсь сейчас, без их любви и поддержки не смог бы достичь того, чего достиг. Тем не менее, нам нравится держать подробности семейной жизни в тайне, особенно когда дело касается наших детей.

У себя дома мы не проводим фотосессий и не даём интервью. И всё равно мне не удастся рассказать историю свою жизни, не включив их в повествование, поскольку они его самая важная часть.

В тот момент, когда я встретил будущую жену, Лаллу Диаките, меня словно пронзила молния. «Le coup de foudre» – как говорят французы. Впервые я увидел её в 1995 году, мне было 17. Я тогда зависал в магазинчике дяди Мишеля в городе Ванн. После ухода из футбола он открыл бакалейную лавку, и мне нравилось навещать его во время каникул, когда была возможность отдохнуть от игры в «Леваллуа». Помню, что помогал ему с делами, изрядно в тот день устал и пошёл поваляться на диване в комнате в задней части магазина. Моя кузина Вивиана тоже была там. Она была дочерью одной из моих тётушек, что жила в тот момент в Ванне, а её лучшей подругой как раз была Лалла. Как только Лалла вошла, я сразу заинтересовался ею. Ранее мы никогда не виделись, однако в ней было нечто особенное, то, что отличало её от остальных. Ну и, конечно, она была очень хороша собой.

Между нами развязался разговор, а потом мы поддерживали связь в течение пары лет. Я был совсем юн, однако с головой ушёл в любовь. Писал её настоящие романтические письма, брызгал на них своим одеколоном и отправлял в надежде на взаимность. Да, в те дни люди ещё слали друг другу любовные письма! В общем, какое-то время мы общались, я по возможности приезжал в Ванн, если время и деньги позволяли, но в итоге всё закончилось.

Лалла на пару лет старше меня, и она считала, что я был слишком молод, недостаточно зрел и жил безответственно. И она была права. Я как раз переехал в «Ле-Ман», а она училась на медсестру и одновременно воспитывала ребёнка, Кевина, родившегося тремя годами ранее. Я вёл образ жизни молодого парня, который впервые почувствовал в карманах вес денег. Они приходили и тут же улетали. Я тратил их на одежду, на походы куда-нибудь – короче, на всё что угодно, кроме действительно важных вещей вроде еды и оплаты счетов. Однажды пытался приготовить обед для пары друзей, и вдруг замечаю, что в доме нет электричества. «Что стряслось?» – думаю. А потом до меня доходит, что в остальных квартирах моего дома всё работает. Я просто не оплатил счёт и проигнорировал письма с напоминаниями о задолженности, и в итоге мне просто отрубили свет.

Я не терял веры в то, что мы с Лаллой будем вместе. Однажды он пришла в гости вместе с Кевином и Вивианой. Определённо что-то щёлкнуло у неё в голове, потому что с того дня наши отношения возобновились и стали сильнее, чем когда-либо. Как только у меня появлялся выходной, я сломя голову бежал на поезд до Ванна и проезжал 530 километров, чтобы просто повидаться с ней. Потрясающе, сколько в тебе энергии, когда ты молод и по уши влюблён. Порой я даже ездил в Ванн днём после тренировки, а на следующее утро первым поездом возвращался назад. Расписание знал на зубок, стал постоянным пассажиром поезда Ванн – Ле-Ман: контролёры знали меня в лицо и порой даже не проверяли билет.

Перед Днём святого Валентина я сказал Лалле, что не смогу приехать в Ванн и отпраздновать с ней, потому что на следующий день у нас игра. Как обычно, она с пониманием отнеслась к реалиям футбольной жизни, и решила посвятить день собственным делам. И тут вдруг я вечером появляюсь на пороге, готовый вытащить её поужинать в отличный ресторан. Более того, я приобрёл для неё подарок, вручил его прямо за столом на глазах у всего ресторана. Лалла не из тех, кто тащится с широких жестов, она тут же спрятала маленький пакет в свою сумку, решив вскрыть его позднее. Я настоял, чтоб она вынула его обратно и открыла прямо там. Романтично, да?

В январе 2000-го она переехала жить ко мне в Ле-Ман. Из заядлого холостяка, у которого вечно нараспашку двери и к которому регулярно наведываются друзья, я превратился в совсем другого человека, с иными и приоритетами и иным образом жизни. Лалла видела, как плохо я обращался с деньгами, и взялась за реорганизацию моих финансов, разделив бюджет на две части – то, что можно тратить, и то, что нужно сохранить. Она очень помогла мне взять себя в руки. А Кевина я знал с младых ногтей, так что мне было легко принять его на постоянной основе и растить как собственного сына.

В том же году, в марте, Лалла сообщила, что беременна. Я был вне себя от счастья. Всё шло как нельзя лучше. Годом ранее я подписал первый профессиональный контракт, обустроился в Ле-Мане, а теперь налаживалась и личная жизнь. О большем и мечтать и не приходилось. Для меня как человека, долгое время тосковавшего по стабильной семейной жизни, стать отцом в 22 года – это идеально.

День рождения Айзека, 15 декабря 2000 года – лучший день в моей жизни. Рождение первого ребёнка всегда запоминается особенно, меня одолевали эмоции, в немалой степени и потому, что он родился с пуповиной вокруг шеи и врачам пришлось потрудиться, чтобы освободить его и пустить кислород в лёгкие.

Появление Айзека изменило мою жизнь. Я осознал, что несу дополнительную ответственность, когда он заболел и мне пришлось отправиться в банкомат снять денег на лекарства. Я по-прежнему был неорганизованным в финансовом плане – поумней, чем раньше, но не настолько, насколько следовало бы. Вставляю карточку, и она выползает обратно – на счету недостаточно средств. У меня не осталось денег на лекарства для сына, пришлось занимать у друзей. Нереальное унижение! «Всё, до меня дошло» – промелькнуло в голове. «Больше такого не повторится! Никогда!» В тот день я действительно повзрослел и стал ответственным родителем.

Всего через год, в январе 2002-го, я перешёл в «Генгам», и мы переехали в уютный домик рядом с базой. Жили счастливо, тем более Лалла забеременела вновь. 12 марта на свет появилась наша дочь – Иман. Как раз через сутки после моего дня рождения – разве можно придумать лучший подарок, чем прибавление в семействе?

Теперь у меня была внушительная зарплата, и я мог позволить себе приобрести первый в жизни автомобиль – Opel Zafira. Я этим гордился. Машина комфортабельная, рассчитана на семь мест, влезали и коляска, и детские кресла, и трое детей. Мне она нравилась.

Довольно скоро, впрочем, пришлось переезжать опять – на сей раз в Марсель. Мы осели в пригороде, в местечке под названием Ла-Трейле. Затем переехали в Ла-Сьоту – это примерно в 20 километрах от центра, и там было ещё круче: рядышком море, дом располагался на холме. У нас был потрясающий вид с террасы на Средиземное море, а до пляжа рукой подать – максимум 5-10 минут ходьбы. Мы частенько попивали кофе на террасе, накинув на себя футболки посреди зимы, восхищаясь видом пенящихся невдалеке волн. Детям не приходилось упрашивать нас: «Поехали на каникулах на море». Скорее это было так: «Погнали-ка на море этим вечером». Когда у тебя много солнца и море под боком, вся жизнь преображается, так что в тот год мы чувствовали себя потрясающе и были очень счастливы. Плюс я действительно думал, что мне суждено остаться в Марселе надолго.

Переход в «Челси» был столь же неожиданным для всей семьи, сколь и для меня. Колоссальная перемена в жизни. Мы поселились поблизости от того места, где планировалось появление нового тренировочного центра в Кобхэме; затем предстояло найти школу для Кевина, которому тогда уже исполнилось 12. Нам подвернулась неплохая английская школа поблизости: дело в том, что мы не хотели отдавать детей в международные школы, потому что считали важным для них научиться говорить на английском. Так что он буквально начал обучение, не зная ни одного слова. К счастью, Кевин весьма смышлёный, и уже через пару месяцев он бегло затараторил на английском. В отличие от меня и Лаллы, ему он давался легко. Я постоянно стеснялся говорить в его присутствии и был вынужден частенько спрашивать у него, что означает то или иное слово. Вот так вот: именно он помогал нам, взрослым, осваивать язык.

Для Лаллы переезд оказался нелёгким. Ей пришлось оставить во Франции знакомых и близких ради в жизни в стране, где она толком ни с кем не могла пообщаться. Тяжело, когда не знаешь языка местных жителей. Хотя моя сестра, проживавшая тогда в Англии, и оказывала кое-какую помощь, всё же Лалле потребовалось кое-какое время, чтобы привыкнуть, причём не только к языку, но и также и к климату, и к новому быту. Франция находится очень близко к Англии, но во многих вещах они сильно различаются. Так что культурные перемены, все эти хлопоты с обустройством жизни для семьи, с тем, чтобы найти дом и школу, оказались довольно серьёзными.

Даже трёхгодовалый Айзек поначалу адаптировался с трудом. Худшим днём стал тот, когда он сказал мне: «Папа, я хочу вернуться в Марсель». Низшая точка. Если б предложил ему вернуться сейчас, в ответ бы прозвучало: «Ни за что!» - и держу пари, что он уже и не помнит, каково было жить в Марселе.

В конце концов, члены семьи пообвыклись на новом месте, но это потребовало определённого времени. Особенно сложно было в начале, когда я сам чувствовал себя не в своей тарелке в новой команде. К концу второго сезона, то есть к лету 2006-го, всё уже было здорово. Дети с радостью ходили в свои школы и говорили на двух языках.

Когда они вместе, особенно в Англии, то делают всё на английском: играют, дерутся, спорят. Но как только мы собираемся всей семьёй, то переходим на французский. Порой мы с Лаллой посмеиваемся над этим: у нас-то этой лёгкости в использовании двух языков нет. Ну, а когда дети отправляются на каникулы во Францию или в Кот-д’Ивуар, то говорят по-французски ещё больше. Они чувствуют себя как дома в каждой из трёх стран, в каждой из трёх культур, и мы с Лаллой очень этому рады и гордимся ими.

В мае 2009 года родился Кейран. Планируя рождение ещё одного ребёнка, мы дожидались момента, когда всей семье удастся окончательно освоиться в Англии. Эмма, наш самый младший ребёнок, появилась на свет в декабре 2013-го. Мы чувствовали себя везунчиками – пять абсолютно здоровых ребятишек! Иман – моя первая принцесса, а Эмма – однозначно моя крошка-принцесса! Она невероятно улыбчива и утончённа, и я жду не дождусь, когда вырастет в потрясающую дочь, как и её старшая сестра.

В июне 2011-го мы с Лаллой наконец-то поженились. Многие удивлялись, почему мы не сделали этого гораздо раньше, но, честно говоря, мы никогда не чувствовали, что остро в этом нуждаемся. Нам обоим это не казалось слишком уж важным.

Тем не менее, женитьба стала своеобразной возможностью сказать Лалле спасибо, сделать что-то, о чём она будет помнить всегда, а также будут помнить наши дети и родственники. Она была матерью моих детей, моим спутником по жизни – от самых низов до вершины. Знала меня, когда в моих карманах ещё было пусто, поддерживала финансово и эмоционально в нелёгкие времена и помогала исключительно во всём. И никогда не жаловалась. Какие бы решения ни приходилось принимать, куда бы ни доводилось переезжать ради футбола, она всегда говорила: «Тебе нужно играть, так что мы с тобой, мы будем поддерживать тебя». Она всегда создавала для меня такое положение, в котором я мог жить ради своей мечты. Порой в таких ситуациях в парах наступают разногласия, но это явно не наш случай, так что мне несказанно повезло. Поэтому в один момент для меня стало принципиальным подчеркнуть свою любовь и жениться на ней.

Свадьба проходила в отеле Monte Carlo Bay, куда мы пригласили всю семью и всех близких друзей на трёхдневную вечеринку. Сама церемония состоялась на второй день, а после неё уже было всё веселье. Я, конечно, предвзят, но в тот день Лалла выглядела ещё более красивой, чем обычно. Да и наши дети были прекрасны. Мы хотели, чтобы старшие – Кевин, Айзек и Иман – достаточно подросли, чтобы запомнить тот день, и теперь, пересматривая фотки, они тоже могут воскликнуть: «О, да, помнишь, когда…» Свадьба однозначно удалась, ради такого стоило ждать.

Мы изо всех пытаемся научить наших детей ценить то, что считаем важным в жизни. Воспитание, щедрость, забота о других и хорошие манеры вверху этого списка. Мы настаиваем, чтобы по возвращении из школы они сначала выполняли свою домашнюю работу, а уже потом играли и прохлаждались. Даже Кевин, несмотря на возраст, это осознаёт: он будет сидеть за столом с учебником, и нам не приходится его заставлять. В нашем понимании образование очень важно в жизни, поэтому мы всячески стараемся привить нашим детям правильные привычки с ранних лет. Я не забыл, как суров был мой отец, требовавший от меня продолжать учиться хотя до тех пор, пока я не получил специальность, которая хоть что-то значила. Теперь я очень рад, что он вёл себя именно так, и надеюсь, что дети смогут добиться аналогичного.

Они являются частью большой семьи, поэтому насчёт того, что чтобы делиться с остальными и заботиться о других, не может быть никаких вопросов. Как я ранее уже говорил, именно в этом аспекте наша африканская культура влияет на наш образ жизни, потому что там желание делиться является нормой для каждой семьи. Если в дом приходят гости, дети обязательно выходят поздороваться, независимо от того, какое занятие им приходится для этого прервать. Эта часть основных манер.

Что касается материальных вещей, то здесь мои дети ни в чём не нуждаются, однако мы стараемся не покупать прямо-таки всё, чего они желают. Хотя в наши дни любой родитель знает, как сложно определить нужную грань. Да, когда они были маленькими, у них была куча игрушек. Но теперь, когда они подросли, мы объясняем: если хочешь, к примеру, пару кроссовок из последней коллекции, то должен заслужить их, сделав кое-какую работу по дому. Мы открыли для них банковские счета, разъяснили, как копить деньги, как поднимается их ценность, если подержать их там подольше. Незначительные вещи вроде этих, надеюсь, помогут им осознать ценность денег, хотя иногда одноклассники всё равно будут приговаривать: «Эй, да зачем тебе это делать? У твоего отца же куча денег!» Так что это непрекращающееся сражение.

Осторожность требуется и в определении тех, с кем стоит заводить дружбу. Даже в Марселе у Кевина были проблемы с идентификацией настоящих друзей и тех, кто общается с ним из-за отца-футболиста. Всем моим детям приходится иметь это в виду, но в целом они понимают, что настоящие друзья в основном те, кого они знают давно. Порой люди говорят им: «Ах да, ты же сын Дидье Дрогба. Почему бы тебе не …?» – и тому подобное. Поведёшь себя неосмотрительно – поставишь детей в такую ситуацию, в которой люди смогут использовать их для своей выгоды. Мы стараемся объяснить им, что, когда ты на вершине мира, вокруг тебя крутится много людей; а потом всё меняется, ты оглядываешься вокруг – и никого. Такова жизнь, и всем нужно усвоить этот непростой урок.

Увы, но даже мои родители вынуждены сталкиваться с теми ж проблемами, что и мои дети. В Париже, где они живут, и в Кот-д’Ивуаре люди постоянно пытаются сблизиться с ними, стать друзьям. В лучшем случае им хочется, чтобы их видели рядом с моими родителями, но нередко всё заканчивается тем, что они просят денег или каких-то других любезностей. «Ой, – говорят они – мы тут мероприятие проводим, хотим узнать, а не могли бы вы…» Печально, но это происходит с каждым, кто добивается популярности или наживает состояние – мне тоже доводилось терять с концами некоторые суммы денег из-за людей, которые, как мне казалось, были гораздо лучше, чем потом выяснилось – и со всеми нашими родственниками дело обстоит так же. Родители в курсе, что теперь люди относятся к ним иначе по сравнению с прошлыми временами, когда они были никем, так что они всегда настороже и стараются не позволить себя надуть.

Регулярно приходится предостерегать детей от ещё одной опасности – социальных сетей. Знаю, это классная штука, но иногда их влияние пагубно. «Далеко не каждый является вашим другом» – талдычу я им. «Будьте осторожны, вокруг много людей, которые хотят законнектиться с вами лишь из-за вашего имени, а не для того чтоб действительно подружиться». Это очень сложно, но, к сожалению, это часть их жизни, приходиться сохранять бдительность.

Моим детям нужно уживаться с фамилией Дрогба, когда дело доходит до футбола. Допустим, Айзек любит играть, но остальные ребята начинают на него наезжать, если ему не удаётся забить. «Ха-ха. Знаешь ли, Айзек, если хочешь быть как твой отец, ты обязан забивать голы!» Конечно, поначалу он расстраивается и решает никогда больше не ходить на тренировки или хотя бы сменить позицию.

– Когда я играю, то тоже не реализую некоторые моменты, – говорю ему. – Я не прекращаю играть. Не ухожу в оборону. Я возвращаюсь на ударную позицию и снова пытаюсь забить. И я снова промахнусь, зато потом забью дважды. Или я промажу лишь раз, зато забью два. Ты должен пробовать. Даже лучшие игроки промахиваются. Они упускают свои шансы, они играют без голов, поэтому не сдавайся.

Иногда я прихожу посмотреть его игру, но всегда стараюсь делать это инкогнито, чтобы он не видел меня. Иначе друзья обязательно расскажут ему: «Эй, Айзек, твой отец тут!» А родители потратят всё время на фотографирование со мной вместо того, чтобы следить за матчем. Я хочу, чтобы родители наблюдали за своими детьми, а не за мной. Поэтому я посещаю игры Айзека не очень часто, что стыдно для родителя, зато, пожалуй, лучше для его развития как личности и игрока.

Во многом то, как воспитываются и растут наши дети, определяется влиянием Лаллы. Я большую часть времени провожу вне дома, так что именно она занимается тем, чтобы они становились такими, какими мы оба хотим их видеть. Начало её жизни было трудным. Родилась в Мали, затем ещё ребёнком с мамой переехала во Францию. Потом лишилась матери и усердно училась, чтобы поддерживать собственную жизнь и растить Кевина, пока он был маленьким. Ей приходилось бывать в сложных ситуациях, и она всегда умела ценить самые важные вещи в жизни: семью, любовь, образование, стабильность.

Пусть это прозвучит глупо, но внутренне я почти сразу после нашей первой встречи понял, что она станет идеальным партнёром для меня. Глядя на то, как она растит Кевина, я знал, что хочу именно её сделать матерью своих детей. Мне было только 21, когда мы съехались, и в 22 родился Айзек, но я был готов стать отцом. Даже в столь молодом возрасте я хотел создать семью. И думал тогда: «Даже если – не дай бог – со мной что-то случится, я знаю, что она позаботится о моих детях. Я знаю, что она сможет их воспитать. Любовь и влияние, которым Лалла обеспечивает наших детей, – это лучшее, что она может мне дать.

Вместе с женой мы стараемся воспитывать детей так, чтобы они разделяли нашу любовь к Кот-д’Ивуару и к нашим африканским корням. Для нас обоих это важно, ибо мы выросли вдали от родины и относились к ней, возможно, с большим трепетом, нежели те, кто провёл там всё детство. Став отцом, я осознал, что корни значат для меня даже больше, чем я ранее предполагал, и твёрдо верю, что, потеряв связи с родиной, ты больше не сможешь понять, кто ты есть и откуда ты вышел.

Мне повезло расти у дяди: он всегда поддерживал близкие связи с Кот-д’Ивуаром, так что я неплохо чувствовал нашу культуру, нашу национальную еду и музыку. Но проведя там больше времени уже в зрелом возрасте, я узнал свою страну гораздо лучше. Это был обогащающий опыт. Мои дети отчётливо понимают, откуда родом я и всех их предки, и им нравится ездить в Кот-д’Ивуар, где у нас есть собственный дом. Когда мы отправляемся туда в отпуск, все оказываются рядом, включая дальних родственников и многочисленных знакомых.

Дома моё главное предпочтение – отведать типичной для тех мест еды. Любимое блюдо – то, что готовится из очень зрелых бананов и с ароматным соусом. Мама делает его лучше всех! Я также люблю музыку, это отдушина для моих эмоций. Я не слишком демонстративен в повседневной жизни (хотя благодаря Лалле я однозначно добился в этом определённых улучшений), но музыка всегда была для меня важна, и я ничего не люблю так сильно, как танцевать под классную музыку, которая появилась в Кот-д’Ивуаре.

В нашей стране мое имя ещё используют – неофициально – для наименования одного очень крепкого пива. «Хочешь немного Дрогба?» – спрашивают друг друга. А пьётся оно обычно во всех maquis – популярных маленьких ресторанчиках, располагающихся под открытым небом. Там играет музыка, люди приходят поесть и выпить, расслабиться и развлечься. Пиво, как предполагается, напоминает обо мне. Говорят, что я большой, мощный и меня невозможно одолеть, и это пиво такое же: больше и крепче, чем другие сорта, поэтому ты не можешь его выпить полностью, хотя многим, судя по всему, это по силам! Ивуарийцы обожают веселиться и устраивать вечеринки, и я уже говорил, что сам такой же. Может быть, это связано с тем, что у многих действительно тяжёлая жизнь, отчего они стараются насладиться моментом, а не переживать лишний раз о будущем. Как бы то ни было, я нахожу это желание оставаться жизнерадостным, не жаловаться и довольствоваться тем, что тебе дано, характерным для жителей нашей страны. Это впечатляет.

И пусть я в жизни явно подвержен влиянию европейских установок (особенно тех, что характерны для Франции и Англии, где прожита большая часть жизни), прежде всего, я считаю себя ивуарийцем и знаю, что моя любовь к родине из года в год будет только становиться сильней.

Глава 21. Благотворительность начинается с дома

Я думаю, всё дело в моём воспитании. С малых лет родители учили меня делиться с теми, кто жил в нашем доме – дяди, тёти, братья, сёстры, – и теми, кто нуждался больше, чем мы. Как и отец, я родился в семье первым, поэтому на мне лежала ответственность служить примером и защищать остальных.

Теперь, став старше, понимаю: потребность помогать также связана с тем фактом, что я в раннем возрасте покинул свою семью и родную страну. Почти десять лет после этого я жил вдали от родителей, братьев и сестёр, однако оставался рядом с другими родственниками и всегда ощущал связь с теми, кто оставался там, в Кот-д’Ивуаре. Другим повезло не так. Скучая по родителям, я ещё и жалел о том, что не мог расти на родине, и, на мой взгляд, это тоже стало важным фактором в моей потребности воссоединиться с ней и дать стране, которую я так люблю, что-нибудь взамен.

Мой первый международный матч состоялся в сентябре 2002-го – к своему удивлению, попал на игру против ЮАР. То был первый раз, когда я приехал в Кот-д’Ивуар не по личным обстоятельствам. Учитывая бурные приветствие, которыми нас одарили с трибун национального стадиона, когда мы выбегали на поле, я был шокирован, узнав спустя какие-то десять дней, что в стране разразилась жестокая гражданская война. Те события глубоко потрясли меня, заставив осознать, насколько нестабильной была политическая ситуация.

После первого появления в футболке сборной я стал регулярно прилетать в Кот-д’Ивуар, чтобы выступать за «слонов» в многочисленных играх квалификации к Кубку Африки и чемпионату мира. Вот тогда я и начал смотреть на страну иначе и узнал о происходившем в ней гораздо больше. Нужно честно признать, что с того момента я видел много чего, что разочаровало меня – не только в Кот-д’Ивуаре, но и во всей Африке. Играя в других странах и посещая их по личным или гуманитарным причинам, я постепенно стал помогать везде, где только мог.

Довольно скоро после первого матча за сборную я начал делать успехи, регулярно забивать и в результате завоевал высокий статус внутри команды и на национальном уровне вообще. В 2005 году меня сделали капитаном, и спустя некоторое время, после того как я в прямом эфире выступил с призывом к согражданам сложить оружие, моя жизнь в Кот-д’Ивуаре изменилась навсегда. Это обращение моментально превратило меня в национальную икону – вот уж чего я совсем не ожидал. Внезапно мне присвоили статус национального лидера, и я видел, как люди стали ждать помощи с моей стороны. Теперь я должен был вести своим примером не только членов собственной семьи, но и быть лидером для многих других. Это случилось не от моего желания примерить данную роль на себя, просто казалось, что люди глядели на меня с надеждой и чувствовали, что хоть чем-то малым, но я могу им помочь.

Мой статус резко изменился даже заграницей. Мне рассказывали: «Когда мы кому-то сообщаем, что мы из Кот-д’Ивуара, люди отвечают, что ничего не знают про эту страну. Зато когда мы говорим, что Дидье Дрогба оттуда, они говорят: «А, ОК! Теперь понял!»

Я прекрасно понимаю, что этот штамп одобрения возлагает на меня ответственность, и я счастлив её нести. Для меня это ноша не обременительна. Наоборот, я горд и всегда готов её нести, поэтому и быстро смекнул, что мне нужно найти способ использовать свою известность и оказать посильную поддержку нуждающимся в моей стране и на моём континенте.

С чего-то надо было начинать. На ранней стадии я посещал приют, больницы, жертвовал деньги на еду, кровати, одежду – всё, чем мог помочь. Я делаю это до сих пор, хотя моя жена жертвует даже больше. Мы чувствовали, что должны делать хоть что-то. Когда видишь детей и их семьи, у которых нет вообще ничего, понимаешь, что обязан помогать. Мы пребываем в прекрасном положении и не имеем права просто идти по другой стороне улицы, делая вид, якобы всё в порядке. Мы оба глубоко убеждены, что помогать – наш долг, если вокруг творятся неприемлемые вещи. Наше сознание просто не позволяет делать иначе. Однако два отдельных события, близких друг к другу по обстоятельствам, оказали на меня особенно серьёзное влияние и увеличили чувство ответственности за тех, кто нуждается в помощи.

Первое связано со Стефаном, младшим братом одного из моих лучших друзей во Франции. Стефан жил в Абиджане, и он развернул на стадионе огромный баннер с надписью «Фан-клуб Дидье Дрогба», когда я впервые приехал сыграть за сборную. Тогда меня никто не знал, я же вырос во Франции, и этот был очень милый, духоподъёмный жест с его стороны. Каждый раз, поднимая взгляд, я видел его, и моё настроение менялось. Впоследствии на каждом матче баннеров становилось всё больше, росло число фанатов, однако Стефан любил в шутку напоминать мне: «Ах, да но тот-то был первым! Я был тогда единственным, кто знал тебя!»

Затем в начале 2005 года мне звонит его брат. У Стефана обнаружили лейкемию, а он застрял в Абиджане с минимальной возможностью получить требуемое лечение. Я стал обзванивать всех, кто, как мне казалось, может помочь ему с получением французской визы, чтобы он прилетел лечиться сюда, но в то время Франция и Кот-д’Ивуар плохо ладили, и из-за напряжённой политической обстановки визы не выдавались практически никому. Я пробовал дозвониться до французского посла в Кот-д’Ивуаре, однако тогда меня реально мало кто знал. Я совсем недавно перешёл в «Челси» и не оброс такими связями, что требовались для доступа к тем, кто обладал достаточными полномочиями и мог помочь парню. Когда мы наконец добились получения визы, было слишком поздно. Он уже был слишком слаб для перелёта и умер спустя пару недель. Ему было 16. Вся его семья была подавлена. Я сожалею, что не смог сделать для него большего, хотя и старался изо всех сил. Впервые довелось стать свидетелем того, как умирает человек, которого я хорошо знал. Смерть в столь юном возрасте шокировала меня ещё больше, ибо скончался тот, у кого вся жизнь должна была быть впереди, но кому было отказано в возможности жить из-за нехватки медицинских ресурсов.

Я начал понимать, что теперь должен не просто многое делать сам – отныне следует изменить и то, как я подхожу к этому делу. Нужно было расширить базу контактов, познакомиться с влиятельными людьми, которые обладали властью и деньгами, чтобы незамедлительно менять ситуацию. Мне требовалось знать послов и президентов, поскольку хотелось помогать людям больше – и делать это быстрей, – и я знал, что однажды их помощь мне непременно понадобится. Я искал знакомства с ними не для собственного счастья – моё счастье заключается в собственной семье – и не для того, чтобы выглядеть важным. Я гнался за ними для того, чтобы они помогли мне помочь другим.

К счастью, я становился всё более известным, и другие люди тоже искали встречи со мной, поэтому многие двери открывались гораздо легче. Первоначально я осторожничал, заводя знакомства, ибо желал оставаться независимым и делать всё так, как угодно мне. Но в итоге понял, что могу использовать влияние других людей, чтобы достигнуть того, что я хочу, а без них мои собственные возможности сильно ограничены.

Тогда я решил учредить собственный фонд: он будет узнаваем благодаря моему имени, а я сам буду иметь над ним полный контроль. Здорово выделять время и деньги для благотворительных организаций, и какое-то время мне это нравилось, однако в конце концов захотелось чего-то своего, где я буду за всё отвечать и решать, в каком направлении оказывать ту или иную помощь. Дело было в 2007 году, я решил пожертвовать фонду всю свою прибыль от коммерческой деятельности и продолжаю делать это по сей день.

Чего я сильно старался избежать, так это создания такого фонда – а подобных я повидал немало, – где всё анонсируется под громкие фанфары и для сбора пожертвований проводится одно крупное мероприятие – ужин или что-то в этом духе. Туда вливаются большие деньги – и затем тишина. Никто не знает, на что пошли все средства. На следующий год их спрашивают, как движется дело, а они в ответ: «Ой, нам пришлось приостановить деятельность, задумка не сработала, наш план оказался нежизнеспособным». Рвение, надежда и деньги – всё это улетает в трубу. Я не хотел повторять судьбу таких фондов хотя бы потому, что ненавижу поражения! Поэтому вплоть до 2010 года, пока я был не готов анонсировать что-то конкретное, фонд официально не существовал, хотя я вкладывал туда собственные деньги и вёл подготовительную работу.

Второе событие, убедившее меня взяться за благотворительность и гуманитарную деятельность, имело место в марте 2009-го. Мы играли в Абиджане отборочный матч чемпионата мира против Малави, и перед началом игры на стадионе обрушилась часть стены. 19 погибших, более сотни пострадавших, включая детей. Это может показаться странным, но матч всё равно был сыгран, ибо никто на поле даже не понял, что что-то произошло. Мы видели, как работники скорой помощи снуют туда-сюда, но день был жаркий, толпа бесновалась, так что это казалось привычным делом. В подобных ситуациях многим людям требуется медицинская помощь.

После игры, узнав о случившемся, вся команда поехала в больницу к пострадавшим. Заодно я зашёл навестить маленького мальчика по имени Нобель, которому финансово помогала знакомая рэперша из Франции Diam’s. Мы контактировали раньше, поскольку ей хотелось пожертвовать деньги и купить еды для сирот и нуждающихся, а во время визита в Кот-д’Ивуар она встретила Нобеля, болевшего лейкемией. Она не чаяла в нём души и решила на год оплатить его лечение. Я был тронут её щедростью, и, когда год подошёл к концу, подхватил у неё эстафету. Поскольку этот паренёк по-прежнему находился в больнице, когда я приехал к пострадавшим, я зашёл в его палату, чтобы справиться о делах. Там меня поджидало шокирующее и малоприятное зрелище: девять ребятишек были втиснуты в маленькую комнатушку, и у них все был рак. Их мамы спали на подстилках прямо там на полу, вклинившись между кроватями. Завидев меня, они все бросились умолять помочь спасти их детей, в отчаянии протягивая руки. Было кошмаром на это смотреть, зная, что они вместе со своими чадами переживают наполняющую их боль. Меня самого как отца всё это проняло до глубины души.

В тот день я задался целью сделать всё от меня зависящее, чтобы спасти этих ребят. Тогда же пришло осознание, что пора вывести мой фонд на новый уровень и зарегистрировать его официально.

На этот раз – спасибо моей популярности – получение визы было практически моментальным. Теперь-то у меня хватало связей! Я оплатил Нобелю поездку в Женеву, и он находился там в течение трёх месяцев, получая лучшее лечение из всех доступных. Я ездил навещать его, и он заделался ярым фанатом «Челси». «Когда я окажусь в Лондоне, хочу увидеть Фрэнка Лэмпарда, увидеть Саломона Калу и поздороваться там с каждым игроком» – делился он со мной. Я старался поддерживать его оптимизм, но мог лишь ответить: «Друг мой, мы скоро их увидим, как только тебе станет лучше».

Он сражался, он боролся, но в один день мне позвонил доктор и сообщил, что не стоит надеяться на благополучный исход, поскольку у него очень редкая и агрессивная форма лейкемии. Мне кажется, я был подавлен даже сильнее, чем этот ребёнок, ибо он ещё не осознавал, что с ним будет в дальнейшем. По-моему, и его родители были не в состоянии переваривать то, о чём говорили врачи. Возможно, так было из-за того, что они цеплялись за надежду до самого конца

Разумеется, его состояние стало ухудшаться. Однажды мне позвонили из женевской больницы и сказали, что ему осталось жить несколько дней. До сих пор помню тот звонок, как будто это было вчера. В точности помню, где я сидел, когда мне передали эту новость. А потом я просидел там словно целую вечность, оцепенелый, отказывающийся поверить и до сих пор надеющийся, что в моих силах его спасти, что врачи ещё смогут что-то сделать. Этот девятилетний мальчик стал частью моей жизни и навсегда останется в моём сердце.

Следующие несколько дней я не брал трубку, когда звонил телефон. Я боялся известий о худшем. Наконец я ответил. «Мы ничего не понимаем, – воскликнул доктор, – мальчик отказывается сдаваться, он превзошёл наши ожидания и всё ещё жив. У него откуда-то находятся силы продолжать жить». Я тут же помчался на самолёт и улетел повидать его в последний раз. Мы оба были рады встрече. Поразительно, что он продержался ещё целый месяц. Мне звонили, когда он уже был на грани, и на следующий день он умер. Я никогда не забуду этого маленького мальчика. Мне было чертовски больно, что я не смог его спасти, хотя, как и в случае со Стефаном, я понимал, что сделал всё возможное. Так или иначе, эта история по-прежнему для меня тяжёлая и драматичная.

Единственным позитивным моментом стала мотивация, которую подарил мне этот мальчик для того, чтобы поскорее взяться за дело и выполнять всё надлежащим образом. «Мне нужно построить больницу, – объявил я во всеуслышание, – чтобы дети с подобными проблемами получали необходимый уход прямо здесь, в Кот-д’Ивуаре. Меня не волнует, сколько времени это займёт, я всё равно это сделаю».

Важно было окружить себя правильными людьми – что в Кот-д’Ивуаре, что в Англии. Моя нынешняя команда собрана из тех, кому я всецело доверяю, у кого имеется определённый бизнес-опыт развития проектов, сбора денег и кто разделяет мои взгляды на будущее.

Одним из первых препятствий оказалась проблема убеждения людей жертвовать деньги. Я боялся, что они просто скажут: «Ты футболист с гигантской зарплатой, почему бы тебе не обойтись собственными средствами?» По факту с 2007-го, подписывая спонсорские контракты с компаниями вроде Pepsi, Nike и Samsung, я направлял все деньги на счёт фонда. Я старался быть примером, дабы люди понимали, что я самолично вовлечён в проект. Некоторые бренды, с которыми я работал – например, Pepsi и Turkish Airlines, – пошли дальше и оказали фонду дополнительную поддержку.

Ключевые сферы деятельности фонда – здоровье и образование. Я убеждён, что если люди обеспечены двумя этими вещами, то у них больше шансов преуспеть в жизни. В здравоохранении мы концентрировались на детях и матерях. С образованием всё просто – допустим, обеспечение школ учебниками. Впрочем, всё постепенно. Нет смысла бежать, пока не научился толком ходить. Довольно скоро стало ясно, что делать всё сразу мы были не в состоянии.

Первоначально планировалось открыть клинику специально для детей, где также приглядывали бы за их мамами и они пребывали бы в лучших условиях по сравнению с теми, с которыми я столкнулся, навещая Нобеля. Было ясно, что, помимо помощи в случаях с серьёзными заболеваниями вроде рака, мы должны были обеспечить базовую медицину. Шансов умереть от диабета из-за отсутствия инсулина у них было не меньше. Мы к тому же хотели, чтобы рядом с детской располагалась ещё одна клиника, где взрослые могли получить самую простую помощь и шанс остаться в живых.

Наконец, в будущем мне хочется построить школу, чтобы обеспечить образованием тех, у кого нет этой возможности. Это фундамент, это единственный путь для Кот-д’Ивуара и всей Африки продвинуться вперёд. Образование – единственная возможность для таких стран выбраться из нынешнего положения, ибо чем лучше образование, тем больше мнений среди людей; чем большее количество имеет своё мнение, тем меньше они предпочитают воевать, ибо у них появляется больше знаний. И они скорее скажут друг другу: «Давайте остановим войну, лучше сядем и обсудим, как нам всё изменить». Вдобавок те, кто не умеют читать или писать, чрезмерно подвержены влиянию окружающих, будь это соседи, семья или местный лидер. Грамотный человек может не соглашаться и видеть другие пути развития. Немаловажно и то, что с образованием больше шансов менять собственную жизнь, решать свою судьбу так, как вы считаете нужным.

С 2002 года в Кот-д’Ивуаре не утихала гражданская война, понапрасну гибли люди. Я много путешествовал по стране, бывал в других африканских государствах или просто о них читал. И глядя на то, что происходит, как в странах вроде Руанды творится самая настоящая гуманитарная катастрофа, я всё пытался разобраться в причинах и неизменно приходил к простому факту: уровень грамотности населения этих стран оставлял желать лучшего. Образование очень важно в борьбе против нищеты и за демократию. В противном случае на что ещё можно надеяться?

Когда мы посвящали людей в наши планы, подавляющее большинство откликались с позитивом. И они сохранили этот настрой до сих пор, что очень здорово. Люди хотят помогать. Глава той части Абиджана, где мы собирались строить клинику, подсобил с получением земли, а мистер Абрамович сделал крупное пожертвование в пользу моего фонда, хотя я об этом не попросил и он не обязан был это делать. Вот поэтому те, кто утверждает, что я люблю клуб из-за результатов и уважаю владельца сугубо за финансовую поддержку команды, ошибаются. Это больше чем уважение, и нужно быть внутри этой кухни, дабы понять, почему я так говорю. Для меня «Челси» – нечто большее, чем футбольный клуб. Это семья.

Постепенно стало ясно, что строительство одной большой больницы – это не дело, ибо построить-то я её мог, но как поддерживать, откуда брать на это деньги? Управлять большой больницей довольно затратно. Я подумывал открыть несколько клиник поменьше в разных уголках страны, но понял, что многие не смогут до них добраться. Найдутся ли в этих районах люди с навыками и опытом, который требуется для управления больницей? Уверенности не было.

В Лондоне я разговаривал со знакомым кардиохирургом. Он организовывал несколько мобильных клиник и перевозил в страны вроде Гаити и Нигера, где людей лечили и делали операции. Он пояснил, что такой подход гораздо эффективней, если требуется добраться до нужных людей. Специальный автобус приезжает в конкретный регион, останавливается там на месяц-два, потом переезжает и так далее. Вдобавок это более дешёвый и действенный способ в силу того, что доктора и обслуживающий персонал приезжают из-за рубежа только когда надо, и расходы таким образом намного ниже.

Вот такой вот план. Строительство клиники в Абиджане завершено, мы надеемся открыться, как только установим всё оборудование и наймём персонал. Кроме того, будут созданы мобильные клиники, которые можно отправить лечить людей в отдалённую местность. Я очень горд тем, чего удалось достигнуть с помощью многих замечательных, преданных делу людей, и достигнутое стимулирует меня продолжать заниматься этим.

По части образования мы уже в течение некоторого времени снабжаем по несколько тысяч детей из разных частей страны школьными ранцами. Каждый год мы поддерживаем разные школы, так что всё больше детей получают самое необходимое для учёбы. В ранцах всегда лежит то, что ребята из развитых стран воспринимают как само собой разумеющееся – письменные принадлежности, тетради и книги. Повторюсь, что мы не хотим в данный момент быть чересчур амбициозными; мы предпочитаем взамен помогать людям регулярно, пусть и в сравнительно меньших масштабах.

Плюс мы выделяли средства на другие проекты в Африке, включая помощь жертвам наводнений в Сенегале и Буркина-Фасо. Так что наши взоры обращены не только на Кот-д’Ивуар.

В 2007-ом я считал, что построить больницу и управлять ею – плёвое дело. Думал, что за год со всем управимся. Благо, не осознавал тогда, насколько всё будет сложней и как много времени потребуется, иначе мой энтузиазм мог бы пойти на убыль. Политические брожения и гражданская война не прекращались, они осложняли нам жизнь и тормозили развитие страны практически в течение десятилетия. К тому же я вскоре понял, насколько сложно держать на плаву целую организацию – в том числе и финансово, – когда первоначальная цель уже достигнута. Помимо денег, которые жертвуются мною лично, мы регулярно проводим крупные фандрайзинговые мероприятия. На сегодня у нас уже четыре благотворительных мероприятия в Лондоне, благодаря которым фонд получил приличную сумму денег, а мы смогли претворить в жизнь несколько проектов. Самое последнее, проведённое в Лондоне в апреле 2015-го, позволило собрать значительные средства всего за один вечер, зато для организации вечера потребовалось много подготовительной работы. Главным образом эти мероприятия организовывались мною, моим пиар-менеджером Каролиной и её командой из Sports PR. Работы много, так что каждый год проводить такое нереально, но нас активно поддерживают некоторые музыканты, спонсоры и мои партнёры, в числе которых ДжейТи, Фрэнк, Майкл Эссьен, Флоран Малуда, Саломон Калу, Рамирес, Бранислав Иванович и Гари Кэйхилл – все они присутствовали на том вечере. Пришли и другие игроки – например, Тьерри Анри и Джибриль Сиссе, причём Джибриль выступал в роли диджея. Многие участвовали в аукционе, и я был тронут щедростью всех, кто посетил мероприятие. Это было потрясающе.

Моя долгосрочная цель касательно клиники – сделать так, чтобы ею управляла специальная организация, которая знает, как распоряжаться медицинскими центрами подобного рода. Моя специальность – футбол, а не медицина или заведование больницей. Я всегда буду вовлечён в это дело, но не в ежедневном режиме, ибо это невозможно.

В будущем мне бы также хотелось, чтобы фонд оказался ассоциирован с большой гуманитарной или неправительственной организацией. В таком случае он станет более престижным, более влиятельным и не будет так сильно зависеть от индивидуальных пожертвований. И в этом заключается моя долгосрочная цель, и просто так я не сдамся, уж поверьте, я над этим работаю!

Глава 22. Один единый мир

В 2006 году мне было предложено стать одним из Послов доброй воли в Организации Объединённых Наций. Они уже привлекли на эту роль Зинедина Зидана для работы в Европе, Роналдо – в Южной Америке и хотели, чтобы я представлял Африку. Зидан и Роналдо были для меня иконами, так что стоять в одном ряду с ними – это уже большая часть; но если они также считали, что я способен помочь ООН в работе по борьбе с бедностью, различными заболеваниями и другими проблемами, то у меня не было никаких сомнений – я, безусловно, хотел. Разве что побаивался разочаровать людей, которые так сильно в меня верили.

Плюс я переживал, рассчитывая, сколько времени смогу уделять данной роли, потому что «Челси», национальная сборная и собственная благотворительная работа практически не оставляли возможности приезжать в разные районы Африки. Однако меня быстро убедили в том, что с этим проблем не будет. И в январе 2007-го я стал частью группы спортсменов, помогавших в рамках Программы развития ООН доносить до мира те идеи, которые они считали глобально значимыми.

Частично наши обязанности заключаются в том, чтобы способствовать достижению восьми Целей развития тысячелетия, среди которых преодоление нищеты и голода, борьба с ВИЧ и СПИДом и сокращение детской смертности. К примеру, у меня каждый год отдельная кампания, цель которой – повысить осведомлённость об одной из многочисленных проблем, стоящих перед Африкой. Я действительно верю в то, что проповедуют авторы этой программы, я думаю, что их работа окажет серьёзное позитивное влияние на жизнь людей, поэтому я очень горд быть частью этого и посвящать этому своё время.

В рамках первой кампании, куда был вовлечён я, в 2008-ом году мне предстояло стать одним из жюри при вручении Red Ribbon Award, которой поощряют неправительственные организации всего мира за борьбу с ВИЧ. Это было важной возможностью познакомиться с тем, на что направлена Программа развития ООН.

По схожему поводу, хотя и вне работы для Программы, в ноябре 2009-го я объединился с Боно (вокалист группы U2 – прим.), и мы вместе с Nike накануне всемирного дня борьбы со СПИДом запустили собственную инициативу. Nike объявили о партнёрском соглашении между «Красным» фондом Боно и Глобальным фондом по борьбе с ВИЧ, туберкулёзом и малярией; идея заключалась в том, чтобы продавать специальные красные шнурки под лозунгом «Зашнуруйся. Спаси жизни». Вся прибыль делилась между двумя фондами, и для меня было большой частью поучаствовать в запуске этой инициативы. Особенно важным для меня это было в силу того, как много судеб СПИД и ВИЧ сломали на моём родном континенте.

Кампании ООН, помимо прочего, имеют отношение к одной из Целей развития. Я всегда с радостью в них участвовал и для этого посещал различные места, где люди страдают от определённых проблем. Эти компании включают:

– мобилизацию людей для искоренения практики использования кассетных бомб/боеприпасов

– акцентирование внимания на влияние, оказываемое вооружённым насилием на экономическое развитие, системы здравоохранения и образования в Африке

– борьбу с распространением малярии

– помощь в реабилитации тем, кто переболел Эболой.

Нередко эти кампании касаются вопросов, в которых я лично хорошо осведомлён или с которыми каким-то образом связан. Допустим, мне близка проблема малярии: я, что даже удивительно, переболел ею дважды – в подростковом возрасте и в 2010 году, когда уже играл за «Челси». В обоих случаях я заболел из-за усталости и переутомления, иммунная система стала уязвимой, и после укуса комара-переносчика малярии организм был не в состоянии сопротивляться.

Но я был молод, крепок и силён, у меня был доступ ко всем необходимым медикаментам, я понимал, что мне повезло. Но я знал, что в целом в Африке совсем не так благополучно, видел своими глазами поражающий эффект малярии, когда отдельные люди или целые семьи не получили должного лечения в нужный момент. Важная часть нашей деятельности – продолжать попытки обеспечить людей всем необходимым для предотвращения, диагностики и лечения этого кошмарного недуга; не в последнюю очередь это связано с экономическими последствиями от него, тем более если речь заходит о странах, которые и так в беде. Беспокоит очередное повышение заболеваемости инфекционной малярией, наблюдающееся с 2014 года в странах западной Африки: там люди либо избегали лечения сознательно, либо получали отказ от больниц, которые были слишком заняты сдерживанием эпидемии Эболы.

По окончании карьеры в сборной у меня появилось больше времени, чтобы посещать проблемные регионы.

В 2010 году Каролин – моя пиарщица – сообщила, что американский журнал Time хочет сделать со мной интервью и организовать фотосессию в честь попадания в список 100 самых влиятельных людей мира. Кроме того, я попал на обложку, а рядом со мной красовались Леди Гага и Билл Клинтон! Я был горд, ибо всегда старался делать так, чтобы весь мир видел Африку в позитивном свете, чтобы люди замечали, какую работу мы проделываем там, чтобы установился мир, чтобы появился доступ к образованию и здравоохранению.

В декабре 2011-го мне вручили награду от фонда Beyond Sport за благотворительную работу в Кот-д’Ивуаре, за старания в установлении мира и улучшение медицины. В этой области было много проблем из-за войны, и мой месседж, мои действия как спортсмена, как человека нейтрального действительно имели эффект, а награда от фонда послужила возможностью рассказать об этом более широкой аудитории.

В мае 2012-го я подключился к кампании имени Зенани Манделы, которая ставила своей целью повышение детской безопасности на дорогах в развивающихся странах. В Африке от ВИЧ и малярии умирает меньше детей, чем погибает на дорогах. Статистика кошмарная. Программу назвали в честь правнучки Нельсона Манделы, которая в 2010 году в возрасте 13 лет погибла по вине пьяного водителя. Вся семья была подавлена, а я по-прежнему поддерживал с ними связь и чувствовал, что обязан хоть как-то помочь.

В октябре 2014-го мне было доверено выступить на церемонии открытия Международного инвестиционного форума, который проводится каждый год в рамках Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД). Меня пригласили за ту работу, который я выполнял от имени своего фонда, и я был горд, когда понимал, что его название становится узнаваемым в положительном контексте.

Мероприятие было масштабным: тот форум, проводившийся в Женеве, совпал с пятидесятой годовщиной ЮНКТАД. На сцене помимо президента Швейцарии и президента ЮНКТАД присутствовал генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун. Я был довольно застенчив от возможности побыть в окружении столь внушительных персон и от того факта, что почти 400 делегатов внимательно слушали меня, пока я произносил семиминутную речь.

Я написал её сам, отправил другу, он проверил, кое-что поправил, кое-что добавил. Но ключевые моменты всё равно определял я, и в этом не было ничего сложного, поскольку я твёрдо верил в то, о чём говорил, и сильно переживал за своё дело. В первую очередь я рассказал о том, как сильно Африке требуется предпринимательство и инвестиции для самообеспечивающегося развития. Затем перешёл к особенностям своей страны: большой потенциал в области сельского хозяйства, индустриального производства, сферы услуг и горного дела; молодое население, половину которого составляют люди младше 20 лет. Я поделился планами фонда по улучшению здравоохранения и образования, поведал о том, как мы намеревались повысить потенциальный заработок деревенских женщин с помощью развития специальных схем в сельском хозяйстве, благодаря которым у них появится возможность получать кое-какие деньги за свой труд. Разумеется, это лишь капля в море, ещё многое должно быть сделано, но с чего-то надо начинать.

Я очень волновался, но, кажется, смог донести свои мысли до присутствовавших. В ближайшие годы надеюсь продолжать разъяснительную работу с публикой. Мне это нравится, и я уже привык к подобным вещам после многих лет капитанства в национальной сборной. В Африке эта роль подразумевает многие протокольные обязанности, включая произнесение речей. Допустим, к нам нередко на ланч заходил министр, и после того как выступал глава футбольной федерации, несколько слов должен был сказать и я. И пусть поначалу это казалось для меня мукой и я очень боялся, в итоге всё же удалось приноровиться, и теперь я чувствую себя гораздо комфортней, когда выступаю перед другими людьми.

Также недавно я был польщён, получив за благотворительность в Африке награду под названием «Дух игры» от Barclays. Их цель – признание и вознаграждение людей, которые отстаивают истинный дух игры, и я был тронут этим. Однако моя работа в Африке основывается на желании помочь людям, особенно детям, дать им шанс на исполнение мечты. А поскольку когда ты здоров, мечтать гораздо проще, мой фонд и различные организации, в чьей деятельности я параллельно принимаю участие, нацелены на улучшение здравоохранения.

Как и в других случаях, вышеописанный опыт научил меня считать свой голос мощной силой, катализатором изменений; научил понимать, что я могу служить для других положительным примером. Я очень серьёзно отношусь к роли посла, мне это нравится, и я надеюсь в будущем получить ещё больше возможностей высказаться публично о проблемах, окутывающих мою страну и мой континент, которые столь дороги моему сердцу.

Глава 23. Куда теперь?

Я до сих пор поражаюсь тому, как повернулась моя жизнь. Да, всегда хотел быть футболистом, но не ожидал дойти до такой стадии, когда узнают на улицах, куда бы ты ни шёл. Я простой человек, не думаю, что изменился как личность – скорее адаптировался к определённым ситуациям. Некоторые говорили, якобы я изменился, но порой меняешься не ты, а как тебя воспринимают. Ряд людей держат в голове стереотип, в соответствии с которым я должен – в их представлении – себя вести.

В Кот-д’Ивуаре моя популярность на таком уровне, что люди не осознают её масштабов, пока не увидят вживую. Например, иногда женщины подходят и говорят: «У меня родился сын, и я назвала его Дрогба». Не Дидье, а именно Дрогба. Это безумие, зато теперь я понимаю, какое влияние оказывал на людей, просто забивая голы.

Порой задумываюсь: «Почему я? Почему всё это произошло именно со мной?» Я верю в судьбу и глубоко верю в бога. Я искренне полагаю, что он поместил меня на Землю и сказал: «Ты должен отплатить за это, ты должен что-то жертвовать для других». Футбол дал мне многое, однако теперь я вижу, что в первую очередь он дал мне высшую цель. Он дал мне возможность помогать другим с помощью своей известности. Он ведёт меня по жизни: спорт был для меня способом помочь другим, и в будущем я буду продолжать использовать его с этой же целью.

Хотя я больше не играю за «Челси», всё равно очень надеюсь, что однажды вернусь туда в иной роли. За несколько дней до последней игры сезона 2014/15 у нас с главным тренером и другими представителями клуба состоялась встреча, и они сказали: «Ты должен поддерживать связь с клубом, тебе нельзя исчезнуть просто так. Ты часть его истории. Мы уважаем твоё желание продолжать играть, наслаждаться футболом, но как только ты решишь закончить, возвращайся». Было бы идеально в будущем представлять «Челси» в паре с Фрэнком. Это стало бы логическим исходом для нашей связки.

С течением времени я всё лучше узнавал мистера Абрамовича, и он вечно меня впечатлял. Он по-прежнему простой, скромный человек, который любит и понимает футбол. Мы неоднократно завтракали вместе, ему нравится знать, что чувствуют игроки, как дела в команде. Он очень закрытый, поэтому я умышленно не говорил о нём слишком много, ибо не думал, что имею на это право. Но мы здорово понимаем друг друга, и я считаю его человеком чести, а наши тёплые отношения – значимой привилегией.

Плюс Жозе Моуринью – с ним у нас особая связь, как я уже и говорил. Он привёл меня в клуб, он привёл меня в клуб повторно, причём не просто повспоминать о былом, а потому что утверждал, что я могу помочь команде. Он всегда помогал верить в себя. Это потому что он отличается от всех остальных тренеров. Большинство из них, приходя в новый клуб, скажут: «Я постараюсь победить, но это будет сложно». Жозе говорит: «Я здесь, чтобы побеждать». Это отражается на игроках, которые постепенно проникаются его менталитетом. Аналогичное произошло со мной, и я всегда буду ему благодарен за всё, что он дал мне как игроку.

Я знаю, что это правильное решение – насладиться ещё одним приключением, прежде чем вешать бутсы, – так как я чувствовал желание играть, пока могу.

Я наслаждался жизнью во всех местах, куда меня заносила жизнь, будь это Англия, Франция, Африка, Китай, Турция или вот теперь Монреаль. Я смакую новый вызов – игру в МЛС, поскольку до сих пор остаюсь амбициозным футболистом и счастлив узнать кое-что новое, где бы мне ни приходилось жить.

Я надеюсь вернуться в «Челси» по окончании карьеры, но сейчас я занимаюсь тем, чем хотел, – получаю удовольствие от последних лет в качестве игрока. Я был рад летом 2015-го присоединиться к «Монреалю Импакт» и ещё больше радовался, отметившись хет-триком при первом появлении в стартовом составе. После десяти игр на моём счету девять голов – планка, какую будет непросто удержать. Впрочем, я реалист. Знаю, что уже не тот, кем был пять лет назад, но читаю игру лучше, чем 21-летний.

В идеале, тем не менее, вижу своё будущее в Англии, оно связано с «Челси», но я также страстно хочу, чтобы мой фонд вырос в нечто большее. На самом деле мне хочется, чтобы он становился всё меньше и меньше, это будет означать, что мы живём в лучшем мире, где никакого фонда не требуется. Но нужно быть реалистом: пока этого не произойдёт, хочется, чтобы фонд существовал и помогал другим.

Я не идеален и хорошо это знаю, но стараюсь держаться на земле и помнить, откуда я родом. Я начал с минус ничего, так что всё, что имею сейчас, – это большой плюс. Мне известно, какой хрупкой может быть жизнь, как быстро всё порой меняется, поэтому каким бы статусом я ни обладал в глазах окружающих, какой бы славы и денег ни заработал, для меня сейчас важно то, как я пользуюсь всем этим. Моё привилегированное положение – возможность что-то отдать в этой жизни взамен, пожертвовать и оставить свой след на Земле.

Думаю, мне удалось оставить след в футболе. Этого у меня никто не отнимет. Однако я надеюсь, что в будущем люди будут говорить: «Он был хорошим игроком, но у него ещё и мозги были на месте и он мог использовать их и для других вещей». Обычно я не люблю распространяться на тему того, чем я занимаюсь, но в нынешнем положении осознаю, что должен это делать, так как чувствую, что это имеет значение.

Мы с женой воспитываем своих детей так, что в будущем они захотят быть вовлечёнными в работу фонда и помогать людям. Это наша надежда. Им повезло, у них есть всё, что они хотят, поэтому на них тоже лежит ответственность отдать что-то взамен. Для меня наследие создаётся именно таким путём, и это наилучшее наследие из возможных.

Однажды я покину этот мир. И если в тот день моя семья продолжит мою работу, работу, которую начал я, то думаю, что умру счастливым человеком.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Мой выбор лучших

Мой выбор строится не на схеме 4-3-3, это мой топ 5-3-3. Список лучших игроков и моментов моей карьеры, в основном в «Челси». Как и с любым списком, здесь тяжело сделать решающий выбор, и каждый я мог составить по-разному. В общем, здесь наиболее памятные моменты, по крайней мере для меня.

Мои 5 лучших «игроков» «Челси»:

1. Роман Абрамович, так как без него мы бы не достигли то, что нам удалось.

2. Жозе, потому что если бы не он, я бы мог никогда не попасть в «Челси». Он к тому же изменил жизнь моей семьи.

3. ДжейТи, Фрэнк Лэмпард и Петр Чех. Не то чтобы они равны между собой, скорее их надо воспринимать как единое целое.

4. Клод Макелеле – потрясающий друг с момента моего прибытия и в равной степени потрясающий командный игрок.

5. Фанаты – они, попросту говоря, неотъемлемая часть.

Мои 5 лучших «игроков» не из «Челси»:

1. Карлес Пуйоль – жёсткий защитник, но джентльмен, настоящий джентльмен.

2. Аруна Диндан – нападающий Кот-д'Ивуара, который кормил меня обилием передач. У нас была отличная связка.

3. Лионель Месси, потом что он один такой.

4. Рио Фердинанд и Неманья Видич как единое целое, потому что против них было сложней всего играть. Чтобы забить гол против них, нужно было просыпаться очень рано!

5. Вся «Бавария» образца 2012 год, ибо в том сезоне они были чертовски хороши.

Мои 3 момента с «Челси» (очень тяжёлый выбор!):

1. Ну, разумеется, выигрыш Лиги чемпионов в 2012-ом.

2. Победа в Премьер-лиге в 2010-ом.

3. Все голы, забитые мною на «Уэмбли» – это порядочно!

Подписывайтесь на Dynamo.kiev.ua в Telegram: @dynamo_kiev_ua! Только самые горячие новости